Сказания и легенды средневековой Европы

Между тем Сюрен, все более и более распалявшийся религиозною ревностью, решился хотя бы пожертвовать своей жизнью, только бы выручить от нечестивцев эти причастные облатки. После полудня он снова приступил к экзорцизмам и был удивлен тем, что все демоны отсутствовали и дежурил один только Бегемот. Через несколько времени возвратились сначала Изакарон, бывший в страшном бешенстве, которое, по обыкновению, выразилось в том, что он подверг тело одержимой ужасной встряске, а вслед за ним пожаловал и Балам. Этот последний «появился на лице одержимой», как выражается Сюрен. Но чем именно обозначилось это появление, не умеем сказать. Сюрен сейчас же спросил его, исполнил ли он, что ему было приказано. Демон отвечал утвердительно и сказал, что принес с собою облатки, и при этом прибавил, что ему никогда еще не случалось носить столь тяжкого груза. Нашел же он их где-то под тюфяком, куда их спрятала какая-то ведьма. Сюрен его спросил, куда он девал облатки. Демон почему-то долго упрямился и не говорил, но, наконец, был вынужден сказать, что положил их на алтарь. Сюрен приказал ему в точности обозначить место, где были положены облатки. Тогда рука одержимой поднялась и протянулась к дарохранительнице (надо думать, что алтарь стоял около одержимой), затем опустилась к ее нижней части и здесь взяла свернутую бумажку, которую с трепетом подала заклинателю. Сюрен, в свою очередь, преклонил колени и с благоговением принял из ее рук этот сверточек. Развернув бумажку, он нашел в ней все три облатки, о которых говорил демон. Не довольствуясь этим, Сюрен приказал демону преклониться перед причастием, и тот был вынужден это исполнить. Само собою разумеется, что за него это исполнила одержимая, и сделала это с таким благоговейным видом, что все присутствовавшие были тронуты до слез.

Успехи, одержанные Сюреном над демонами, привели их главного владыку и царя Левиафана в страшное раздражение. Он видел, что его власть рушится, и объявил Сюрену открытую войну. Тогда все демоны гурьбой накинулись на злополучного монаха и подвергли его страшным истязаниям. Прежде всего они одолели его плотскими желаниями, которые достигли такой страшной силы, что без заступничества Провидения он не мог бы устоять против соблазна и, наверное, впал бы в грех. Так он сам откровенно признается в своей книге, добавляя при этом, что бунт его грешной плоти продолжался целый год. Случалось в это время, что, произнося экзорцизмы, он вдруг останавливался, совершенно забывая, что хотел сказать; дьяволы в эти минуты отшибали у него соображение и память. Так иногда стоял он над одержимыми по нескольку минут в полном беспамятстве, мучаясь в то же время головокружением, тошнотою и болями в сердце.

