Гнёт. Книга 2. В битве великой

Заехали в канцелярию начальника охраны города. Там, как обычно, горел свет. В кабинете сидел Цируль со своим заместителем Лугиным.

Поздоровавшись, Вотинцев спросил:

— Чем ты занят, Ян?

Посылаю патрули. Сейчас приедет Вульф. Он узнал о выступлении белогвардейцев, надо быть готовыми.

Рокоча мотором, у крыльца остановилась машина. Вошёл Финкельштейн.

— Здравствуйте, товарищи! Осипов просит помощи. Едем! — проговорил он решительно.

— Едем, конечно, — задумчиво ответил Фигельский. — Придётся ехать…

Все пошли к автомобилям, начали рассаживаться. Вдруг Цируль вернулся.

— Поезжай, Лугин. Я хочу подождать высланный караул…

Исполнительный Лугин торопливо пристегнул к ремню оружие и направился к автомобилю.

Машины двинулись.

В военном штабе Второго полка шумно. Прибывший по вызову Осипова сводный полк разместился во дворе. Солдаты возбуждены. К ним то и дело выходит адъютант военного комиссара Бот и угощает вином.

— Погрейтесь, ребята!

В здании много штатских. Они трутся среди военных, вступают в разговоры, раздаются шутки, смех. И почти все поглядывают на закрытую дверь. Там заседает со своим штабом Осипов. Иногда дверь распахивается, выскочивший офицер в погонах и при шашке проносится мимо.

Сам Осипов, уже опьяневший, сидит за столом и выслушивает донесения.

— Сейчас прибудут большевики, прикажете привести к вам? — щёлкая шпорами, спрашивает Бот.

Осипов машет рукой:

— Арестовать!

Потом встаёт, оглядывается. Тихо. Все молчат и с напряжением смотрят в окно. Во дворе слышится сигнал клаксона, шуршанье шин, потом ясный, звонкий голос Вотинцева: "Товарищи! Именем Центрального Исполнительного Коми…" Глухой удар. Вбегает Бот. Осипов встревоженно смотрит на него:

— Убили?

— Нет. Оглушили только… Прикладом. Разъярилось солдатьё. Насилу унял.

— Где они?

— Заперли в казарму. Приставили часовых.

Бот подходит к столу, наливает стакан коньяку и заботливо подносит Осипову. Тот жадно пьёт и опускается на стул.

Человек в пальто с рыжим воротником, уже несколько часов наблюдающий за всем, что происходит в штабе, спрашивает:

— Все доставлены по списку?

— Главные сами явились. Остальных вылавливаем, — докладывает Бот.

— Не упустите этих, — человек говорит медленно, с трудом выговаривая русские слова, — ни один не должен выйти отсюда.

— Не беспокойтесь. Всё будет сделано без шума.

— Адъютант! — слышится злой окрик Осипова.

Бот быстро подходит, вытягивается.

— Почему не вижу рабочих?..

— Рабочие в мастерских митингуют, — с чуть заметной иронией отвечает Бот. — Утром пришлют делегацию.

— Хорошо…

Осипов опускает голову на ладони. Стискивает зубы. Его бьёт нервная дрожь. Ему страшно…

Суровая январская стужа сковала Москву.

В общежитии полпредства царил холод. Голятовский и Теодорович ходили по комнате, пытаясь дыханием согреть озябшие руки.

Прозвучал звонок. Голятовский бросился к телефону.

— Да! Слушаю. Немедленно?.. Хорошо, выезжаем с Теодоровичем, остальных нет, ушли… Нет, дожидаться не будем…

— Что случилось, Казик?

— Звонила Фотиева. Нас немедленно вызывает Ленин…

— Едем. Хотя неудобно без нашего председателя.

— Но Ленин ждать не может. Скорее.

Едва они вошли в приёмную, как Фотиева пригласила их в кабинет. Там, кроме Ленина, сидел Свердлов.

