Молодость Мазепы

— Я знаю, что ты будешь торопиться в Чигирин, но если сам не сможешь, тогда пришли гонца, чтоб дал нам знать, что ты вернулся благополучно… потому что… если с тобой случится в Гадяче «прыгода»…

— Если случится «прыгода»? — переспросил Мазепа.

— Я подумаю о твоем спасении.

— Ты? — вскрикнул Мазепа. — Ты, Марианна, когда знаешь, что Бруховецкий сам ищет тебя?

— Что ж, — ответила спокойно девушка, — я буду не одна.

— Прошу тебя… — попробовал было возразить Мазепа.

Но Марианна остановила его.

— Оставь! Не говори! — произнесла она строго, — ты спас мне жизнь, но дело еще не в том, а в том, что ты должен жить. Да, должен, — повторила она настойчиво, — потому что после гетмана Дорошенко никто, кроме тебя, не достоин быть гетманом на Украине.

— Что ты говоришь, Марианна! — вскрикнул Мазепа, вспыхнувши невольно от неожиданных слов девушки.

— То говорю, что думаю, — отвечала твердо Марианна. — Я видела многих лыцарей, есть у нас такие, которые, быть может, и превосходят тебя и в отваге, и в воинском искусстве, но другой такой головы, как у тебя, — я не встречала ни у кого. Тогда еще в лесу ты показался мне не таким, как все остальные, но я думала тогда, что ты польский пан, теперь же, когда я знаю, что ты наш, — ты стал дорог мне.

Мазепа смешался: никогда еще в жизни он не слыхал таких слов. Он — гетман… он дорог ей… Он решительно не знал, как отнестись к этим словам, — как к шутке? Но нет, девушка говорила совершенно серьезно… оспаривать, благодарить за лестное мнение? Но нет, он чувствовал, что все это было бы уместно в каком-нибудь варшавском салоне, но здесь это было бы и глупо, и смешно; он стоял взволнованный, смущенный. «Прежде я думала, что ты польский пан, теперь же, когда я знаю, что ты наш, ты стал мне дорог», — повторил он про себя слова Марианны, и вдруг в его сердце закипела обида: кто же это смел говорить Марианне, что он польский пан, кто это выдумал нарочито, чтоб отвлечь от него внимание девушки?

— Марианна! — произнес он вслух. — Отчего ты могла подумать, что я польский пан? Вчера ты нечаянно обмолвилась и сказала, что тебе сказали это? Скажи, кто был тот напастник мой?

Брови Марианны нахмурились.

— Зачем тебе знать это? — произнесла она сурово, — я сама так подумала, — и, круто оборвав свою речь, она прибавила, одначе, пойдем, сниданок уже на столе.

Мазепа последовал за нею.

Они молча дошли до дому и, пройдя через большую светлицу, прошли в трапезный покой. Полковник был уже там, но не один, вместе с полковником сидел еще высокий, белокурый казак в дорогой одежде, в котором Мазепа сейчас же узнал красивого спутника Марианны; казак, видимо, тоже узнал его сразу. Он поднялся с приветливой улыбкой навстречу гостю, но в пристальном взгляде, брошенном им на него, а потом на Марианну, Мазепа уловил что-то неприязненное, подозрительное.

— Га, уже поднялся, — приветствовал Мазепу полковник, — где ж это ты водила его, доню?

— Показывала ему наше замчище.

— Ну, гаразд. А вот тебе, Мазепа, и атаман моей надворной кампании — Андрий Нечуй-Витер; видишь ли, Нечуй-Витром его потому на Запорожьи прозвали, что быстрее его никто справиться не может, вот и сегодня вернулся рано, а за ночь успел много добрых новостей собрать.

— Мы уже имели счастливый случай видеться с паном атаманом, — произнес Мазепа, с вежливой улыбкой кланяясь казаку.

— Да, когда пан ротмистр нанес такой знаменитый удар кабану и тем спас нашу Марианну, — отвечал Андрей.

Слово «нашу» обратило на себя внимание Мазепы. «Почему он назвал Марианну «нашей»?», — мелькнула у него в голове досадная мысль, но остановиться над нею он не имел времени, так как его прервало громкое восклицание полковника.

— Так садитесь же, панове товарыство, да вот послушайте, что с собою атаман наш привез!

Все уселись за стол. День был постный, а потому и все кушанья на столе состояли из постных блюд, но это не мешало им быть чрезвычайно вкусными.

