Страж

— Хватит! — закричал он.

Призыв барда был воспринят дерущимися с явным облегчением. Противники с трудом выбрались на берег — каждый на свой, — при этом неловко отвергая благонамеренные попытки своих верных колесничих оказать им помощь.

В эту ночь они спали в разных местах, хотя и проявили заботу друг о друге, обмениваясь едой и лекарственными травами. Что-то изменилось. Они дрались до полного изнеможения, получили по дюжине ран, каждая из которых вывела бы из строя обычного человека, и все равно продолжали бой. Было видно, что они дрались как обреченные, механически, не думая о том, что делают. Так дальше продолжаться не могло. В любом случае, завтра это должно было чем-то закончиться.

Ночь выдалась холодной, и я никак не мог заснуть. Герои выпили травяные настои, которые должны были помочь им отдохнуть и, по возможности, восстановиться после безумного дня, но Кухулин все равно стонал во сне и постоянно ворочался. Один раз он даже закричал. Я не уверен, но мне показалось, что он звал жену.

Оуэн, который не мог ни спать, ни лежать, не находя себе места, бродил где-то поблизости. Разговор между нами не клеился, поэтому он решил побыть в одиночестве, тем более, что ему нужно было сочинять песню. Он сообщил, что к рассвету вернется.

Рассвет пришел неожиданно, как и предыдущий. Было холодно и сыро от росы. Первый луч солнца пронзил кроны деревьев, заставляя кору светиться золотом и серебром. Я соскользнул со ствола дерева, на котором спал, и встрепенулся, охнув от неожиданности. Кухулин мгновенно проснулся. Он сел и поморщился от боли. Мы оба уставились на противоположную сторону речки. Фердия уже стоял там, полностью одетый для боя. Кухулин выругался, гневно взглянув на меня, и отбросил одеяло. Я попытался помочь ему подняться на ноги, но он посмотрел на меня, дико вращая глазами, так что я сразу убрал руки. Мне кажется, он даже не соображал, кто я такой. Я отошел подальше и взобрался на камень, решив занять позицию стороннего наблюдателя.

Через несколько минут противники снова сошлись лицом к лицу. Возникла пауза. Они оба знали, что этот день должен был стать решающим. Кухулин стукнул древком копья о свой шлем, выказывая этим уважение к противнику. Фердия сделал то же самое. Когда он поднимал руку, полы плаща приоткрылись, и я увидел на его животе огромный плоский камень, привязанный к туловищу ремнями и придавленный по краям доспехами. Фердия хорошо подготовился к бою. Я хотел предупредить Кухулина, но они уже брели по воде навстречу друг другу. Впрочем, о чем я мог его предупредить? О том, что Фердия привязал к своему животу тяжеленный камень?

Первый удар бойцы нанесли одновременно, с размаху опустив тяжелые мечи, которые, задев края щитов, сомкнулись, издавая металлический скрежет. Щиты с грохотом столкнулись, словно две деревянные волны, и бой снова продолжился.

Оба героя не выглядели усталыми, словно они отдыхали не одну неделю. Кухулин одновременно находился везде — только что я видел, как он, твердо упершись ногами в дно, обменивался с Фердией ударами щитов, а в следующее мгновение, вывернувшись в воздухе в «прыжке лосося», он оказывался позади Фердии и опускал меч на его незащищенную спину. Однако Фердия был почти так же быстр, так же полон решимости и так же опытен в смертельной игре. Бой шел с переменным успехом. Кровь струилась по их ногам, словно красный воск по свечам, окрашивая бурлившую вокруг них воду. Кухулин был быстрее, ловчее, но Фердия был сильнее и защищался умело и изобретательно, поэтому никому из них не удавалось добиться решающего преимущества. Солнце стояло высоко в небе. Было похоже, что они будут рубиться весь день, пока от них не останется ничего, кроме двух рук с зажатыми мечами, все еще продолжающих полосовать друг друга.

Краем глаза я заметил кружащего над головой большого черного ворона, но, взглянув вверх, не обнаружил птицу.

