Ставрос. Падение Константинополя (СИ)

Она успела за миг до того, как вошла Аспазия. Феодора ногой затолкала пакет под кровать, под длинное смятое с ночи покрывало, и перевела дух.

Рыжая девчонка в легкомысленном белом хитоне, оголявшем тонкие руки, сдувая со лба челку и мурлыча какую-то песню – уже отряхнулась от всех прошлых страхов! - смахнула тряпкой пыль со столиков. Она вынула засохшие цветы из двуручной вазы, а потом подошла к постели, чтобы разгладить покрывала.

- Не трогай ничего! – крикнула Феодора; Аспазия выпрямилась, голубые глаза были в пол-лица.

- Госпожа?..

- Уходи… убирайся! – приказала хозяйка.

Перепуганная девушка отвесила низкий поклон и попятилась к двери, забыв свою тряпку. Хоть цветы не разроняла.

Феодора схватилась за лоб.

- Стой!

Аспазия застыла как истукан.

- Посиди за дверью – и не пускай ко мне никого, пока не скажу: поняла?

Аспазия кивнула. Едва дыша, она выступила за дверь и закрыла ее. Феодора перекрестилась.

“Она слишком труслива – и слишком честна, чтобы кому-нибудь доносить, - подумала госпожа с облегчением. – И сейчас меня не обманет! Но ее, конечно, могли запугать, если не подкупить; однако она не так бы себя вела, если бы шпионила!”

Феодора вынула пакет из-под кровати и убрала в один из своих сундуков, запиравшийся на ключ. Вот такие, наверное, возил с собой Флатанелос; а что он прятал в них, не хотелось даже думать.

Феодора посидела несколько мгновений на смятой постели, а потом громко крикнула:

- Аспазия!

Служанка проворно явилась, едва не запутавшись ногами в юбке, все еще бледная и дрожащая.

- Заканчивай тут убираться, а потом принеси мне поесть, - велела Феодора. – И сапоги почисти. Я пойду с сыном гулять.

Фомы не будет еще долго – а даже если нет, в том, чтобы пойти на прогулку, нет ничего предосудительного. Может быть, супругу представится так же неловко показывать ей храброго комеса, как и его корабли; или он запамятует… Во всяком случае, медлить нельзя.

Погода выдалась ясная, и сын радовал: был румяным и спокойным.

- Матушка вышла вершить важные дела, творить правду и закон, - ворковала Феодора, покачивая сына на руках: она шла далеко впереди своей охраны, и говорила с Вардом по-русски.

- Ты ведь мне не помешаешь, сокол мой, царевич?..

Вард смотрел серьезными темными глазами, точно взрослый в детском тельце. Феодора улыбнулась ему и поцеловала в высокий лобик: умник будет!

Многие кланялись ей, узнавая ее по мужу – или по статуе; или просто на всякий случай, почитая ее богатую одежду и охрану. Феодора с улыбкой кивала – хотя и не всякому.

Она направлялась в Золотой Рог. Там как раз располагалась верфь, на которой белели длинные скелеты нескольких будущих дромонов - или скедий, хеландий, галер: скоро эти ребра оденутся плотью, под ветром расправят грудь паруса, а на весла сядут гребцы. Вольные или невольники – сейчас Феодору не занимало. Она видела, как по деревянным каркасам, рискуя жизнью, лазают строители, а вокруг стоят десятники и начальники, наблюдая за работой и направляя рабочих окриками, а то и хлыстом. Правда, бить на ее глазах никого не били – только грозили, для порядку…

Феодора остановилась и хотела передать сына кормилице – но раздумала. Если Леонард Флатанелос храбрый и честный муж, красивой женщине лучше говорить с ним, держа на руках дитя. Молодая мать скорее растрогает и расположит к себе человека, преданного родине…

Феодора подошла к одному из надсмотрщиков, и тот немедленно повернулся к ней: люди такого сорта сразу замечали начальство, потому что их процветание зависело, едва ли не прежде всего, от успешных отношений с аристократией – и умения вовремя поклониться кому следует и как это следует.

А благородная женщина на верфи и вовсе была явлением удивительным. Феодора мысленно обругала себя за то, что не дождалась прогулки с мужем; но разве при муже она смогла бы так себя вести? Да он шагу бы ей ступить от себя не позволил, рта раскрыть – боясь, что бывалые моряки его сочтут недостаточно мужественным, плохим хозяином в семье!..

