Избранные письма. 1854-1891

А уж принимать мне уроки от тебя, как писать, поздновато! Не прогневайся.

Сестра твоя душу свою за меня полагала, да и то я не «понес», что она в последнее время уроков моих не принимала, а мне беспрестанно давала наставления. А ты хоть и очень хороший человек (когда у тебя нет febris [633], лени и жоповатости [634]), но ее истинно великих, прежних и незабвенных заслуг передо мной не имел и не имеешь. Вероятно, и не претендуешь на это?

Ну, прощай… человек с «достоинством» и «независимостью». Помози тебе Господи!.. А уж я теперь буду подальше и поосторожнее…

Публикуется по автографу (ГЛМ).

182. Н.Н. СТРАХОВУ 26 октября 1888 г., Оптина Пустынь

(…) Одно для меня стало несомненным: эмансипация есть разрушение, революция.

К сожалению, цензурные условия, которым я, впрочем, всегда охотно готов покоряться, не позволяют мне высказаться до конца. Сущность моего общего взгляда такова: либерализм есть революция; социализм — [нрзб.] создание будущего, «грядущее рабство», по выражению Спенсера [635]. «Рабство» в самом широком смысле этого слова, т. е. глубокое, новое неравенство прав.

Не мы ли ответим на этот вопрос? И Достоевский полагает, что мы решим вопрос экономический. Но на это надо века. А пока, чтобы не испортиться, достаточно строгого охранения, реакции. По крайней мере, это повернее. (…)

Публикуется по автографу (ГПБ).

183. И. И. ФУДЕЛЮ. 28 октября 1888 г., Оптина Пустынь

(…) Именно для крестьян нужна любовь деспотическая и забота принуждающая. Для воли они, видимо, не созданы. (…)

Насчет письма. Очень рад, что Оптина произвела на Вас хорошее впечатление (мне и Уманов пишет то же об Вас); но насчет эстетики и нравственности — я просто и не понимаю Вас!

Если, как Вы утверждаете, многие мыслители находили, что все прекрасное нравственно, и наоборот, то я их с этим не поздравляю! Тогда бы жить было очень легко на свете! Не было бы той христианской борьбы, посредством которой человек с развитым вкусом беспрестанно должен эстетику приносить в жертву морали. Я знаю, что есть люди (например, Хомяков), которые находят, что мораль и есть высшая эстетика. Но я нахожу, во-первых, что это во многих случаях вопрос темперамента или натуры, а во-вторых, что такое обобщение слов и понятий только затемняет дело.

Больше спорить не расположен об этом, тем более что беды большой нет мыслить так, как Вы. Пожалуй, это даже и удобнее для практической жизни. Но если этот вопрос Вас интересует по существу своему, то сходите к Влад(имиру) Андр(еевичу) Грингмуту [636]. Он об этом отлично умеет говорить. Лишь бы он удосужился, а то я, который знал такое множество людей, не помню никого, кто бы именно по этой части меня так бы удовлетворял! Его высоким инстинктам в этом отношении помогает и начитанность, ученость, до которой мне далеко и которой у меня, слишком много жившего по разным местам и в самых переменчивых условиях, и быть не может.

Если Вы поговорите с ним об этом, Вы мне доставите большое удовольствие. (…)

Как хорошо, что Вы немец по крови и русский по духу. И Грингмут тоже. Не люблю я нашу чистую русскую кровь! Любил прежде крепко, но беспорядок, бесхарактерность, неустойчивость надоели смертельно! (…)

Публикуется по автографу (ЦГАЛИ).

184. Н А. УМАНОВУ. 30 октября 1888 г., Оптина Пустынь

Очень был я рад Вашему письму, милый мой Николай Алексеевич! Очень хорошо Вы сделали, что вспомнили «Оптинского отшельника»! Другой раз только не рвите письма, может быть, уничтоженные были еще лучше этого? Зачем Вы все в каком-то смятении? Молитесь Богу почаще, а сами не робейте и не смущайтесь и будет легче жить на свете.

