Ронины из Ако, или Повесть о сорока семи верных вассалах (Ako Roshi)

Нет, надо было сделать не так… Как–то по–другому… Но как? Они продумывали всевозможные варианты действий, понимая, что уже поздно и ничего изменить нельзя. Впрочем, каяться было еще не время. В пути они нагнали конвой мэцукэ, но теперь, когда от старшего родича их клана его светлости Унэмэсё Тода, а также от князя Даигаку были получены обращенные ко всем самураям клана письма–увещевания, гонцы затруднялись оставить их без внимания и вручить челобитную, как то было задумано вначале. Дорога назад показалась им куда короче, чем дорога в Эдо, по которой они ехали из Ако. Представляя, как будет взбешен Кураноскэ, они совсем пали духом.

Кураноскэ прочел увещевание, посланное Унэмэсё.

«Имею честь передать вам сие послание с гонцами Кудзаэмоном Тагавой и Дзидзаэмоном Цукиокой. Возможно, содержание письма покажется членам дружины клана несколько резким, поскольку я не вполне представляю, как обстоят дела у вас в Ако. Всем известно, что Правитель Такуми исполнил свой тяжкий долг, повинуясь высочайшей воле. Долг верных вассалов по отношению к покойному сюзерену — безропотно очистить замок и беспрепятственно передать его властям. Повинуясь высочайшей справедливости, следует поступить в соответствии с последней волей покойного князя. Нет нужды напоминать, что дело первостатейной важности сегодня — в соответствии с распоряжениями властей, соблюдая вышеуказанные установки, быстро и мирно покинуть замок. Сие следует довести до сведения всех членов дружины клана, сопроводив убеждением.

Год Змеи, 04.05

Унэмэсё Тода. (Печать)

Старшим самураям дома Асано, чиновным лицам, служилым, надзирающим и всем прочим членам дружины клана.

Посткриптум:

Всем, находящимся в Ако, надлежит немедля по получении сих указаний их обсудить».

Итак, в письме требовалось одно: безоговорочно сдать замок. Услышав, что получено письмо от Тоды, Кураноскэ заранее знал, что в нем будет написано. Почти то же самое говорилось и в письме от Даигаку, младшего брата покойного князя. О том же настойчиво просили в своем письме эдоские старшины Ясуи и Фудзии.

Прочитав все послания, Кураноскэ улыбнулся и обронил:

— Ну надо же! Какая родственная забота!

Почему они с самого начала не сделали так, как я говорил? — думал он про себя. — Вот ведь глупость! Я считал обоих людьми, способными лучше разобраться в обстановке, да видно ошибся, не те очки надел…

Не сказав больше ни слова, он кивнул гонцам, показывая, что можно идти. Кураноскэ прекрасно понимал, что безоговорочно принять мнение родичей князя теперь уже нельзя. И так уж князь своим поступком причинил им массу хлопот. Если только родичи услышат, что еще и вассалы покойного князя что–то замышляют, можно представить, в какое смятение они придут…

На следующий день в Ако прибыли Сасабэй Масаки и Хэйэмон Араватари, вассалы Унэмэсё Тоды. Они привезли еще одно письмо от своего господина. Тода тревожился, что послания, переданного с Тагавой и Цукиокой, будет недостаточно — вот и направил еще двух гонцов.

Когда Тикара пришел к отцу сказать об этом событии, тот скривился, будто говоря: «Вот ведь неймется им! Надоели!» — и, не скрывая насмешливой улыбки, встал, чтобы выйти к гостям.

«Открыть ворота замка» — с таким предложением неожиданно выступил Кураноскэ. Произошло это двенадцатого числа четвертой луны, в тот самый день, когда посланцы Унэмэсё Тоды прибыли из Эдо. В качестве аргумента, заставляющего отказаться от планов обороны замка и «смерти вослед», Кураноскэ привел «мнение родичей покойного господина». Далее он пояснил, какую конкретно линию поведения рекомендуют уважаемые родственники князя. Можно ли пренебречь их мнением?! Необходимо учитывать, что любые действия, которые они сейчас предпримут, неизбежно отразятся на судьбе родни князя, и в первую очередь его младшего брата Даигаку.

В тот же день разнесся слух о том, что накануне из Эдо вернулись Тагава и Цукиока, посланные туда с челобитной. Большой зал был полон — почти все самураи, откликнувшись на оповещение, собрались послушать, как обстоят дела в Эдо.