Сюрен сам говорит, что то, что случилось с ним, представляло очень редкое явление, так как заклинатели никогда не подвергаются одержимости. Объясняет же он свой особенный случай именно своим особенным усердием, тем, что он уже чересчур донял демонов. И вот тогда-то, по его мнению, Левиафану и было разрешено свыше подвергнуть Сюрена публичному беснованию. Началось это на Святой неделе в 1635 году. Однажды в присутствии множества монахов и светских сановников во главе с самим Лобардемоном у Сюрена приключился сильный припадок. Начались сперва судороги сердца, после которых он повалился на пол, и его начало корчить, как настоящего одержимого. При этом он, как подобает одержимому, выкрикивал неистовые словеса, приводя в ужас всех присутствующих. Его схватили и крепко держали, а он все вырывал свои руки и старался укусить их. Он то бросался на колени, то вновь вскакивал и иногда делал чудовищные прыжки вверх. Само собой разумеется, что при такой удивительной оказии его самого пришлось отчитывать, и, по счастью, овладевший им демон оказался уступчивым. Для всех присутствующих было ясно, что Сюрена мучил тот самый демон, который сидел в одержимой, в то время отчитываемой. Об этом надо было заключить из того, что одержимая вдруг успокоилась, и в тот же момент Сюрен стал бесноваться. Герцог Гастон Орлеанский, брат короля Людовика XIII, из любопытства совершил путешествие в Луден, чтобы посмотреть, что там творится. Как раз в это время одна из одержимых, сестра Агнесса, была истязуема демоном Асмодеем. Экзорцизмы производил иезуит Котеро. Демон был в раздраженном настроении. Он со страшною силою качал голову одержимой взад и вперед, причем ее зубы стучали, как молотки по наковальне, а из горла вырывались дикие прерывистые звуки. Лицо ее сделалось неузнаваемым, взгляд выражал дикое бешенство. Язык страшно распух и высунулся изо рта. Все это время в ней орудовал демон Асмодей, но вслед за ним выступил на сцену другой демон, Верит, и мгновенно переделал всю физиономию одержимой. Она сделалась веселой, смеющейся, совершенно утратила свое ужасное выражение и стала, наоборот, привлекательной. Вслед за Беритом ее физиономиею завладели два новых демона: Ахаф и Ахаос, и каждый из них, опять-таки, переделал физиономию одержимой по-своему. Но заклинатель прекратил всю эту игру демонов, приказав оставаться в ней одному Асмодею. Физиономия одержимой вновь переделалась на первый лад, — признак, что демоны беспрекословно повиновались заклинателю. Но тот этим не удовольствовался и принудил еще Асмодея совершить поклонение Святым Таинствам. Демон, разумеется, не сразу повиновался такому жестокому требованию; но сила солому ломит, и тело одержимой через несколько времени распростерлось на полу. Однако же в знак своего крайнего неудовольствия демон подверг жестоким корчам это злополучное тело, которым он овладел. Одержимая испускала ужасные крики, стоны, скрежет, принимала самые невероятные позы, повергавший в ужас всех присутствовавших. Когда, наконец, одержимая успокоилась, присутствовавший при этом принц Гастон спросил ее, помнит ли она все, что с ней сейчас произошло; она отвечала, что помнит кое-что, но не все. Что касается до ответов, которые она давала, то она их слышала так, как будто бы их проговорил кто-то другой.

Но всего интереснее, по напряженности проявлений, было изгнание демонов из Елизаветы Бланшар. Мы выше уже упоминали об этой злополучной девице. Она не была монашка; она случайно была в монастыре в то время, когда на него были напущены чары, и заразилась ими попутно с монашками. Ею овладели шесть демонов, которые ее истязали больше, чем всех других одержимых. Особенно доставалось ей от Астарота. Заклинания над нею совершал не Сюрен, а другой монах, Пьер-Тома. Один из экзорцизмов совершался в присутствии принца Гастона. Заклинатель повелел демону приблизиться к себе. Одержимая тотчас пала на пол в судорогах, охвативших все ее тело; ее лицо мгновенно изменило свой вид, вздулось и побледнело; язык принял необычайные размеры. В таком состоянии она подползла к ногам заклинателя. Монах склонился и приложил ей к губам причастную облатку, причем повелел демону охранять гостию от всякого нечистого соприкосновения. Немедленно вслед за этим демон бросил одержимую на пол, вновь начал ее корчить, выражая ее неистовыми движениями всю свою ярость по поводу присутствия причастной облатки на устах у одержимой. При этом, между прочим, Елизавета выделывала движение, о котором мы не раз упоминали раньше, а именно: изгибалась так, что упиралась в пол только носками ног и носом. В это время за нею глядели в оба, опасаясь, что демон прикоснется гостиею к полу или даже сбросит ее на пол. И, однако же, этого не случилось. Гостия опускалась так, что между нею и полом оставался промежуток не более как в лист бумаги толщиной (так сказано в протоколе), но все-таки гостия к полу не прикоснулась. Тогда демон начал, конечно, устами одержимой, изо всех сил дуть, чтобы этим дуновением сшибить гостию, но и это ему не удавалось. Между тем, как можно судить и надо заключить из записей очевидцев этого происшествия, правда, довольно сбивчивых, гостия держалась только одним прикосновением к губам одержимой. Можно было думать, что она прилипла к ним. Ее сняли и осмотрели, и оказалось, что на ней не было ни малейших следов прилипания. Следовательно, надо заключить, что гостия держалась на устах одержимой каким-то чудесным способом.