В том, что Вы решаетесь поступить в Пензе на службу, беды никакой не вижу и Вашего негодования на провинциальное общество совсем не принимаю.

Губернские города я знаю и люблю гораздо больше, чем столицы. Почему это в Пензе только непременно так дурно, не понимаю! По-моему, жизнь, например хотя бы в Калуге, гораздо занимательнее и приятнее, чем постоянное вращение в кругах редакторских, литературных и ученых. Я с ранних лет смотрел на это последнее общество как на неизбежное зло, как на легкий источник для справок и отчасти как на средство для целей практических. Не понимаю! Смотрите — не предубеждение ли это? Надо уметь видеть и хорошее, отыскивать его вовсе не так трудно. Много значит и то, каков сам человек в обществе. Говорите сами о предметах высших и поверьте, что многие отзовутся. Многие как-то стыдятся сами начинать беседы о высшем; я везде и во все года умел побуждать к этому других, и мне никогда не бывало скучно. Поэзия есть более или менее везде в жизни, а если мы не будем «чуять» ее в жизни, а все в книжках искать — так это плохо! (…)

Публикуется по автографу (ЦГАЛИ).

185. Н. А. УМАНОВУ 28 ноября 1888 г., Оптина Пустынь

(…) Судьба Александрова меня самого очень печалит. Но заметьте, что он приезжал сюда благословиться у отца Амвросия (все успели побывать здесь, кроме Вас и Денисова!)… И от. Амвросий благословил. Александров, видимо, и сам сомневался и поэтому решился принять решение старца как Волю Божию. Старцы же имеют в виду обыкновенно не счастье, а загробное спасение наше. С житейской же стороны они стараются только не налагать на нас «бремена неудобоносимые». Человеку, у которого он видел бы преобладание эстетики над моралью, он (от. Амвросий), вероятно, не благословил бы, ибо ведь по известным Вам обстоятельствам ее прошлого и по неимению детей — прямого долга жениться тут и со строго христианской точки зрения не было. Можно было пресечь блуд с нею, и если жить долго воздержанно не можешь, то искать получше невесту. Но, видно, от. Амвросий быстро угадал то, что Вы, зная Александрова, про него говорите: «все перетерпит и ни на Бога, ни на духовника не возропщет и втайне». У него, хотя он и поэт, но мораль гораздо сильнее эстетики.

Впрочем, верно то, что она девка добрая и прямая. Именно девка, а не девушка, и тем более не «девочка»! После венца она неожиданно при всех упала ему в ноги… Это, как хотите, ее сердце рекомендует!

Ну, а относительно «изящества» я с Вами совершенно согласен. Что делать! (…)

Фудель действительно молодец, человек смелый, твердый и с ясным умом. Я недавно еще перечитал его книгу о молодежи. Много там хорошего. Надеяться только на «любовь» в русской общине не надо, нужно проповедовать любовь, ибо ее очень мало, но не надо ее пророчить, чтобы без пользы не разочароваться горько. Это благородные бредни Аксакова, Достоевского, О. Миллера. Особенно этот «мужик Марей» [637], помните. Очень это мило, но и очень мало. (…)

Публикуется по автографу (ЦГАЛИ).

186. И. И. ФУДЕЛЮ 2 декабря 1888 г. Оптина Пустынь

Если это вы, Осип Иванович, написали статью в «Русском деле» [638] об Арх. Антонии [639] и Льве Толстом, то поздравляю Вас. Поздравляю! Вы молодец! И если много у нас будет таких юношей, как Вы, у России есть будущность. Прав Уманов, возлагая на Вас большие надежды. Даже и то, что Вы обо мне мимоходом сказали, я считаю искусным выбором, ибо в этих словах моих самая сущность моего взгляда на заблуждение Толстого: вера его в собственное сердце, вдобавок по личному настроению вовсе не особенно доброе. [640]

К. Леонтьев.

Публикуется по автографу (ЦГАЛИ).