Владимир Ильич поздоровался и заговорил встревоженно:

— Товарищи, у вас в Ташкенте что-то неблагополучно. Третий день нет связи, а сейчас мы получили телеграмму за подписью товарища Казакова: — "Слушайте нас через каждые три часа", — и больше никаких сведений не имеем. Связи нет. Нужно установить дежурство на радиостанции и попытаться обязательно связаться с Ташкентом, выяснить положение.

Свердлов протянул листок Голятовскому:

— Вот пропуск на радиостанцию.

Рука Степана вздрагивала от волнения:

— Неужели?

— Не будем гадать, — ответил Свердлов. — Постарайтесь добиться связи с Ташкентом…

На радиостанции выяснили, что связь с Ташкентом всё ещё не налажена. Слушают непрерывно. На дежурство встал Голятовский. Ему не повезло. Ночь прошла без всяких результатов. Днём эфир безмолвствовал, вернее, дневные шумы мешали работе. На следующую ночь дежурил Степан. Время шло, а Ташкент по-прежнему не отвечал на позывные. Наконец поздно ночью пришла телеграмма от Казакова. В ней сообщалось о мятеже, поднятом Осиповым, о создании революционного комитета, о гибели четырнадцати комиссаров, предательски расстрелянных во Втором полку. Телеграмма заканчивалась словами: "Мятеж подавлен. Советская власть восстановлена".

Степан немедленно позвонил в "Метрополь" к Свердлову:

— Яков Михайлович! Из Ташкента поступило чрезвычайное сообщение. Говорит Теодорович. Да, с радиостанции. Дежурил, только что сумели наладить связь.

— Немедленно приезжайте ко мне, — поторопил Свердлов. — Жду вас.

Свердлов встретил Степана у входа:

— Поехали в Кремль. По дороге расскажете.

Ленина они застали в кабинете. Не ожидая вопроса, Свердлов рассказал всё, что узнал от Теодоровича.

Владимир Ильич видел, как взволнован Степан. Вышел из-за стола, шагнул к нему:

— Успокойтесь, товарищ. Мы понимаем — тяжело вам… И нам тоже очень тяжело. Но могло быть гораздо хуже, если бы туркестанские товарищи не подавили эту предательскую авантюру. Ведь Туркреспублика находится в кольце контрреволюции. — Помолчав, Владимир Ильич спросил: — А кто такой Осипов?

Степан рассказал. Ленин внимательно выслушал и произнёс в раздумье:

— Да! Как видно допустили ошибку. Плохо проверяли людей… в результате такая расплата.

— На будущее урок, хотя и очень тяжёлый, — пока" чал головой Свердлов.

— А кто такой Казаков и другие члены революционного комитета? — поинтересовался Владимир Ильич.

— Все они большевики — рабочие железнодорожных мастерских. Ещё до революции вели работу. Были в ссылке, а в Октябрьские дни сражались за Советскую власть, — горячо рассказывал Степан.

— Ну, что же, это хорошо, — сказал Ленин. — Теперь главное — сплочение сил. Вам, товарищ Теодорович, и вашим товарищам нужно как можно скорее пробраться в Ташкент. Необходимо объединить усилия для нанесения решающего удара по врагу. Впереди ещё борьба. И трудная борьба…

Глава двадцать первая

ДЕВЯТЫЙ ВАЛ

Ещё в дни войны Главные железнодорожные мастерские были переоборудованы в военные заводы, изготовлявшие снаряды и патроны. Здесь установили военную дисциплину, завели особый порядок. Царское правительство стремилось ввести систему, при которой не могли бы проявить себя революционные настроения рабочих. Но бунтарский дух продолжал жить в цехах, несмотря на строгий надзор и репрессии. Работали подпольные группы, распространялась нелегальная литература, росла, усиливая своё влияние на рабочих, большевистская организация.

С прибытием карателя Коровиченко заводы превратились в оплот революции. Рабочие создали отряды Красной гвардии, под руководством большевиков начали подготовку к вооружённому восстанию. В мастерские шёл, как в надёжное укрытие, городской пролетариат, спасаясь от карателей. Шли к "туртынчи" [53] (большевикам) кустари и ремесленники старого города, спешили на клич: "Долой воину! Вся власть Советам!"