Синий аметист

Оказавший упорное сопротивление, но лишенный каких бы то ни было возможностей, Осман-паша, исчерпав до конца все резервы, капитулировал вместе со всей своей армией при попытке осуществить спасительный прорыв в юго-западном направлении.

Это положило конец мучительному застою в ходе войны, так же как и всем попыткам политического вмешательства в нее.

Весть о падении Плевена полетела на юг вместе с первыми снежными хлопьями и пронеслась над притихшей в ожидании, еще порабощенной землей как предвестница долгожданного радостного праздника.

Спустя две недели Рабухин вернулся из Карлово. Ему удалось связаться с русским командованием. На обратном пути он встретился в Пловдиве и с Иличем.

— Похоже, что после падения Плевена, — сказал он, — турки оставят линию Русе-Шумен и сосредоточат все силы, чтобы воспрепятствовать переходу русских через Стара-Планину.

— Вы думаете, что русские перейдут горы сейчас, зимой? — спросил Грозев.

Немного помолчав, Рабухин ответил:

— Вполне вероятно…

Он сел на постель и, осторожно вынимая какие-то бумаги из-под подкладки пиджака, продолжал:

— Во-первых, наше командование быстро провело перегруппировку войск. Это свидетельствует отнюдь не о зимнем покое. — Положив бумаги под подушку, он посмотрел Грозеву в глаза. — Во-вторых, то, из-за чего меня вызвали в Карлово, говорит о многом. Полковник Артамонов лично интересуется планами обороны Фракии и особенно Пловдива. Турки решили организовать мощную оборону Пловдива, Одрина и Константинополя, даже если нам удастся перейти через Балканы. Цель этого — вынудить нас пойти на переговоры о перемирии.

— А вы считаете, — вскочил возбужденно Грозев, — что, перейдя через Стара-Планину, русские согласятся начать переговоры о перемирии?

— Если турки создадут новые оборонительные пояса и это будет угрожать затягиванием войны, я допускаю такую возможность… Именно поэтому в генеральном штабе в Константинополе разработан подробный план румелийского оборонительного фронта.

— И все же, — заметил Грозев, — мне кажется, что, вступив и в Южную Болгарию, русские не пошли бы на перемирие…

Рабухин улыбнулся.

— Вы неважно разбираетесь в законах войны, — сказал он, покачав головой. — Не забывайте, что мы находимся в тысячах верст от России, и это играет огромную роль в любом отношении.

— Вы думаете, что турки могут организовать стабильную оборону во Фракии?

— Может быть, если успеют перебросить войска с северо-восточного фронта и получить новые подкрепления из Азии. Вероятно, именно такова дислокация по плану румелийской обороны.

Помолчав, он медленно произнес:

— Сейчас самое важное для нас — добраться до этого плана…

— Может, нам на помощь придет Илич? — Грозев вопросительно посмотрел на Рабухина.

— Я говорил с ним об этом, — отозвался русский. — В официальных документах и в дипломатической почте не упоминается о таком плане. Пока полковник Артамонов располагает весьма скудными сведениями. Два экземпляра плана посланы главным командованием в конце октября в Пловдив, чтобы все подготовительные работы согласовывались с ним. Один хранится у Айдер-бега в секретном архиве мютесарифства, а другой взял к себе домой под расписку представитель командования в Пловдиве Амурат-бей. Последнее известно мне от Илича, который узнал об этом совсем случайно.

— Как? — поинтересовался Грозев.

— Из разговора Амурат-бея с Адельбургом в канцелярии консульства.

— Но это означает, что консулу известно содержание плана.

Рабухин отрицательно покачал головой.

— Просто Амурат-бей говорил об опасности пожаров в государственных учреждениях и заметил, что хранит у себя дома один экземпляр наиболее секретных документов.

Грозев умолк, погрузившись в размышления.

— И вы думаете, что это подробный план, включающий всю схему обороны к югу от Стара-Планины? — спросил наконец он.

