Под знаком змеи.Клеопатра

Тут меня чуть удар не хватил, и я только пробормотал:

— Но… но, император, я думал, я должен только в парфянской кампании… а теперь…

Антоний оглушительно рассмеялся.

— Но ведь теперешний поход является частью парфянского. Без союза с Арменией — как бы он ни был заключен — мы никогда не сможем одолеть парфян. Ты снова будешь главным врачом и трибуном…

Дальнейшего я не слышал, потому что мне стало дурно и я поскорее выбежал вон. Я отправился в свою палатку и попросил Салмо извиниться за меня и сказать, что я заболел. Я твердо решил не участвовать в этом новом военном походе и для начала обратился через Ирас к царице. То, что сообщила мне моя возлюбленная, звучало обнадеживающе.

— Наша царица настроена благосклонно, поскольку она точно узнала, что Октавия находится на пути в Рим. Правда, ей не особенно нравится мысль об этом походе: в данный момент она считает его излишним. С другой стороны, она рада, что Антоний нашел занятие, которое удержит его вдали от Рима. Ну а теперь то, что должно остаться между нами: именем всех римских, греческих и египетских богов он пообещал ей отпраздновать триумф в Александрии.

Я удивленно поднялся на постели.

— Что? Какой триумф?

— Он убежден, что завоюет Армению. По римскому обычаю, победитель может публично отпраздновать свой триумф — тебе ведь это должно быть известно!

Ее черные глаза нетерпеливо сверкнули.

— Конечно, Ирас, только я что-то стал медленно соображать. Но если намерение императора действительно таково, значит, он окончательно выбрал Египет: после этого возвращение в Рим для него было бы равнозначно самоубийству. Но какое все это имеет отношение ко мне?

— Не будь таким нетерпеливым! Я описала царице твое состояние и сказала, что ты глубоко разочарован и считаешь, что место личного царского врача при египетском дворе, а не в римском военном лагере. Потом я сообщила ей то, о чем ты просил.

— Правда?

— Да, я сказала, что, если император будет настаивать на твоем участии в походе, ты попросишь отставки и позволения вернуться в Александрию, чтобы там вновь открыть свою лечебницу. На это царица засмеялась и сказала, что так легко она тебя не отпустит и хочет, чтобы Алекс остался с Антонием, а ты — с ней. Почему — об этом она лучше скажет тебе сама.

Я обнял мою Ирас, и мы отпраздновали нашу «победу» бурными объятиями.

Царица встретила меня очень приветливо, однако заметила:

— Никогда не пытайся больше шантажировать меня, дорогой Гиппо! Твоя должность не имеет ничего общего с поденной работой — это задание на всю жизнь. Правда, ты можешь просить меня об отставке, но я не удовлетворю твою просьбу. Я передала императору твое желание, которое полностью совпадает с моим: оставить тебя при дворе. Вскоре у меня будет для тебя важное задание, которое вновь потребует от тебя как врачебного искусства, так и дипломатической ловкости.

Увидев мое вопросительное лицо, она покачала головой:

— Не будем сейчас говорить об этом, Гиппо, — всему свое время.

Я полагал, что, отказавшись участвовать в армянском походе, я тем самым избежал большой опасности. Однако на самом деле, хотя и остался рядом с царицей, но — при некоторых обстоятельствах — я рисковал еще больше.

Таким образом, я не принимал участия в армянском походе императора Марка Антония. Однако в нем участвовал один из врачей, знакомых мне по парфянской кампании — как ни странно, военная служба доставляла ему какое-то непонятное удовольствие. Он-то и рассказал мне об этом походе.

Все действительно произошло так, как задумал Антоний. Царь Артавасд повел себя как союзник и позволил римским легионам беспрепятственно пройти по Армении.

