Юрий Милославский, или Русские в 1612 году

еба свалился, а вырвался из ада, – отвечал запорожец, повернув свою лошадь.

– Мы думали, что ты остался у боярина Шалонского, – сказал Юрий.

– Он было хотел меня задержать, да Кирша себе на уме! По мне лучше быть простым казаком на воле, чем атаманом под палкою какого-нибудь боярина. Ну что, Юрий Дмитрич, – вам, чай, пора дать коням вздохнуть?

– Доедем до первой станции, так остановимся.

– Отсюда близехонько есть небольшой выселок – вон там… за этим лесом. Я боялся вас проглядеть, так стоял постоем на большой дороге.

– И, как видно, не больно исхарчился, любезный, – примолвил Алексей. – Смотри, как растрепал стог сена! Навряд ли хозяин скажет тебе спасибо.

– А вольно ж ему ставить стога на большой дороге, – отвечал хладнокровно запорожец.

– Скажи, Кирша, – спросил Юрий, – за что ты попал в милость к боярину Кручине?

– За то, что взялся не за свое дело.

– Как так?

– А вот как, Юрий Дмитрич: я был смолоду рыбаком, не знал устали, трудился день и ночь; раз пять тонул, заносило меня погодою к басурманам; словом, натерпелся всякого горя, а деньжонок не скопил. Пошел в украинские казаки, служил верой и правдой гетману, рубился с поляками, дрался с татарами, сносил холод и голод – и нечего было послать моим старикам на одежонку. Записался в запорожцы, уморил с горя красную девицу, с которой был помолвлен, терпел нападки от своих братьев казаков за то, что миловал жен и детей, не увечил безоружных, не жег для забавы дома, когда в них не было вражеской засады, – и чуть было меня не зарыли живого в землю с одним нахалом казаком, которого за насмешки я хватил неловко по голове нагайкою… да, к счастию, он отдохнул. Потом таскался два года с польским войском, лил кровь христианскую, спас от смерти пана Лисовского, – и все-таки не разбогател. А вздумал однажды на роду прикинуться колдуном – так мне за это дали три золотых корабленика да этого аргамака, которому, веришь ли, Юрий Дмитрич, цены нет, – примолвил Кирша, лаская своего борзого коня и поглядывая на него с нежностию страстного любовника.

– Что за вздор! – сказал Юрий. – Как ты мог прикинуться колдуном?

– И, боярин! мало ли чем прикидываются люди на белом свете, да не всем так удается, как мне. Знаешь ли, что я не на шутку сделался колдуном и, если хочешь, расскажу сейчас по пальцам, что у тебя на душе и о чем ты тоскуешь?..

– Мудрен бы ты был, если б отгадал.

– А вот увидишь.

Кирша посмотрел на него пристально и продолжал:

– Боярин! тебя сокрушила черноглазая красавица – не правда ли?

Юрий поглядел с удивлением на запорожца.

– Что ты, боярин, слушаешь этого балясника? – сказал Алексей. – Большое диво отгадать, когда я сам ему об этом проболтался!

– Что дашь, боярин, – продолжал запорожец, не слушая Алексея, – если я скажу тебе, кто такова родом и где живет теперь твоя чернобровая боярышня?

– Перестань шутить, Кирша!

– Я не шучу, Юрий Дмитрия: ты видал ее в Москве, в соборном храме Спаса на Бору.

– Вот те раз! – вскричал Алексей. – Да этого