Властелин Севера

Но все равно мы затаились, скорчившись под ужасным дождем, и довольно долгое время выжидали, пока я наконец не решил, что гончие вернулись в крепость. И только тогда мы продолжили путь.

Теперь нам предстояло найти колодец, и это было особенно трудной задачей. Мы снова сделали из поводьев длинную веревку, и Финан держал один ее конец, пока я рыскал, карабкаясь вверх по склону. Я ощупью искал среди деревьев, поскальзываясь в грязи и постоянно принимая их стволы за забор вокруг колодца. Веревка цеплялась за упавшие ветви, и дважды мне пришлось возвращаться, передвигать своих людей на несколько ярдов к югу и начинать поиски заново.

Я был уже близок к отчаянию, когда в очередной раз споткнулся и моя левая рука скользнула по обросшей лишайником древесине. Мне в ладонь воткнулась заноза. Я тяжело привалился к дереву и обнаружил, что это стена, а не какая-нибудь упавшая ветвь. Наконец-то я нашел палисад, защищающий колодец. Я дернул за веревку, чтобы остальные могли взобраться наверх и присоединиться ко мне.

Теперь мы снова ждали. Гром гремел дальше к северу, дождь слегка утих, и струи его падали теперь сильно и ровно. Мы скорчились, дрожа от холода, в ожидании первого намека на рассвет. Я опасался, что в такую погоду у Кьяртана не возникнет нужды посылать кого-нибудь к колодцу, он вполне сможет обойтись водой, собранной в дождевые бочки.

Вот так мы и встретили новый день.

Человеку постоянно требуется вода: чтобы готовить, бриться, мыться, стирать, пить самому и поить животных. И в те полные изнурительного труда часы, что я провел, налегая на весла на корабле Сверри, я часто вспоминал рассказ Ситрика о том, что колодцы Дунхолма находятся снаружи палисада крепости, а значит, Кьяртан вынужден каждое утро открывать городские ворота. Если же он откроет ворота, мы сможем проникнуть в неприступную крепость. Таков был мой план, и, если он сейчас не сработает, мы все погибнем.

— Сколько женщин обычно ходит за водой? — тихо спросил я у Ситрика.

— Наверное, десять, мой господин, — предположил он.

Я всмотрелся туда, где виднелся край палисада, но разглядел лишь мерцающий свет костров над вершиной укреплений. По моим прикидкам, колодец отделяло от стены двадцать шагов. Не очень много, но эти двадцать шагов нам надо пройти по крутому склону холма.

— А городские ворота охраняются? — спросил я.

Я уже знал, каким будет ответ, потому что задавал этот вопрос раньше, но сейчас, в темноте, в преддверии того, что нам предстояло сделать, я черпал утешение в разговорах.

— Обычно там стояли двое или трое часовых, когда я там жил, мой господин.

«Надеюсь, эти часовые будут дремать, — подумала, — ибо ночь выдалась тревожная».

Они откроют ворота, наблюдая за выходящими женщинами, а потом прислонятся к стене и будут мечтать о своих женщинах. С другой стороны, даже одного бдительного караульного на стене окажется вполне достаточно, чтобы нам помешать.

Я знал, что здесь, с восточного края стены, нет бойцовой площадки, зато тут имелись уступы, на которые мог встать часовой. Поэтому я беспокоился, пытаясь просчитать все возможные варианты. Рядом со мной захрапел Клапа — он дремал урывками, и меня позабавило, что кто-то способен спать в такой ситуации, насквозь промокший и замерзший. Я толкнул его, чтобы разбудить.

Казалось, рассвет никогда не наступит, а если и наступит, мы к тому времени так замерзнем и вымокнем, что не сможем шевельнуться. Но наконец небо по ту сторону реки стало слегка сереть. Этот серый цвет расползался, как пятно.

Мы еще теснее прижались друг к другу, чтобы палисад спрятал нас от часовых на стене.

Небо все больше светлело, в крепости запели петухи. Дождь все еще шел, не ослабевая. Внизу стали видны белые барашки — там, где река пенилась, разбиваясь о камни. Отчетливо проступили силуэты деревьев внизу, хотя их все еще окутывала тень. В десяти шагах от нас протопал барсук, потом повернулся и неуклюже поспешил вниз по холму.

В более тонких тучах на востоке образовался красный разрыв — и внезапно наступил день, хотя пасмурный свет все еще прошивали серебряные нити дождя.

