Любовь императора: Франц Иосиф

Путешествие продолжается вдоль северного побережья Африки. 25 сентября из-за шторма судну приходится укрываться от бури в Тенезе. Едва оказавшись в Алжире, она уже спешит на Аяччо на Корсике, чтобы увидеть дом, где родился Наполеон. И опять — дальше, дальше, в Марсель, к Иерским островам с их великолепными рощами из пиний и, наконец, в Италию, во Флоренцию.

Итальянский премьер-министр Криспи, который всё ещё не нашёл общего языка с папой Львом XIII, напуган этим известием. Он опасается, что императрица отправится в Рим и демонстративно нанесёт визит папе. Как же мало знает Елизавету этот человек! Франца Иосифа не покидает тревога за жену. Кроме того, из политических соображений ему досадно, что она — в Италии. Но в последнее время его супруга путешествует без всякого плана, направляясь то туда, то сюда, причём плывёт на судне, о котором никогда нельзя определённо сказать, прибыла ли она, и если прибыла, то в какое время. Все эти обстоятельства серьёзно мешают императорской чете обмениваться письмами.

Только 1 декабря она вновь встречается в замке Мирамар с Францем Иосифом. Ей давно пора возвращаться домой. Даже в Венгрии, где её боготворят, в палате депутатов открыто говорят о том, что королевская чета всё реже появляется в стране. В 1890 году Елизавета провела в Венгрии один-единственный месяц. Теперь же нужно быть довольными, если императрица вообще находится в пределах своей монархии...

При дворе ходят полуофициальные разговоры, что императрица устроит для дипломатического корпуса торжественные обеды и собирается присутствовать на некоторых званых вечерах. «Это произведёт благоприятное впечатление, — сообщает немецкий посол принц Рейсо, — ибо недовольство этой многострадальной августейшей особой уже переполняет чашу терпения».

Елизавета берёт себя в руки, она не намерена слишком часто открывать императору истинное состояние своего духа, потому что знает, какое впечатление это на него производит. В общении с Францем Иосифом она следует совершенно определённой программе, которую выработала на «Морской звезде» в свободное время, когда бушевали штормы. Чаще всего она говорит с ним только о подруге или о театре и делает только то, что безусловно должна делать.

Приглашение провести Рождество у молодой пары в замке Лихтенэгг в Белее Елизавета отклоняет. Она никогда больше не желает видеть рождественскую ёлку. Когда же Валерия собирается приехать в канун Рождества в Бург, императрица опять возражает. «24 декабря нужно находиться дома, у наряженной ёлки и праздновать как можно лучше. Мне доставит радость думать в этот вечер о вас, находясь вдалеке. Ведь счастье возможно только в мечтах», — пишет она дочери.

В наступившем году Елизавета преодолевает себя и 17 января впервые за долгое время появляется на большом рауте. Её одеяния говорят о глубоком трауре. Несмотря на светлые наряды приглашённых, бриллианты и прочие украшения, всё это напоминает скорее похороны, нежели Масленицу. Спустя неделю Елизавета с графиней Фестетич наносит свой первый визит в замок Лихтенэгг. Против ожидания, она чувствует себя у молодых как нельзя лучше.

   — Пожалуйста, мама, — умоляет Валерия, — останься у нас подольше!

   — Именно потому, что здесь мне очень нравится, я не могу этого сделать, — возражает Елизавета, — потому что морской чайке тесно в ласточкином гнезде.

Она приглашает молодую пару отправиться с ней в середине марта на Корфу. 18 марта «Мирамар» подходит к острову и бросает якорь в непосредственной близости от горы недалеко от местечка Гастури. На этой горе возвышается видный издалека строящийся замок императрицы. С уже готовой террасы виллы Елизавета показывает дочери вид на море, открывающийся между двумя высокими кипарисами.

— Я бы хотела, чтобы меня похоронили на этом месте, — замечает она.