— Несомненно, — кивнул Рабухин, — это план, о котором известно, что разрабатывался он в течение нескольких месяцев под специальным руководством начальника артиллерии Рашид-паши и командующего инженерным корпусом Мехмед-паши. Или, если необходимо представить вам этих людей под их настоящими именами, — под руководством прусского генерала на турецкой службе Штрекера и генерала Блюма.

— И вы уверены, что один экземпляр плана находится в доме Амурат-бея?

— Да, потому что об этом было сказано совсем случайно, в непринужденной беседе. А такие беседы — самые надежные источники получения секретных сведений.

Немного помолчав, Рабухин продолжал:

— Я попросил Илича разузнать подробности о доме, где живет Амурат-бей, но он сказал, что это какое-то отдельное крыло здания, находящееся под усиленной охраной. Даже если организовать внезапное нападение, используя группу подготовленных людей, почти невозможно проникнуть в дом. К тому же в данном случае такое нападение исключено.

Прислонясь к оконному косяку, Грозев молчал.

— Анатолий Александрович, — медленно проговорил он, — Я попытаюсь узнать все подробно.

— Откуда? — с недоумением взглянул на него Рабухин.

— Из очень надежного источника, — произнес все так же задумчиво Грозев. — Завтра вечером мы будем знать, какие существуют возможности.

Засунув руки в карманы пиджака, Рабухин прошелся взад-вперед по комнате, потом остановился и сказал:

— Если нам удастся заполучить этот план, с военной точки зрения это будет нашим самым крупным успехом здесь…

Потом они снова заговорили о падении Плевена, о вероятности зимнего наступления через горы, о возможных местах введения войск во Фракию, о том, когда, в зависимости от успешных операций, кончится война. Стемнело, но и в полной тьме оба продолжали взволнованно беседовать — оживленно и долго, как давно уже не беседовали.

Дни после ареста Павла Данова и Дончева, после убийства Джумалии и обнаружения турками оружия на складе в Тахтакале были Для Грозева самыми трудными за все время его вынужденного уединения. Это были дни печали и отчаяния.

Падение Плевена явилось искрой, вновь зажегшей его душу огнем надежды. Поэтому сейчас оба не могли заснуть, охваченные радостным возбуждением в предчувствии решающих дней.

Где-то около полуночи Рабухин лег. Закурив, он продолжал говорить. Грозев ходил по комнате, и время от времени Рабухин видел на фоне окна его темный силуэт, всматривающийся в далекие огоньки города.

12

Атанас Аргиряди еще раз посмотрел на письмо, лежащее на столе.

— Теохарий! — позвал он.

В дверях показался секретарь.

— Возьми эти документы, — Аргиряди подтолкнул к нему папку, — и подготовь их за пару дней. В конце следующей недели я еду в Константинополь.

Теохарий аккуратно взял папку и молча стал ждать дальнейших распоряжений.

— А сейчас, — продолжал Аргиряди, — выпиши все обязательства гильдии в отношении меня и срочные векселя до конца года. Через несколько минут чтобы ты мне их принес…

Теохарий кивнул и бесшумно вышел из комнаты.

Аргиряди подошел к окну. Силуэты зданий в Тахтакале, низкие лавки и мастерские позади Куршумли утопали во мраке. Все давно разошлись по домам.

Он вернулся к столу, сел, прикрутил в лампе фитиль. Зеленый абажур приобрел опаловый цвет. Аргиряди чувствовал себя уставшим, слабым — и не только физически.

Рука случайно коснулась конверта на столе. Он снова посмотрел на письмо. Взяв его, прочел еще раз, задерживаясь на каждом слове, стараясь проникнуть в его глубинный смысл.

Повернув конверт, Аргиряди посмотрел на большие зеленые печати, на которых ясно виднелись бесчисленные извилистые линии султанского герба. Потом поискал взглядом настенный календарь Ост-Индской компании. Было 3 декабря.