Велиная княгиня. Анна Романовна

И закричал Владимир душевно: да что же это за боги, ежели нет в них милосердия к страдающим от насилия и зла! Ежели они попустительствуют ему! А было же ему, великому князю, множество знаков от другого истинно милосердного Бога, когда он покушался на честь и достоинство христианок. Забыл он те уроки, думал, что великому всё прощается. Ан нет, и это доказало последнее содеянное им зло, когда он задумал отнять невинность у блаженной девы Фениты. О, этого урока ему не забыть, до исхода судьбы врубился в память!

«Но чем же искупить вину? Каким подвигом смыть пятно позора? » - спрашивал Владимир с мольбой и болью в груди.

И ответ нашелся. Его принесло воспоминание о бабушке Ольге. Сколько коварства и жестокости было в её натуре, пока пребывала в язычестве. С легким сердцем и хитрой усмешкой на лице она закапывала молящих о пощаде безвинных людей в землю. Как добросердая госпожа приглашала гостей и послов в баню, там сжигала их живьем. Её воины заманивали врагов в ловушки и убивали, как скот. Да было и такое, когда с помощью священных голубей сожгла город, не пощадив ни детей, ни стариков.

Но десять лет чинимых злодеяний канули в Лету, лишь только великая княгиня пришла в лоно православной христианской церкви. Всевышний дал ей время и возможность искупить грехи язычества исполнением многих богоугодных дел. Может, они и не покрыли всех её злодеяний, но искренняя вера во Всемогущего Господа Бога, в Святую Божью Матерь и покаяния, к коим не раз прибегала Ольга, очистили её душу от скверны, и она умерла с улыбкой блаженства на устах. Сие Владимиру было дано узреть, когда её нетленное тело переносили из могилы в княжескую усыпальницу в селе Берестове.

Князь Владимир почувствовал облегчение. И глаза у него уже не так болели, и страдания душевные источались. Теперь осталось сделать последний и отнюдь не самый трудный шаг. Он ощутил, что где-то рядом ждет этого шага царевна Анна. Он не видел её лица, не знал, красива она или нет, но твердо поверил в то, что у неё прекрасная душа. С таким человеком можно прожить долгую и счастливую жизнь, творя добро своему народу.

Вдруг на этом высоком порыве столь отрадных размышлений в дверь опочивальни требовательно застучали, как будто ломились в покой не великого князя, а недостойного человека и татя. В душе Владимира будто ветром смело все благие намерения, и она опалилась гневом: кто посмел тревожить его одиночество! Владимир шагнул к двери, рука потянулась к мечу. Он откинул засов и распахнул дверь.

- Ну?! - гневно крикнул он.

- Не гневайся, князь-батюшка, - услышал он голос Добрыни. - Мы многажды стучали в дверь и пришли в смятение, нас обуял страх.

Князь молча отошел в глубину покоя, отвернулся к стене, потому как услышал дыхание многих людей, которые входили в опочивальню следом за Добрыней. В сей миг из-за спины Добрыни вышел царьградский митрополит Михаил. Он держал за руку царевну Анну. Подойдя к Владимиру и взяв его за плечо, он повернул князя к себе, положил руку на его голову и сказал властно:

- Сын мой, Господь Бог повелел мне говорить с тобой и передать его волю. Ты будешь супругом царевны Анны Багрянородной, пройдя крещение в христианскую веру. Вот Анна, вот её рука. - Митрополит взял руку царевны и тоже положил её на голову Владимира. - Я соединю ваши руки, как только свершу крещение и миропомазание. Аминь.

Владимир был готов к ответу. И всё-таки медлил произнести первое слово. Анна, стоявшая рядом с князем, внимательно всматривалась в его лицо и поняла, что никогда не видела более прекрасного человека, но не красота князя, а благородство черт княжеского лица, которое не исказил гнев, пленило её. Она вновь подумала, что князь, очистившись от язычества, обретет всё лучшее, что дал Господь этому россу, этому варвару, как не раз называл Владимира её брат Константин. Она тихо произнесла:

- Князь Владимир, клянусь именем Матери Богородицы: ты мой муж отныне и вовеки. Идем же в храм и сотворим крещение. - Анна взяла князя не за руку, ибо помнила предупреждение митрополита Михаила, а за пояс. - Двери храма для тебя открыты.