То, что случилось в следующее мгновение, произошло очень быстро, и я даже не успел ничего понять. Что-то я успел увидеть сам, что-то потом рассказал Кухулин, а полную картину описал позднее Оуэн, расцветив ее красочными подробностями. Я так часто слышал эту историю и так часто прокручивал ее в своем воображении, что путаюсь, откуда мне известно о том или ином эпизоде, а также что из этого правда, а что — порождение фантазии. Иногда я мысленно пытаюсь разобраться в этом, но, по большей части, стараюсь вообще не думать о случившемся, опасаясь лишней головной боли.

Кухулин споткнулся. В этот момент на него обрушился тяжелый удар Фердии, и Кухулин опустился на одно колено, заваливаясь набок, в результате чего его рука, державшая меч, ища опору, оказалась под водой. Фердия решил воспользоваться ситуацией и с ревом прыгнул на Кухулина. Они оба грохнулись в воду, поднимая фонтаны брызг. Через мгновение Фердия уже вскочил и уперся коленом в спину Кухулина, нажимая всем весом утяжеленного камнем тела. Его огромные руки держали голову противника под водой, вдавливая лицо Кухулина в каменистое дно. Я увидел, что Кухулин захлебывается, его руки молотили воду рядом с ногами Фердии, ноги бились о дно, взбивая пену. Фердия был безжалостен. Его лицо стало бордовым от усилий, мышцы рук чудовищно вздулись, чуть не лопаясь, однако он продолжал держать голову Кухулина под водой, вжимая ее в речную гальку.

Все это происходило, как мне казалось, в абсолютной тишине. Даже быстрые воды ручья не издавали ни звука. Наконец Кухулин перестал шевелиться. Фердия не отпускал его, соединив возможности каждой мышцы своего тела в едином усилии. Его руки замерли, словно окаменев, а рот шевелился, бормоча беззвучные ругательства, поскольку у него не хватало дыхания, чтобы их прокричать. Он продолжал вдавливать лицо Кухулина в каменистое дно, продолжал держать его голову под водой, вцепившись пальцами в перепутанные темные волосы. Потом до него начало постепенно доходить, что Кухулин больше не шевелится. Он чуть ослабил свои усилия, не веря до конца в то, что это действительно так.

Свет на мгновение померк, словно что-то огромное на чудовищной скорости пронеслось над нашими головами. Какое-то мгновение я был уверен, что началось землетрясение. Фердия затрясся, глаза его расширились, он схватил разинутым ртом воздух и заорал, а потом изо всех сил надавил на лежавшее под ним тело.

Ручей словно взорвался, как будто что-то лопнуло в земле, прямо под их телами. Вверх взметнулся фонтан шипящей воды, закрыв обоих противников. Струи обрушились на Фердию, скатываясь по спине, кружась вокруг него прозрачными вихрями, будто в воде забились в схватке огромные змеи.

Черный провал.

У меня возникло такое ощущение, будто у меня украли минуту жизни. Я заморгал и посмотрел на свою поднятую руку. Мгновение назад я швырнул в воду зазубренное копье Гай Болга, словно повинуясь невысказанной просьбе. Оно поплыло вниз по течению к вытянутой вперед неподвижной руке Кухулина. Фердия ничего не заметил. Он полностью сосредоточился на том, чтобы удерживать под водой голову Кухулина. Когда копье Гай Болга проплывало между пальцами Кухулина, я заметил, что огромный гарпун дрогнул, словно от наслаждения. Пальцы Кухулина сомкнулись на его шершавом древке.

И тогда он пошевелился.

Фердия почувствовал дрожь его мышц. Изрыгая проклятия, он отпрыгнул назад, почти вовремя, но плащ запутался в его ногах, и с этого момента он был уже обречен.

Кухулин вырос из воды, словно вздымался из-под земли. Его лицо было сплошной кровавой маской. Вокруг головы пылал ореол с зазубренными краями, и казалось, что из земли вырвался голубой огонь, превративший его фигуру в нечто извивающееся, нечеловеческое. Не прерывая движения, Кухулин повернулся вокруг своей оси, отбивая меч Фердии, и вонзил ему в живот огромный гарпун, направляя его под углом прямо в сердце противника. Копье прошло между руками Фердии и врезалось в самую середину плоского камня, защищавшего его живот. От центра камня с шипением жира, попавшего на раскаленный металл, разбежались с дюжину серебристых трещин. Гарпун пронзил расколотый камень и рассек находившуюся под ним куртку с роговыми пластинами, с радостным свистом проникая в живот Фердии.