Сердце Сапфо

С одной стороны скала отвесным уступом нависала над морем. Вся она казалась щербатой, и вокруг нее выл ветер. Я собиралась посетить святилище Аполлона на скале, а потом продолжить путь в Дельфы, где меня должен ждать Алкей, — я чувствовала это своими старыми костями. А если не ждет? Тогда я сделаю то, что сделаю. Я не хотела думать об этом. Моя жизнь была в нежных руках Афродиты.

Как обычно, ничто не получалось так, как я спланировала. Корабль, на котором я приплыла с Лесбоса, ждал нового груза из Навкратиса, но тот запаздывал. И потому я осталась на Лефкасе гораздо дольше, чем собиралась, все откладывая посещение святилища Аполлона на скале.

Я была рада побыть на Лефкасе одна. Куда бы я ни шла, люди радостно пели мне мои песни. Я стала понимать, что хотя я и не пророк в своем отечестве, весь остальной грекоязычный мир любит меня, а этот мир единственный имел какое-то значение.

Ко мне подходили женщины в слезах. Они говорили, что благодаря «золотому цветочку» они стали больше любить своих дочерей. Ко мне подходили мужчины и говорили, что мои песни о любви не раз помогали им покорять женщин.

Значит, я не была забыта… разве что на моем родном острове! Я была рождена изгнанницей. Лесбос создал меня, но перестал быть мне домом. Моим домом стал мир.

Я осталась на Лефкасе в ожидании корабля на Дельфы, а его отплытие все откладывалось и откладывалось. Пока я ждала, меня приглашали петь на многие симпосии, и я принимала приглашения, исполняла свои старые известные песни. Публика любила меня, и мой дух воспарял.

Я подумала, что могла бы остаться на Лефкасе, если бы не жгучее желание увидеть Алкея.

Пробыв на Лефкасе несколько недель, я наконец-то набралась мужества посетить знаменитое святилище Аполлона на щербатой скале.

Я поднималась на вершину против ветра, и вся моя жизнь проходила передо мной, и мысли мои все мрачнели и мрачнели. Что, если я доберусь до Дельф и окажется, что Алкей, как и прежде, уже покинул это место? Что, если моя мечта об Алкее окажется такой же тщетной, как и в прошлом? Что, если история Артемисии о совместном путешествии Алкея, Пракс, Эзопа и Хирона к Дельфийскому оракулу — выдумка? Что, если я обречена и мои надежды снова будут разбиты? Я не смогу это вынести! Потерять его один, два раза было тяжело, но третий наверняка убьет меня.

Наверх, наверх, наверх. Я поднимаюсь и поднимаюсь. Я вижу обесцвеченные выбеленные кости мелких животных и бормочу себе под нос: «Пусть боги благословят души этих животных». Мои золотые сандалии скользят на белых камушках. Подъем, кажется, превратился в бесконечный кошмар. Иногда я падаю и обдираю кожу на коленях и ладонях.

Внизу подо мной кипит, словно в котле, море. Надо мной, как фурии, визжит ветер. Я силюсь увидеть Алкея в тумане, окутывающем кусок суши, который возвышается над темным, будто вино, морем. Я думаю о великих поэтах, живших и умерших до меня. Боги не пощадили Гомера, хотя и сохранили его слова. В чем смысл жизни? Она сплошная череда горьких разочарований и сожалений. Любовь проходит. Жизнь проходит. Лучше умереть, чем влачить это существование — старуха на попечении дочери. Я помню сундук, в который аккуратно уложила мои папирусы в моем родном доме в Эресе.

— Храните это сокровище, не щадя жизни, — сказала я своим сторожам. — Когда Гектор вырастет и станет мужчиной, вы передадите ему эти папирусные свитки. Он поймет свою бабку. Как всегда понимал.

Возможно, добравшись до вершины, я проверю легенду Лефкаса. Не думаю, что я планировала это заранее, но мысли о прыжке теснятся в моем затуманенном мозгу. Глядя вниз, я вижу маленькие лодочки, качающиеся на волнах. Влюбленные прыгают со скалы, чтобы избавиться от безответной любви, а друзья ждут внизу, чтобы выловить их из моря живыми или мертвыми. Некоторые из прыгавших наверняка погибли, ударившись о воду. Но многие выжили и были спасены. Все в руках богов. Может быть, мне следует выразить свое почтение Афродите и прыгнуть. Если мне суждено, я выживу. Если суждено погибнуть — так тому и быть!