К этому времени Рагнар уже должен был построить «стену щитов», расставив людей на тропе, чтобы привлечь внимание защитников крепости.

«Если женщины сегодня выйдут за водой, — подумал я, — то это должно произойти совсем скоро!»

Я спустился вниз по склону так, чтобы увидеть всех своих людей.

— Когда мы двинемся, — прошептал я, — нужно действовать очень быстро! Вы должны подняться к воротам, убить часовых, а потом держаться рядом со мной! Но как только мы очутимся внутри, начнем идти медленно. Передвигайтесь только шагом! С таким видом, будто вы из числа местного гарнизона.

Нас было двенадцать человек, значительно меньше, чем воинов у Кьяртана. И если мы хотели сегодня победить, нам следовало незаметно проскользнуть в крепость.

Ситрик рассказал мне, что позади ворот колодца есть несколько беспорядочно стоящих построек. Я надеялся, что, если мы сумеем быстро убить часовых и никто не заметит, как они погибли, нам удастся спрятаться среди этих построек. А потом, убедившись, что нас не обнаружили, мы двинемся к северной стене.

Все мы были в кольчугах, кожаных плащах и шлемах, и если воины гарнизона наблюдают за местностью, надеясь обнаружить приближение Рагнара, они могут вообще нас не заметить. А если и заметят, решат, что мы свои. Я собирался, как только мы окажемся внутри, захватить часть бойцовской площадки. Сумев добраться до нее и убить охраняющих ее воинов, мы сможем удерживать этот участок стены до тех пор, пока к нам не присоединится Рагнар. Его проворные люди взберутся на палисад, вгоняя в дерево боевые топоры и используя их как ступеньки. Райпер нес нашу кожаную веревку, чтобы помочь воинам моего друга подняться. Когда к нам присоединятся еще люди, мы сумеем проложить себе путь вниз со стены к высоким воротам и открыть их, чтобы впустить весь отряд Рагнара.

Все это выглядело просто и убедительно, когда я излагал свой замысел Рагнару и Гутреду, но сейчас меня внезапно охватило чувство безнадежности. Я прикоснулся к своему молоту-амулету.

— Молитесь своим богам, — сказал я. — Молитесь, чтобы нас никто не увидел. Молитесь, чтобы мы смогли добраться до стены.

Это было с моей стороны ошибкой. Мне следовало говорить уверенно, но вместо этого я выдал свой страх, да и к тому же тогда было не время молиться богам. Мы уже находились в руках богов, и теперь их гнев или милость зависели от того, понравятся ли им наши деяния.

Я вспомнил Равна, дедушку Рагнара. Старик говорил мне, что богам нравятся храбрость и способность рисковать, и они ненавидят трусость и нерешительность.

«Мы приходим в этот мир, чтобы развлекать богов, — сказал Равн, — только и всего. И если мы хорошо справимся со своей задачей, то потом будем пировать с богами до конца времен».

Сначала Равн был воином, а после того как ослеп, стал скальдом, сочинителем поэм. Он, помнится, всегда воспевал битвы и воинскую доблесть.

«Если у нас сегодня все получится, — подумал я, — то мы обеспечим работой дюжину скальдов».

Тут наверху прозвучал чей-то голос, и я поднял руку, призывая всех хранить молчание.

Потом я услышал женские голоса и стук ведра о дерево. Голоса приближались. Судя по тону, одна из женщин жаловалась на что-то, но разобрать слов было нельзя. Потом другая женщина ответила, уже гораздо более четко:

— Они не могут войти в крепость. Не могут, и все тут!

Женщины говорили по-английски, а значит, были рабынями или женами воинов Кьяртана. Я услышал плеск, когда ведро упало в колодец. Я все еще держал руку поднятой, предупреждая одиннадцать своих людей, что они должны вести себя тихо. Женщинам требуется время, чтобы наполнить ведра, и чем дольше они будут это делать, тем лучше, потому что тогда стражникам наскучит за ними наблюдать.

Я окинул взглядом чумазые лица своих воинов, выискивая малейший намек на нерешительность, который оскорбил бы богов, — и внезапно понял, что нас не двенадцать, а тринадцать. Тринадцатый человек стоял, низко опустив голову, так что я не мог разглядеть его лица, поэтому я ткнул в его ногу копьем — и тогда он посмотрел на меня.