Два света

Видя, в каком состоянии Юлиан вышел из залы, Алексей сейчас же отправился за ним и сказал:

— Я знаю все! У тебя не достало сил и смелости бороться за собственное счастье и поссориться со светом. Теперь старайся хладнокровно и мужественно перенести необходимые страдания… Не избегай их, стой твердо.

— Ты прекрасный советник, — сердито воскликнул Юлиан, — потому что сам холоден как гранит и построил свою жизнь так, что она всегда идет регулярно, точно английские часы… Пожалуйста, оставь свои наставления и забудь обо мне.

В эту минуту вошел президент, издали наблюдавший за молодыми людьми. Он считал неудобным оставлять Юлиана наедине с Алексеем и давать тому возможность иметь влияние на образ мыслей племянника. С веселой улыбкой он еще на пороге сказал Юлиану:

— Вот у нас готовится свадьба! Ты уже должен знать, что Юстин женится на Поле. Я чрезвычайно рад этому, потому что невозможно подобрать лучшей пары. Живая и горячая Поля прекрасно поступает, что идет за слепого Гомера… по крайней мере, он не будет видеть ее прихотей, в которых у нее, конечно, не будет недостатка. Надобно, однако, нам что-нибудь сделать для Поли, если дядя Атаназий дает им Горы.

— Без сомнения, — проговорил Юлиан в замешательстве. — Анна распорядится этим…

— Она уже говорила мне о приданом — это само собой, но, может быть, еще не мешало бы дать ей каких-нибудь пять сот дукатов на булавки…

— Если только она примет…

— Об этом не беспокойся! Но дело повернулось так горячо, что мы не успели даже заметить, как они влюбились, дали друг другу слово, условились и через две недели назначили свадьбу… Если бы тебе удалось так же скоро сладить с панною Гиреевич!

— Мне никогда и ничто не удастся, милый дядюшка! — воскликнул Юлиан, взглянув на выходившего Алексея.

— Откуда же явилось в тебе такое сомнение?

— Это одно предчувствие!

— Если предчувствие, так, значит, вздор. Перестань набивать голову подобными пустяками. Любовь Поли и Юстина, право, не стоит того, чтобы завидовать ей — и я отнюдь не желаю тебе подобного счастья. А если, в самом деле, они возбуждают в тебе зависть, так ведь ты тоже всегда можешь завязать где-нибудь интрижку и покончить ее, когда надоест… Да отчего бы не попытать счастья хоть бы даже с Полей: ведь через несколько месяцев поэт, конечно, надоест ей, и она с радостью улыбнется тебе… Ты, милый Юлиан, должен быть откровенен со стариком-дядей, потому что он второй отец твой… Мне кажется, что ты питал маленькую симпатию к Поле. Да тут и нет ничего удивительного. Девушка хорошенькая, головка умная, талантов много, сердце пламенное, вы жили вместе… Но для тебя все-таки большое счастье, что Юстин берет ее.

Юлиан покраснел.

— Стыдиться тут нечего. Я рад, что первый огонь погас в тебе: il faut que jeunesse se passe. Может быть, тебе неприятно будет видеть ее в объятиях другого, но, по всей вероятности, ты никогда не думал жениться на Поле и держать любовницу перед глазами Анны, да еще сироту, воспитанную в вашем доме, как будто для того, чтобы она служила для тебя предметом страсти… Затем все устроилось, как нельзя лучше: ты пожалеешь, повздыхаешь и забудешь ее, а если бы, со временем, вы вспомнили прежнее… ну!..

Президент расхохотался и начал приглаживать голову с самыми комическими жестами.

— Но поговорим о чем-нибудь другом… Я уверен, что ты так горячо принял к сердцу теперешнее дело только вследствие советов этого глупого Алексея… Сказать правду, я терпеть не могу его, и хоть сам старался заманить его в Карлин, но вижу теперь, что сделал глупость. Он внушает вам фальшивые понятия, овладел образом мыслей твоим и Анны, привязал к себе Эмилия так, что бедный не может жить без него. Где ни ступишь — везде видно его влияние… А добросовестный человек никогда не домогается подобного веса и влияния в чужом доме: все это подозрительно для меня… Вероятно, у него есть какие-нибудь планы и цели…

— Он очень предан нам, — заметил Юлиан, — и если вы обратите, дядюшка, внимание на его действия, вы не заметите в них ни малейших следов личного интереса.