- Кого вам угодно, госпожа? – спросил надсмотрщик, кланяясь.

- Здесь ли сейчас… комес Флатанелос, Леонард Флатанелос? – спросила Феодора. Она покачала ребенка, который начал хныкать и тут же затих. Надсмотрщик был смущен.

Он даже спрятал за спину многохвостую плетку.

- Комес здесь, госпожа, - ответил коренастый невысокий грек, ниже ее ростом – но обладавший, по-видимому, недюжинной силой и сноровкой. Но больше он ничего не прибавил, глядя на нее выпуклыми черными глазами.

Феодора догадалась и улыбнулась.

- Вот, - она пошарила в поясе и, выудив оттуда золотую монету, вложила в руку ромею. - Меня зовут Феодора Нотарас, и я желаю говорить с комесом от имени мужа, патрикия Нотараса. Ты понял?

Надсмотрщик согнулся так, что почти коснулся лбом сапог.

- Сию минуту позову его!

Он заспешил прочь, переваливаясь на коротких ногах. Феодора крепче укутала сына от ветра и нахмурилась, мучительно гадая, что принесет ей эта встреча. Она уже сожалела обо всем, что затеяла: ей следовало бы, конечно, прежде всего пойти к своим, заручиться их поддержкой! Но разве сможет она втравить своих - честных воинов - в подобное дело? Она не Феофано, и не умеет так мастерски лгать и склонять людей ко злу, пусть и во благо!..

Остается надеяться, что комес Флатанелос сам знает, каковы русские, и ему окажется достаточно ее слов.

Тут вернулся надсмотрщик; и рядом с ним враскачку, походкой моряка, шагал высокий сильный человек, напомнивший Феодоре Марка, только с длинными волосами. Нет, не Марка – тот никогда не одевался так изысканно, как этот господин. Вьющиеся черные волосы достигали его широких плеч, и хотя Леонард Флатанелос носил бороду, как православный грек – и мужественный грек Эллады, в волосах блестели бронзовые украшения. С плеч ниспадал дорогой плащ, под которым виднелись узорные одежды. Как красив, наверное, был этот человек, когда боролся с бурей – или отдавал приказы, возвышаясь на палубе!

Отвратительное недоверие вкралось в сердце Феодоры – ей вдруг стало дурно под греческим солнцем, холодный пот оросил лоб и виски. Она улыбнулась, без слов извиняясь перед комесом за свою слабость, и шагнула назад.

В следующий миг она поняла, что комес одной рукой обнимает ее за плечи, а другой держит ребенка; Вард не издал ни звука, хотя неохотно шел к чужим людям. Феодора глубоко вздохнула.

- Прошу простить меня, комес…

- Ничего страшного, - с улыбкой ответил тот, возвращая матери ребенка. – Вы, должно быть, ждете его брата.

Феодора покраснела, поняв, что сказал этот человек; но он вовсе не хотел ее оскорбить, а только был по-гречески прост – как море, как земля!

- Вы правы, я… беременна, - призналась она, лихорадочно пытаясь подобрать дальнейшие слова. Комес Флатанелос говорил ей “вы” - как образованный ромей, как сторонник императора… Что это могло значить? Что угодно!

- У вас ко мне дело, госпожа Нотарас? – спросил Леонард Флатанелос.

- Вы позволите сесть? – произнесла она, оглядываясь.

- Конечно, конечно!

Он засуетился, коря себя за недогадливость; подвел ее к какому-то бревну, на которое она с наслаждением опустилась, вдыхая свежий древесный запах. Комес запросто сел рядом; они оказались в стороне от работ и чужих ушей.

- Дело есть у вашего мужа? Тогда почему он послал вас? – допытывался Флатанелос: с простотой честного человека и беспокойством за такую посланницу.

Феодора прикрыла глаза и помолилась всем высшим силам, которые существовали - или могли существовать!

- Комес Флатанелос, - сказала она. - Я пришла поговорить о вашем родиче, Никифоре Флатанелосе.

При звуке этого имени честный моряк изменился в лице и вскочил с места; его нагрудная цепь и узорная парча платья болезненно сверкнули ей в глаза. Потом Леонард Флатанелос снова сел.

- Что вы о нем знаете? - воскликнул он.

- Тише!