Итак, сдать замок… Будто электрический разряд пробежал по залу. Сгущающиеся в отдалении в глубине зала, ряды самураев в темных форменных куртках и шароварах, похожие на ровные рисовые всходы в поле, разом пришли в движение. У всех читалось на лицах необычайное возбуждение. При этом наиболее решительно настроенные самураи в одном углу, раскрасневшись, вскакивали на ноги и громко выкрикивали слова протеста, а другие сердито их одергивали. Что именно кричали те и другие, разобрать было невозможно. Зал внезапно забурлил и заклокотал.

— Что ж, ваша милость, и вы так же считаете, как те старшины? — доносились до слуха Кураноскэ возгласы самураев.

Люди в зале представлялись ему лесом под порывом ураганного ветра. Он знал, что эти люди, недавно подписавшие клятву на крови, теперь смотрят на него с тревогой и недоумением. Видел он и то, как сидевший рядом Куробэй Оно, будто став меньше ростом, в страшном возбуждении внезапно подался вперед и теперь беспрерывно ерзал на месте, грызя ногти.

— Буря! Буря… Да что же такое творится?! — бормотал он про себя.

Заметив это, Кураноскэ невольно улыбнулся в глубине души.

Да, и впрямь буря. Однако истинные трудности должны были обозначиться лишь после бури. Ведь ураган очень скоро уляжется. Шуметь вот так попусту, может быть, и небесполезно иногда, да уж больно глупое занятие.

— Тихо, вы, тихо!.. — будто увещевали большие глаза Кураноскэ, когда взор его, смиряя яростное возбуждение толпы, как свет маяка над волнами моря, блуждал по рядам самураев.

Были и такие, что выходили вон из зала, гневно топнув ногой и выкрикнув на прощанье проклятье. Еще некоторое время зал напоминал бочку со взбаламученной водой, но постепенно возбуждение улеглось и наступила тишина.

— Ну, что скажете? — упали посреди безмолвия тяжкие слова Кураноскэ.

— Да что уж, как вы сказали, ваша милость, так тому и быть. Безусловно, тысячу раз так! Нам тут возразить нечего, — решительно ответствовал Куробэй Оно. — То, что наши действия могут нанести ущерб родичам нашего господина, соображение весьма существенное. Речь идет и о соблюдении верности заветам покойного господина. Как вы знаете, сам я с самого начала придерживался именно такого мнения.

Кураноскэ снова улыбнулся про себя — с такой горделивой победной интонацией были сказаны эти слова.

Некоторые в ответ согласно кивали. Другие возражали им:

— Да нет же! Тысячу раз не так!

— Что ж, будем считать, что клан свое решение вынес. Впредь до передачи замка властям прошу вас следовать во всем моим указаниям, — в заключение сурово промолвил Кураноскэ и поднялся.

Вслед за ним многие стали вставать и расходиться. Дома жены и дети с волнением ждали, с чем вернутся главы семей. С конца прошлого месяца все постоянно были объяты тревогой — ведь мужчины только и обсуждали планы обороны замка или «смерти вослед». Ждет ли их безрадостная судьба ронинов или же, приняв сейчас злополучное решение, они согласятся тем самым на нечто худшее? Как быть? Выходило, что победили те, что решились первыми пойти на капитуляцию. Но с этим трудно было примириться; казалось, что надо еще бороться, спорить… Однако горькое чувство отчаяния не давало им двинуться с места. Многие так и продолжали удрученно сидеть на месте, безмолвно понурившись.

— Буря… Буря… — сдавленным голосом пробормотал Кураноскэ и вышел в коридор, сжав зубы, от чего мышцы лица напряглись, придав ему еще более грозное и значительное выражение.

Куробэй Оно в ту ночь тоже не вернулся к себе в усадьбу, оставшись в замке. Куробэй был одним из тех, кто вздохнул с облегчением, когда было решено сдать замок без боя. Когда совещание подошло к концу и Кураноскэ покинул зал, Куробэй тоже поднялся и, показав глазами сидевшему неподалеку Ситироэмону Тамамуси в сторону выхода, шагнул в коридор.

— Так ни с чем он и остался. Нахлебался вдоволь! — выдохнул Куробэй, скривив лицо в такой гримасе, будто раздавил вредное насекомое.