— Это показывает только, что он умен — и больше ничего… Но для меня подобное качество представляется еще более опасным — и я хотел бы избавиться от Дробицкого… Он интриган!.. Да кроме того, он не нравится мне еще и потому, что всегда ставит себя как бы наравне с нами: с тобой хочет быть запанибрата, осмеливается приближаться к Анне, а ко мне — хоть и выражает уважение, но не такое, каким обязан наемник своему господину.

— Милый дядюшка, — перебил Юлиан, — не забывайте, что он товарищ и друг мой, что нас связывают старые и короткие отношения.

— Все это прекрасно, только я могу переносить короткость от людей равных мне, и скажу тебе прямо, что хочу удалить Дробицкого.

— Это не так легко, — произнес Юлиан. — Какую вы найдете причину?.. Даже Анна… надо бы спросить ее.

— Я и не сделаю ничего без нее, — перебил Карлинский. — Посоветуемся, придумаем и вежливо расстанемся с ним: для меня Дробицкий — существо антипатическое… я даже полагаю, что и тебе он уже начинает быть в тягость… только ты не признаешься в этом…

— Мне? Я люблю Алексея! — воскликнул Юлиан. — Мы так много обязаны ему…

— Всегда помни, — строго перебил дядя, — что если подобные люди делают какое-либо одолжение, то им обыкновенно платят… так и мы заплатим Дробицкому…

— А если это долги сердца?

— Самое лучшее за все платить звонкой монетой.

Этим кончился разговор, после которого президент пошел к Анне.

Здесь ему гораздо труднее было приступить к делу. Уважая невинность чистой души и так называемые женские права, президент не мог высказать Анне, как высказал Юлиану, что именно он имеет против Алексея и в каком отношении опасается его. Ему необходимо было найти другие благовидные причины и основаться на других заключениях. Но старик недолго думал. Он желал возможного счастья своим детям, искренно заботился о них и если понимал их благополучие по-своему и фальшиво, то нельзя обвинять его за это.

Затем он начал похвалами Алексею и сказал Анне:

— Какой он благородный и бескорыстный человек! Чем больше я узнаю, тем выше ценю его.

— О, правда, милый дядюшка! Иногда он бывает груб и упрям, зато всегда справедлив и честен.

— Душевно жаль, что этих свойств недостаточно для составления полного идеала управляющего и доверенного.

— Значит, милый дядюшка, вы находите в нем какой-нибудь недостаток?

— Решительно никакого! Напротив, я удивляюсь его усердию и деятельности, но хотел бы видеть более счастливые результаты, каких, верно, достиг бы на его месте другой человек, не столь мягкий и честный и глубже вникающий в сущность дела. Поэзия и хозяйство очень разногласят между собой.

— Но он практический человек.

— Не совсем, милая Анна, не совсем! Собственно об этом мы только что рассуждали с Юлианом.

— И брат замечает этот недостаток?

— Да!.. Жаль потерять такого честного человека, а между тем…

Анна испугалась и, с выражением беспокойства встав с места, воскликнула:

— Милый дядюшка! Не ошибаетесь ли вы? Чрезмерно заботясь о нашем счастье, вы, вероятно, хотите сделать для нас больше, нежели возможно, только подумайте, что, желая лучшего, мы можем потерять и то, что имеем…

— Как вижу, ты очень расположена к Дробицкому! — сказал, смеясь, Карлинский.

— От всего сердца… и не думаю, чтобы избыток благородства составлял грех, а Дробицкий, если виноват, так разве одним этим свойством.

Президент с улыбкой поцеловал племянницу в голову и прекратил разговор, предоставляя исполнение своего намерения дальнейшему ходу времени и обстоятельствам.

Наступил день свадьбы Поли. Казалось, сирота свыклась со своим положением: по крайней мере, она сделалась по-прежнему весела, но принужденные вспышки ее отравлялись горькой иронией, невольно выражавшейся в каждом слове. Бедная девушка не могла вообразить своей жизни за границами Карлина, а, между тем, хотела и должна была оставить его, как можно скорее.