Калигула или После нас хоть потоп

Грек усадил трясущегося императора в .кресло и отрицательно покачал головой. Тиберий закричал в гневе:

– Ах, я же знаю, ты трус, ты смешной филантроп, ты как Нерва! Тебе тоже не нравится, когда течет людская кровь. Тебе и голубиной крови жаль, невинная ты душа. Но разве в этом Вавилоне лжецов можно поступать иначе?

Разве может кто-нибудь выхаживать голубей на крыше, когда на ней приготовлена западня?

Черное, зловещее море монотонно шумело внизу.

Император расчувствовался:

– Ты знаешь, почему я такой жестокий, не так ли?

– Тебя сделали жестоким, – ответил Фрасилл. – Я знаю твою жизнь.

Жизнь полную страданий и горестей. Я знаю это…

– Не только ты. Я недавно слышал, что обо мне каждый знает все…

– Это не так, мой император. Они знают только то плохое…

– Что это "то плохое"? – повысил голос Тиберий.

Астролог сказал настойчиво:

– Не убивай легкомысленно, мой император! В каждом человеке есть что-нибудь прекрасное, в нем есть хотя бы искра от олимпийских богов, и ее жаль.

Тиберий слышит тихий, проникновенный голос звездочета, и старый, скептик спрашивает:

– Может ли дерево, которое сто лет росло от корней к кроне, внезапно начать расти от кроны к корням?

– Дерево не может. Но человек – человек может все, что захочет.

Долго молчал император. Потом схватил хрустальную чашу:

– Выпей, грек, за то, чтобы остаток моих дней не был черным. Если для истерзанного и измученного вообще возможно счастье, я сказал бы, выпей за мое счастье.

Астролог возлил из чаши:

– В честь Эскулапа и за твое счастье, цезарь!

Он пил жадно, большими глотками, стараясь запить эту минуту одурманивающим напитком, притупить вином пережитый страх.

– Есть у меня еще кое-что в мыслях, Фрасилл. Есть у меня еще одно желание – ты знаешь, очевидно, о нем, мой всевед?

Как мог Фрасилл не знать об этом желании. Право, не надо обращаться к звездам, чтобы понять, почему старый император много раз посматривал в направлении, где бьется сердце империи – Рим. Но Фрасилл, верный своему "удивительному" призванию предсказателя, на этот раз не захотел проявить своей проницательности, а попросил императора быть спокойным и сосредоточенно посмотрел на горизонт.

Император напряженно ждал.

Медленно глаз звездочета скользнул по созвездиям от Лиры к Лебедю, от Персея к Кастору и Полидевку, от Дракона к Скорпиону.

Медленно собирался астролог с мыслями, наконец сказал спокойно:

– Ты мечтаешь вернуться в Рим, мой цезарь.

Тиберий мрачно поглядел на Фрасилла и произнес тихо:

– Человека на старости лет тянет туда, откуда он вышел… – Потом более настойчиво:

– Должен ли я вернуться в Рим?

Фрасилл вздрогнул. Опасный вопрос. Он ждал его и боялся ответить.

Вернуться в муравейник, который он твердой ногой попирает изо дня в день, который он восстановил против себя смертными приговорами и конфискациями?

Но он этого хочет. Это его последнее желание. Он снова поднял глаза к сияющим планетам. Констелляция плохая. Гемма в созвездии Короны имеет цвет свежей крови. Но он хочет вернуться, говорит себе Фрасилл. Мир вздохнет раньше. Вздохну и я…

Фрасилл видел в глазах императора такое страстное желание услышать положительный ответ, что уже хотел было согласиться. Но не смог.

Почувствовал жалость к человеку, который всю свою жизнь не знал счастья, который не знал, что такое радость, не умел смеяться. И жалость оказалась сильнее страха.

– Уж коли речь идет о деле таком важном, я должен сказать тебе, мой цезарь, всю правду, даже если она тебя огорчит или разгневает. Не возвращайся в Рим.

