Падение титана, или Октябрьский конь

Без водяных часов трудно было определить, сколько времени пробежало. Может, полдня, может, день. Ликторы совершенно измаялись, но их полукруг не ломался. Фасции осторожно поставлены на ступени, руки лежат на топориках. Цезарь не шевелился, погруженный в одну из своих знаменитых кошачьих дремот.

— Эй, сойди с трона! — выкрикнул молодой женский голос.

Цезарь открыл один глаз, но не двинулся.

— Я сказала, сойди с трона!

— Кто это смеет приказывать мне? — спросил Цезарь.

— Царевна Арсиноя из Птолемеев!

Услышав это, Цезарь выпрямился, но не встал, а лишь в упор посмотрел на девицу, подступившую к подножию возвышения. За ней следовали маленький мальчик и двое мужчин. По прикидке Цезаря, ей было лет пятнадцать. Полногрудая, рослая, с гривой золотистых волос. Голубые глаза, лицо, которое, видимо, могло быть и приятным, но его портила злая гримаса. Высокомерная, сердитая, авторитарная особа. Одета в греческом стиле, но платье сшито из тирского пурпура очень темного цвета, при малейшем движении отливающего сливовым и малиновым. В волосах диадема, усыпанная драгоценностями, вокруг шеи потрясающей роскоши воротник, на голых руках избыток браслетов. Мочки ушей сильно оттянуты вниз, обремененные грузом подвесок.

Маленький мальчик выглядел лет на десять, не больше, и очень походил на сестру. То же лицо, та же кожа, тот же тирский пурпур. И греческая хламида вдобавок.

Ясно, что двое мужчин — своего рода сопровождающие. Тот, что с покровительственным видом стоит возле мальчика, — пустое место, слабак. С другим, что при Арсиное, придется считаться. Высокий, хорошо сложенный, светлокожий. Взгляд умный, расчетливый, рот волевой.

— И куда же нам идти отсюда? — спокойно спросил Цезарь.

— Никуда, пока ты не падешь передо мной ниц! В отсутствие царя я правлю в Александрии, и я приказываю тебе сойти оттуда и пасть ниц! — отрезала Арсиноя. Она зло посмотрела на ликторов. — Вы все — тоже на пол!

— Ни Цезарь, ни его ликторы не подчиняются командам глупеньких царевен, — тихо сказал Цезарь. — В отсутствие царя я правлю в Александрии на основании пунктов завещания Птолемея Александра и вашего отца Авлета. — Он подался вперед. — А теперь, царевна, перейдем к делу. И не сверкай глазами, как избалованный ребенок, иначе я прикажу одному из моих ликторов вытащить прут из его фасций и отстегать тебя. — Взгляд его остановился на стоящем рядом с ней человеке. — Ты кто?

— Ганимед, евнух. Воспитатель и охранник моей царевны.

— Ганимед, ты вроде похож на здравомыслящего человека, так что я буду разговаривать только с тобой.

— Нет, со мной! — крикнула Арсиноя, лицо ее пошло пятнами. — Немедленно сойди с трона!

— Придержи язык! — резко оборвал ее Цезарь. — Ганимед, я нуждаюсь в апартаментах для меня и моих старших офицеров, а также в достаточном количестве свежего хлеба, овощей, масла, вина, яиц и воды для моего войска, которое останется на кораблях, пока я не разберусь, что здесь происходит. Плохи дела, когда диктатора Рима встречают с тупой и бесцельной враждебностью. Ты понимаешь меня?

— Да, великий Цезарь.

— Хорошо! — Цезарь поднялся и сошел вниз по ступеням. — Вот тебе первое поручение: удали от меня этих двух несносных детей.

— Я не могу этого сделать, Цезарь, если ты требуешь, чтобы я был с тобой.

— Почему?

— Долихос — мужчина. Он может увести царевича Птолемея Филадельфа, но не царевну. Ей нельзя находиться в мужском обществе без присмотра.

— Есть ли здесь еще кастраты? — спросил Цезарь с кривой улыбкой: Александрия, кажется, презабавнейший городок.

— Конечно.

— Тогда ступай с детьми, приставь к царевне Арсиное кого-нибудь вроде себя и поскорей возвращайся.

Царевна Арсиноя, временно выбитая из колеи властным окриком, хотела что-то сказать, но Ганимед твердо взял ее за плечо и вывел из зала. Мальчик Филадельф и его воспитатель тоже поспешили уйти.