И вот я на вершине скалы — смотрю вниз. Колени подгибаются. Дышится тяжело. Я подхожу к самой кромке. Перевешиваюсь через край, подаюсь назад, перевешиваюсь через край, подаюсь назад — представляю, как примеряю на себя крылья вроде Икаровых и лечу над пеной. Я балансирую между жизнью и смертью — не могу ни на что решиться, воображаю, как ледяные воды в царстве Аида лижут мои пятки. Я дразню богов и себя, свешиваясь за край, а потом резко откидываясь назад. Я думаю, что владею ситуацией, что смеюсь над бессмертными. Но на этот раз я перевешиваюсь слишком далеко. И тут, без всякого моего желания, нога у меня подворачивается — и я падаю.

Падение, кажется, длится вечность. Падая, я зову Клеиду и Гектора. Мне является внучка, которую я никогда не буду держать на руках. Я вспоминаю Алкея во всей его юношеской красе и тяну к нему руки. Я вспоминаю мою мать, вспоминаю, как любила ее. Моего воина-отца, которого я вскоре снова увижу в царстве мертвых. Я вспоминаю деда и бабку… а потом яростная бурлящая вода бросается мне навстречу.

Вниз, вниз, вниз — я ухожу все глубже под воду. Соль щиплет мне нос и глаза. Хитон набухает и тянет меня вниз. Мои золотые сандалии срываются с ног и идут на дно. Я уже мертва или вот-вот умру? Смерть — это в чьем царстве? Посейдона или Геи? Сколько я еще буду погружаться — вечность? Утону ли я в море или вознесусь к облакам? Окажусь ли я в царстве Аида со всеми этими тенями, которые ничего не чувствуют и жаждут ощутить прикосновение?

Проходит целая бездыханная вечность, и я поднимаюсь к серебряной поверхности воды. Я вижу над собой днище маленькой лодки. Наконец я выныриваю и жадно глотаю свежий морской воздух, набираю полные легкие. Я плыву в солнце.

Через борт лодки перевешиваются три знакомых лица: Алкей, Праксиноя, Эзоп.

— Слава богам, которые снова свели всех нас! — кричит Алкей.

— Будь благословенна Афродита! — восклицает Пракс.

— У меня сердце чуть не разорвалось, когда я увидел, как ты прыгнула! — кричит Эзоп.

Полузахлебнувшаяся, но в ясном сознании, я вдыхаю воздух исстрадавшимися легкими. Абсолютно голая, мокрая, я забираюсь в лодку к этим троим — моей истинной родне.

Эпилог

И вот мы живем на этом маленьком солнечном острове с кентаврами и амазонками. Хирон хочет назвать наш остров Кентавркадией, а Праксиноя — Амазонией, но в остальном между нами нет разногласий. Мы не можем остановиться ни на одном названии, а потому никак не называем наш остров, который отпугивает людей. Естественно, если у тебя нет имени, никто не хочет посещать тебя. Нас это вполне устраивает.

Мы с Алкеем залатали нашу любовь. Эзоп — наш дражайший друг и живет с нами в полной гармонии. Пракс справедливо и мудро правит амазонками, разделяя власть поровну с Хироном. Мы живем в мире, сочиняем песни и притчи, работаем в саду. Выращиваем виноград и оливки, ловим рыбу в благодатном море, а из козьего молока готовим сыр. У нас есть все. Нам не на что жаловаться. Вот только. Только…

Алкей знает, что Клеида — его дочь и что у него есть внук Гектор. Он узнал это от Дельфийского оракула. Оракул, естественно, каждому является в том виде, в каком мы сами воображаем его. Кем на самом деле был мой оракул — переодетой Афродитой? Мы с Алкеем часто обсуждаем это, но единого мнения у нас так и нет. Алкей жаждет увидеть внука. Но я говорю ему:

— Не езди больше на Лесбос. Дом уже не там, где ты думаешь, и жизнь счастливее здесь, среди друзей.

Иногда Алкей начинает ворчать и не хочет слушать слов утешения. Тогда я обнимаю его и говорю:

— Мы с тобой настоящая родня. Дети должны жить собственной жизнью. Они приплывут к нам, когда будут готовы.

Однажды летним днем мы гуляем по песчаной косе нашего зеленого острова и замечаем вдалеке парус. Нас никто никогда не навещает, а потому мы с Алкеем смотрим как зачарованные. Мы смотрим на парус — он все приближается и приближается. Когда корабль уже почти достигает нашей косы, гребец перепрыгивает через борт и тащит его за канат. Он ищет место, где можно было бы причалить.