Во время «сниданка» полковник передал Мазепе все новости, привезенные Нечуй-Витром, а именно, что к Дорошенко присоединялось еще несколько сел и местечек, — он перечислил их Мазепе, — что поговаривают о передаче Дорошенко и Киевского полка, и что калмыки, которые состояли на службе у Бруховецкого, узнавши о мире с Польшей, ушли к себе.

Между собеседниками завязался горячий разговор. Андрей, которого полковник познакомил уже с целью поездки Мазепы, одобрял его план, но сомневался в том, что Бруховецкий присоединится к нему. Марианна горячо возражала ему. Во время разговора Мазепа поймал на себе несколько раз пытливый взгляд Нечуй-Витра, следивший то за ним, то за Марианной.

— Ну, а когда же ты думаешь в путь? — обратился к Мазепе полковник.

— Думал сегодня; вот отдам только вам деньги, да порох, да универсалы.

— Э, нет, ты останься хоть до завтра, я послал гонцов по сторонам, сегодня съедутся некоторые важнейшие из наших «мальконтентов», добре было бы, чтоб они тебя увидали и от тебя самого услыхали бы Дорошенковы слова.

— Так-то оно так, да ведь и торопиться надо: орда прибудет к Покрову, — замялся Мазепа.

— Нагонишь время в дороге, да и коням твоим надо отдохнуть, я смотрел их — совсем пристали, слишком скоро гонишь. Много ли от Чигирина сюда, а можно подумать, что изъездил всю степь.

При этом невольном намеке полковника Мазепа почувствовал некоторое смущение, краска невольно выступила ему на лицо, но из этого неловкого положения его вывела Марианна.

— Прошу тебя, казаче, останься на сегодня, — прибавила она.

— Ваша воля, — ответил Мазепа, наклоняя голову.

Так как времени оставалось еще много, то Марианна предложила всем заняться пробой коней, или стрельбой из «сагайдакив». Мазепа с удовольствием согласился на это предложение. Андрей молча поднялся с места.

— Ты ж, Андрей, с нами? — повернулась к нему девушка.

— Надо поехать, осмотреть подъезды, — ответил уклончиво казак.

Брови Марианны нахмурились.

— Успеешь, — произнесла она отрывисто, и в голосе ее послышалась повелительная нотка, — теперь пойдем с нами.

— Как хочешь.

Казак взял шапку и молча присоединился к Марианне и, Мазепе.

Что-то тайное, недосказанное почудилось Мазепе в словах казака и в тоне ответа Марианны. Отчего он не хотел идти? Почему на него рассердилась Марианна? Если она рассердилась, значит, предлог его был вымышлен — то следовательно он не желал быть вместе с ним, Мазепой. Но почему же? Чувствует ли он к нему какую-нибудь неприязнь, или не доверяет ему? — подумал про себя Мазепа, выходя вслед за Марианной и Андреем на замковый двор.

Андрей принес великолепные турецкие сагайдаки и стрелы и все занялись стрельбой в цель, один из замковых казаков подбрасывал вверх яблоко, а состязующиеся должны были, попадать в него.

Мазепа стрелял как-то рассеянно, да и кроме того в искусстве метать стрелы он не был так силен, как в уменьи владеть саблей, так что Марианна и Андрей далеко опередили его.

Особенно отличалась меткостью выстрела Марианна.

На вопрос Мазепы, каким образом научилась она так великолепно стрелять, Марианна ответила Мазепе, указывая на Андрея:

— Батько и он научили меня.

Вскоре между молодыми людьми завязался опять живой разговор. Андрей оживился и оказался весьма остроумным и интересным собеседником. Мазепа узнал, что он окончил Киевскую академию, казаковал на Запорожье, затем был сотником в Переяславском полку, но когда полковника Гострого сбросил с полковничества Бруховецкий, тогда и он удалился сюда.

— Видишь ли, он вырос у нас, батько его принял за родного сына, — пояснила Марианна.

Красивое, открытое лицо молодого казака, его добрые голубые глаза и простая, прямая речь произвели на Мазепу чрезвычайно приятное впечатление, так что ему показалось вскоре, что кажущееся недоброжелательное отношение к нему казака было только плодом его фантазии.

Время прошло незаметно.

К полдню прибыли созванные Гострым «мальконтенты». Хотя они все были одеты, как крестьяне, но опытный взгляд Мазепы тотчас же различил значных казаков и даже двух-трех священников. Мазепа раздал всем универсалы, вручил полковнику порох и червонцы, повторил всем слова об успехах переговоров Дорошенко с Турцией и Крымом и сообщил, что не позже половины октября гетман прибудет сюда, на левый берег, с тридцатитысячной ордой. О своем плане он умолчал пока.