Танцовщица

Стоит время дождей. Тяжелые капли не переставая барабанят по крыше. Пришла пора срывать плоды манго. У меня собралось большое общество. Из женщин – Бисмилла-джан, Амир-джан, Бега-джан и Хуршид-джан; из мужчин – наваб Бабан-сахиб, наваб Чхаббан-сахиб, Гаухар Мирза, Ашик Хусейн, Тафаззул Хусейн, Амджад Али и Акбар Али-хан. Все слушают пение.

И вдруг Бисмилла сказала:

– Слушай, сестрица, поем мы уже долго. Ставь-ка сковороды на огонь и вели приготовить что-нибудь повкусней. Смотри, какой дождь льет!

– Можно послать на базар, – отозвалась я. – Там все, что душе угодно, найдется готовое.

– Вот так сказала: «Послать на базар», – вмешалась Хуршид. – То ли дело, когда приготовишь еду своими руками.

– Сестрица! – возразила Амир-джан. – Тебе, может, и нравится стучать горшками, а я никогда не занималась стряпней и ничего хорошего в этом не вижу.

– Выходит, надо все-таки послать на базар, – заключила Бега-джан.

– Да что вы, сестрицы? – удивилась я. – Голодные вы, что ли?

– Я-то не голодная, – ответила Бега. – Спроси лучше у Бисмиллы – она начала этот разговор.

– Сестрица, надо сегодня устроить что-нибудь особенное, необычное, – пристала ко мне Бисмилла.

– А вот что, – сказала я. – Поедемте на озеро Чиллу Бахши.

– Чего ж лучше! Чудесно придумано! – закричала Бисмилла.

– Хорошая будет прогулка, – согласилась Хуршид.

– Я тоже поеду, – заявила Бега.

– Ладно, тогда давайте собираться, – решила я.

Пока мы собирались, подъехали три наемных коляски. В них погрузили посуду и прочую утварь. Наваб Бабан-сахиб велел принести из своего дома две палатки. Все расселись, и коляски тронулись.

Мы по мосту переехали через Гумти, и тут все принялись петь. В тот день песня Беги-джан -

звучала так, что сердце щемило.

Выехав за город, мы залюбовались открывшимся видом. Повсюду, куда достигал взор, все зеленело. Небо было затянуто облаками, моросил мелкий дождичек, и вода тяжелыми каплями падала с листвы деревьев. Каналы и речки были полны до краев. Плясали павлины, куковали кукушки.

За разговорами мы не заметили, как добрались до озера. В беседке разостлали ковер, соорудили очаг, поставили на огонь сковородки и принялись жарить лепешки. Наваб Чхаббан-сахиб надел плащ и пошел поохотиться, а Гаухар Мирза уже успел раздобыть несколько корзинок с плодами манго. Слуги между тем установили в саду невдалеке от дороги палатки, принесли из деревни кровати. Стало еще веселее. Плоды манго прямо лопались от сока; на каждый бросалось сразу по нескольку человек – только брызги летели. Один кидался в одну сторону, другой – в другую; началась веселая возня. Стоило кому-нибудь упасть, как он поднимался весь перемазанный. Но достаточно было немного постоять под дождем, и грязи как не бывало. Более осторожные люди, вроде нашей Беги-джан, отсиживались в палатках. Бисмилла тихонько подкралась к ней сзади и брызнула ей в лицо соком манго. Бега взвизгнула, все прочие расхохотались. Словом – веселились до упаду.

Невесть откуда появились три бродячих певицы. Мы велели им спеть. С ними был барабанщик, но играл он скверно. Танцы и пение этих бродяг, конечно, не могли привести нас в восторг, но в таком чудесном месте и в такую чудесную погоду они казались не слишком уж плохими.

Около двух часов дня облака, на наше счастье, начали расходиться. Выглянуло солнце. Мы захватили с собой на всякий случай смену платья. Переодевшись, все отправились прогуляться по лесу.

Я пошла одна куда глаза глядят. Вокруг теснились раскидистые деревья; золотистый свет, едва пробивавшийся сквозь их густую листву, причудливо играл на зелени. Там и сям пестрели лесные цветы. Птицы в поисках пищи перепархивали с ветки на ветку. Впереди, в едва колышущейся воде озера, расплавленным золотом переливалось солнце, и в его лучах листья на деревьях сверкали, как алмазы; а в небе цвели розовые облака. Словом, все вокруг было до того красиво, что такая впечатлительная женщина, как я, конечно, не могла скоро вернуться в палатку.

Увлеченная красотой природы, я зашла бог весть как далеко. В конце концов я оказалась на проселочной дороге, по которой брели крестьяне. Один тащил на плечах соху, другой вел на поводу быков, крошечная девочка гнала коров и буйволиц, подросток шел за целым стадом овец и коз. Все они прошли мимо меня и вскоре скрылись из виду. Я опять осталась одна и вдруг поняла, что заблудилась. Наконец решила идти по дороге – мне казалось, что по ней я выйду к озеру.

Приближался вечер, солнце клонилось к закату. Я ускорила шаг. Пройдя еще немного, я увидела шалаш какого-то отшельника; в нем сидели люди и курили хукку. Я спросила их, как пройти к озеру. Оказалось, что я шла в сторону Лакхнау, а озеро осталось правее. Пришлось мне сойти с дороги и пробираться напролом сквозь чащу.

Вскоре я вышла к небольшому каналу. На его берегу росло два-три дерева. Под ними человек в испачканном дхоти и рубашке, подпоясанной грязным платком, рыл заступом яму. Наши взгляды встретились. Мне почудилось в нем что-то знакомое. Я посмотрела еще раз более внимательно и поняла, что не ошиблась. «Это он!» – подумала я. Хотела было отвести глаза, но не смогла, – взгляд мой был словно прикован к этому человеку. Сомнений не оставалось – то был Дилавар-хан, мой похититель. Я почувствовала, что теряю сознание и, наверное, упала бы в обморок, если бы в тот миг до моих ушей не донесся голос Салара Бахша, слуги Акбара Али-хана. Меня искали.

А Дилавар-хан, заметив меня, уронил заступ и впился в меня глазами. Он смотрел на меня так же пристально, как я на него. Конечно, он не мог меня узнать, но я-то его узнала. Услыхав голос Салара Бахша, он бросился бежать вдоль канала.

Вскоре Салар Бахш подошел ко мне. От страха я вся дрожала и не в силах была произнести ни звука, – так мне сдавило горло. Увидев, в каком я состоянии, Салар Бахш спросил:

– Вы чего-то испугались?

Я молча показала ему на деревья. Он стал внимательно всматриваться в ту сторону.

– Что это там лежит? – сказал он. – Э, да это заступ. Так вот почему вы испугались. Вы, верно, подумали, что тут копают могилу? А куда же он сам делся? Тот, кто копал?