– Против меня готовится заговор?

Тиберий имел в виду Сервия Куриона. Говорят, у него собираются оппозиционеры. Об этом ему сообщил доносчик. Однако Макрон уверял, что сборища бывают у ростовщика Авиолы. Точных доказательств нет. Но удар нужно будет нанести внезапно. По кому? По Сервию? Авиоле? Пусть так или иначе, ясно одно, что в Риме Тиберию не избежать интриг.

Фрасилл не сказал ни да, ни нет. Снова посмотрел на звезды:

– Рим – горячая земля, мой цезарь. Рассадник страстей. Самая сильная страсть – это ненависть. Она не дает покоя людям, ослепляет их, оглушает…

– Сентенции оставь при себе, – сказал император неприветливо. – Что тебе говорят звезды, это я хочу слышать!

– Рак стоит в связи с Гидрой, мой господин…

– Это означает…

– Тысячеглавая гидра стоит против тебя. Словно миллионы муравьев, готовых обглодать мясо до самых костей…

Император вскипел:

– Глупец! Что ты болтаешь о муравьях? Я хочу в Рим и не поддамся на твое вранье!

И тут же задумался: Фрасилл явно видел, как я хочу вернуться. Он мог мне спокойно сказать – возвращайся. Что я понимаю в этих звездах? Ведь это тоже обман, как и все в человеческой жизни. Он говорит о гидре, стоящей против меня. Мог бы спокойно послать меня на смерть в Рим. Любой другой так бы и сделал. Император мягко посмотрел на Фрасилла.

– Ты не желаешь моей смерти?

– Нет, господин, – прозвучал тихий ответ.

– Почему же? Я столько раз тебя обижал.

– Обижал. Каждый стоящий у власти обижает слабых. Я не хочу, чтобы ты лишился жизни, но…

– Договаривай, мой милый.

– Если бы ты смирился…

Император поднялся, оперся о стол и захрипел в бешенстве:

– Ты глупец! Идиот! Я должен смириться? Перед кем? Перед своими врагами? Скорее я отомщу во сто крат! О ты, собачья душа! Ты – ядовитая змея! – Он, задыхаясь, опустился в кресло, вытер орошенный потом лоб, руками сжал виски. Злость вылилась и внезапно исчезла. Он говорил тихо, извинялся, просил прощения:

– Ах, нет! Прости меня, Фрасилл. Ты действительно мой друг. Прости меня!

Император разволновался: вот единственный человек, который мне не враг.

Тиберий взял звездочета за руку, и в сердце его проникло давно забытое чувство благодарности. Но, поглаживая руку Фрасилла, он повторял упрямо:

– Но в Рим я все-таки вернусь!

Почувствовав усталость, он попросил Фрасилла уйти.

Фрасилл удалился.

Тиберий остался один. Он встал. Закутался в плащ и вышел на восточную террасу. Удары волн оглушали. Иногда хорошо послушать этот грохот. Он подошел к перилам. факел, горящий на другой террасе, отбрасывал на мозаику пола тень императора. Длинную, большую, величественную. Тень властителя мира перерезала на мозаике нить, с помощью которой Ариадна выводила любимого Тезея из Лабиринта. Лабиринт жизни – это лабиринт человеческих чувств. Найду ли я путь, человек сто раз отвергнутый, обманутый, брошенный? Найду ли я душу хоть с каплей сочувствия?

На мраморных перилах загорелись два желтых огонька. Они приближались.

Император вздрогнул, потом рассмеялся. Его кот Рубр. Рыжий, с коричневыми подпалинами кот, любимец Тиберия.

Император поднял руку и протянул ее навстречу животному, хотел погладить. Однако кот взъерошился, фыркнул, желтые огоньки быстро отступили во тьму и исчезли.

Император стоял, не двигаясь, с протянутой рукой. Потом скользнул ладонью по холодному мрамору перил, которые не могут отстраниться от прикосновения.