Дойдя до столицы Артаксаты, Антоний тут же сбросил маску. Он направил царю послание, в котором говорилось, что его трусливое поведение в парфянской кампании обмануло его и стоило крови многих римлян. Теперь он пришел, чтобы получить возмещение и требует выдачи царской казны и сдачи всех важнейших крепостей страны. Конечно, царь ответил на это отказом и передал корону своему старшему сыну, которого в тот момент не было в городе. Артаксата была так хорошо укреплена, что Антоний даже с помощью своих осадных машин не смог бы взять ее в ближайшее время. Прошлый опыт тяжелой армянской зимы побуждал его добиться разрешения ситуации еще до конца года. Как ему удалось выманить недоверчивого Артавасда из города, вероятно, никогда не выяснится до конца. А мой свидетель, военный врач, может сообщить только слухи, которые ходили тогда по лагерю.

Было две версии. Одни говорили, что Антоний нашел предателя среди армянских вождей племен, который обманул Артавасда, послав ему известие, будто его сын Артакс побежден римлянами, его отряд разбит и положение безнадежно. По другой версии, Антоний предложил ему заключить союз против парфян и выразил настоятельное желание, чтобы он вновь взял корону у своего сына и принял участие в новом военном походе.

Я склоняюсь к первой версии, поскольку всем известно, что Артавасд был крайне недоверчив. И если уж он отдавал себя в руки врагов, на это должны были существовать очень веские причины.

Как бы там ни было, Антонию удалось перехитрить царя. Вместе со всей семьей он взял его в плен и захватил его казну, хранившуюся в столице. Старший сын, узнав об этом, бежал к парфянам, чтобы там подождать развития событий. Антоний обращался пленниками очень почтительно, но в качестве своей военной добычи он приказал, чтобы все города и крепости Армении передали ему свои сокровища. Однако те уже принесли присягу новому царю Артаксу и отказались открывать ворота. Там, где это было возможно, Антоний попытался взять их силой, так что в конце концов он привез в Александрию немалую добычу.

Тем временем царица Клеопатра, ее сын Цезарион, придворные, личное войско царицы — оно состояло примерно из четырехсот галльских солдат — и легион римских солдат не спеша двигались на юг. По пути мы посетили знаменитый храм Солнца в Эмесе. Народ восторженно встречал царицу Египта, ведь один из ее титулов был sat-Ra — «Дочь Солнца». На нас, придворных, тоже падал отблеск ее сияния, и я с удовлетворением отмечал разницу между несчастным полковым врачом и личным врачом божественной правительницы. Во время торжественных встреч я всегда находился рядом с ней и со смешанным чувством гордости и иронии смотрел на гордых вождей арабских племен, которые, точно срезанные колосья, падали ниц перед моей царицей.

Не менее триумфальна была также встреча в Дамаске. Однако на этот раз приветствовали скорее не божественную царицу, а повелительницу Итуреи, которую Антоний передал ей в Тарсе. Дамаск лежал на границе с этой маленькой страной и постоянно страдал от набегов разбойничьих банд из Итуреи. Легионеры императора быстро положили конец этому, и теперь о Клеопатре говорили как об «освободительнице Дамаска».

То, что последовало дальше, было гораздо менее радостным, и когда все осталось позади, мы удивились тому, что еще живы. Я говорю о посещении царицей Иерусалима, столицы царя Ирода. Мы знали, что после раздела земель, произошедшего в Тарсе, Ирод стал злейшим врагом царицы, ведь она получила значительную часть его областей, и прежде всего гавани на западном побережье — ему скрепя сердце пришлось смириться с этим, чтобы сохранить трон.

Как правило, подобные решения — я имею в виду посещение Иерусалима — Клеопатра принимала сама. Но в этот раз она, казалось, была в нерешительности и попросила совета у друзей.

Ирод приглашал ее в Иерусалим — возможно, по настоянию Антония. Но можно было запросто найти дюжину уважительных причин, чтобы вежливо отказаться от этого приглашения.

— Я знаю, что мне следует делать, но не уверена, хочу ли я этого, и я вижу все опасности, которые с этим связаны. Давайте, друзья, взвесим все «за» и «против».

Как всегда в подобных обсуждениях, сначала она посмотрела на Мардиона, который уже много лет был ее верным другом и советником.