Императрица сопровождает молодожёнов в Коринф и Афины. В столице Греции путешественники появляются без предупреждения. В королевском дворце они застают только кронпринцессу Софию, скромную и милую дочь императора Фридриха. Елизавета пытается побеседовать с ней по-гречески — кронпринцесса смущённо молчит. Она пока не понимает ни слова на языке своей страны. Это забавляет императрицу. Вечером при великолепном лунном свете путешественники поднимаются на Акрополь. Затем молодая пара возвращается домой, а Елизавета едет на Сицилию, природа которой ей очень нравится, и оттуда часто пишет Валерии. Каждое письмо Елизаветы, содержащее мало-мальски добрые вести, Валерия показывает императору, который всегда исправно пишет жене, никогда не забывая подробно сообщить ей, где и когда он видел фрау Шратт, «подругу». Мало-помалу он привык ежедневно, чаще всего в полдень, прогуливаться с ней по Шёнбруннскому парку или встречать её у фрау фон Ференци. В таких случаях он всегда заранее письменно просит её, «не будет ли она добра разрешить подруге прийти в час».

В конце апреля Елизавета собирается вернуться на родину, на виллу «Гермес» в Лайнце. Между тем она изучила не только древнегреческий, но и новогреческий язык и перевела почти без посторонней помощи на новогреческий язык «Гамлета», «Короля Лира» и «Бурю». От «Илиады» императрица между тем отошла, её отталкивает в этой поэме бряцание оружием, и теперь её любимое произведение «Одиссея».

В июле Елизавета проводит некоторое время с Францем Иосифом в Гаштейне. Она старается скрыть от императора своё мрачное настроение, пытаясь быть с ним милой и приветливой.

Любезность жены радует Франца Иосифа. К тому же он бесконечно признателен ей за то, что она с таким пониманием относится к слабости, которую он питает к фрау Шратт. «Мой бесконечно любимый ангел, — пишет император жене вскоре после своего отъезда из Гаштейна, — я пребываю в меланхолии. Когда я вчера спускался в карете с горы и с тоской озирался, стараясь увидеть Хеленебург, мне показалось, что я узнал на балконе твой белый зонтик от солнца, и на глазах у меня появились слёзы. Ещё раз благодарю тебя за твою любовь и доброту во время моего пребывания в Гаштейне. Такие хорошие дни бывают у меня теперь не часто». Когда Елизавета ответила, что он не ошибся, Франц Иосиф пишет: «То, что после нашего прощания в Гаштейне ты действительно махала мне своим белым зонтиком, наполняет меня счастьем. Я глубоко тронут и благодарен тебе за это».

Оставшись одна, Елизавета вновь делается мрачной. Тут она получает известие, что её дочь в положении. Валерия пишет восторженно матери о предстоящем счастье материнства, но ответы императрицы пронизаны беспросветной меланхолией: «Рождение нового человека представляется мне несчастьем, оно так тяготит меня, что порой я ощущаю его как физическую боль и готова скорее умереть». Снова она не находит себе места, её вновь тянет прочь — ехать, бежать, плыть, — каждый день быть на новом месте: из Гаштейна в Фельдафинг, оттуда в Мирамар и на Корфу. Чем дальше — тем лучше. Идея кругосветного путешествия, даже только поездки в Америку, о чём Елизавета не раз намекала своему супругу, до сих пор не встретила понимания, несмотря на то, что обычно Франц Иосиф исполняет любое желание императрицы.

Прибыв на Корфу, Елизавета первым делом направляется к своему дворцу, расположенному в таком месте, откуда, согласно Гомеру, можно видеть весь мир. Местоположение — самое замечательное в её новом жилище, которое не слишком удачно пытается сочетать помпейский и классический стиль с современным комфортом и не слишком хорошим современным вкусом. Многое в нём, например, мебель, изготовленная по древнеримским образцам, выглядит довольно безвкусно. Расходы оказались при этом чрезвычайно велики. Франц Иосиф, по-рыцарски щедрый, распорядился, чтобы расходы на строительство виллы, если их не удастся покрыть за счёт одних только текущих доходов императрицы, покрылись из его личных средств. Теперь здесь устанавливаются статуи, призванные воплощать столь высоко ценимую Елизаветой человеческую красоту, прежде всего статую умирающего, поражённого в пяту троянского героя. На лестнице помещают огромное впечатляющее полотно «Триумф Ахилла» кисти профессора фон Матча. В качестве олицетворения женской красоты находит своё место копия так называемой третьей танцовщицы Кновас — произведение искусства, изображающее, как говорят, княгиню Полину Боргезе, изумительно сложенную любимую сестру Наполеона. Кроме того, Елизавета намеревается установить в этом «Ахиллеоне» памятники своему сыну и поэту Гейне — двум дорогим ей людям.