Владимир положил свою руку на плечо Анны и держал её легко, почтительно, однако не двинулся с места. В этот миг поднялось из его души то, что накопилось в ней от христианки бабушки Ольги, что пришло из благих бесед со святым старцем Григорием, и он начал про себя молиться: «Всевышний, ты узрел раба Своего. Ты шлешь ему Свою милость. Ты зовешь меня на подвиг во имя Божьей Матери и всей великой Руси. Повинуюсь Тебе, владыка на небе и на земле, принимаю крещение в христианскую веру». Помолившись, князь сказал Анне:

- Идем, Богом посланная семеюшка, - и сделал новый - земной - шаг к православию.

Митрополит Макарий тут же послал диакона в церковь Святого Василия, чтобы приготовили купель, и тот помчался исполнять волю владыки. А пока диакон бежал к храму, корсуняне узнали от него, что князь россов Владимир примет нынче крещение. Вскоре об этом знал город, и Владимирова дружина, и вся русская рать. Воины поспешили к храму, чтобы узреть обряд крещения великого князя. В одночасье главная площадь Корсуня превратилась в людское море.

Народ обернулся к дворцу Земарха и застыл в ожидании. Князь Владимир вышел из дворца правителя, держась за плечо царевны Анны. Лицо у неё было строгое, бледное. Частое дыхание выдавало её волнение, и только в глубине темно-карих глаз таилась радость: сбывалось её пророчество.

Князь Владимир «смотрел» в небо. Он уже свыкся с тем, что ослеп, что перед глазами у него лишь оранжево-голубая пелена. И хотя она была полупрозрачной, князь отличал только день от ночи, потому как к ночи пелена становилась черной. Так и шли царевна и князь на расстоянии вытянутых рук, не сближаясь.

Вся старшая княжеская дружина - семь тысяч воинов - собралась на площади, стеной подпирая храм. И воеводы были в сборе. И все воины-язычники взирали на князя с удивлением, а многие и с осуждением.

«Как так, - спрашивали они друг друга, - почему князь отрекается от нас и от своёго бога Перуна? Выходит, что ноне же будет искать себе единоверцев в дружину. А мы? » Ни у кого из ратников не было ответа на этот короткий вопрос: «А мы с кем останемся?» - и плыл над головами воинов ропот.

Князь Владимир почувствовал настроение дружины. Он потемнел ликом, потому как осознал, что по отношению ко всем, кто ходил рядом с ним в битву - будь то простой ратник или воевода, - он совершал деяние, несовместимое с честью воина-русича. Он отрекался от дружины, не спросив её согласия. Теперь он не мог молиться вместе с нею единому покровителю русских воинов - богу Перуну. И в битву дружина не пойдет за ним - Господь Бог, под крыло которого уходил князь, отрицает войну и убиение человека человеком. Владимир шел в тупик, и шаги его становились всё тяжелее. Он понял, что до храма ему не дойти, потому как его с неодолимой силой повлекло к воинам, которых он любил. Он уже готов был бежать к ним и скрыться среди них, замкнуть себя за их крепкими спинами.

Царевна Анна вовремя почувствовала состояние князя, и началось невидимое борение духа Владимира и Анны. Её маленькая девичья рука всё сильнее сжимала княжеский пояс. Её шаги стали тверже, она вела князя властно, будто утверждая, что для него нет возвратного пути. Истекая потом, Анна привела его на паперть храма, остановилась и заставила Владимира повернуться лицом к воинам. Сама же вскинула вверх руку и крикнула на родном для россиян языке:

- Русичи, князь пошел! Идите за своим князем!

Анна знала, что это боевой клич великого князя, и повторила его.

Куда делись сомнения Владимира! Анна сделала для него то, что испокон веку делали русские великие князья перед предстоящей битвой. И исчезли раздвоенность, душевное страдание - всё, что повергло князя в отчаяние перед самым порогом храма. Значимее, чем прежде, Владимир понял, что его жизнь и судьба дружины в одних - его, великокняжеских, - руках. За ним дружина должна идти в огонь и в воду, и здесь он, князь, как в битве, обязан показать пример.