— Ну и ситуация! — повторил Цезарь Фабию.

— Еще немного, и я бы взялся за прут. У меня просто руки чесались.

— У меня тоже, — вздохнул великий человек. — Все эти Птолемеи довольно своеобразны. По крайней мере, хоть Ганимед воспринимает все здраво, но он, к сожалению, не царских кровей.

— Я думал, евнухи толстые и похожи на женщин.

— Те, кого кастрируют в детском возрасте, — да. А после наступления половой зрелости кастрация мало влияет на правильное развитие организма.

Вернулся Ганимед. На лице осторожная, но не заискивающая улыбка.

— Я к твоим услугам, великий Цезарь.

— Достаточно просто Цезарь, благодарю. А теперь ответь, почему двор в Пелузии?

Евнух удивился.

— Идет война, — сказал он.

— Какая война?

— Война между нашим царем и нашей царицей. В начале года цены на еду возросли, и Александрия восстала. Обвинили царицу, ведь царю лишь тринадцать. — Ганимед посуровел. — Мира здесь давно уже нет. Царя обрабатывают его педагог Феодот и главный дворцовый управляющий Потин. Это очень честолюбивые люди. Царица Клеопатра — их враг.

— Я так понимаю, что она убежала?

— Да, на юг, в Мемфис, к египетским жрецам. Ведь она является также и фараоном.

— Как и любой из Птолемеев, восходивших на трон?

— Нет, Цезарь, далеко не любой. Отец нашей царицы Авлет, например, не носил этого титула. Он свысока смотрел на жрецов, и те платили ему тем же. А ведь они имеют очень большое влияние на коренных египтян. Авлет не учитывал это. Царица же Клеопатра всегда была с ними дружна и даже жила в Мемфисе одно время. Вот жрецы и провозгласили ее фараоном. Царь и царица — это титулы Александрии. В Египте Нила — в настоящем Египте — эти титулы веса не имеют.

— Значит, царица-фараон убежала в Мемфис к жрецам. А почему не в другую страну, как ее отец, когда его скинули с трона? — удивленно спросил Цезарь.

— В чужие страны Птолемеи обычно бегут без гроша. Александрия больших сокровищ не копит. Поэтому если Птолемей не фараон, то денег ему взять негде. А Клеопатра, как фараон, велела жрецам Мемфиса дать ей денег. И получила достаточно, чтобы нанять в Сирии армию. Теперь она с войском стоит под Пелузием, на северном склоне Касиевой горы.

Цезарь нахмурился.

— Горы? Не думал, что тут есть какие-то горы. Во всяком случае, до Синая.

— Это просто высокая дюна.

— Ага. Продолжай.

— Генерал Ахилла привел царскую армию к южному склону горы и там стал лагерем. А недавно Потин с Феодотом перегнали в Пелузий военные корабли. И повезли туда же нашего маленького царя. Похоже, будет сражение.

— Значит, Египет или, скорее, Александрия в разгаре гражданской войны, — сказал Цезарь, расхаживая по залу. — Есть ли где-нибудь поблизости признаки присутствия Гнея Помпея Магна?

— Об этом я ничего не знаю, Цезарь. Определенно он не в Александрии. Это правда, что ты победил его в Фессалии?

— О да. Разбил наголову. Несколько дней назад он покинул Кипр, и я думал, что он направился в Египет.

«Нет, — подумал Цезарь, искоса наблюдая за Ганимедом, — этот человек действительно не знает, где сейчас находится мой старый друг и противник. Тогда где же Помпей? Может быть, его тоже послали к тому ручью в семи милях от гавани Эвноста и он поплыл дальше в Киренаику?»

Он вдруг остановился.

— Очень хорошо. Кажется, мне придется применить власть родителя в отношении этих глупых детей и попытаться примирить их. Поэтому ты пошлешь двух курьеров в Пелузий. Одного к царю Птолемею, другого к царице. Я требую, чтобы они оба явились сюда, в их собственный дворец. Это ясно?

Ганимед смутился.

— С царем я не предвижу никаких трудностей, Цезарь, но царица сюда не поедет. Как только она появится, толпа набросится на нее. — Он презрительно вздернул верхнюю губу. — Любимое занятие александрийской толпы — рвать на куски неугодных правителей. На рыночной площади, где много места. — Он кашлянул. — Должен добавить, Цезарь, что и тебе ради собственной безопасности никуда не надо бы выходить. Город сейчас во власти смутьянов.