Озарение Нострадамуса

— Но как мы убедимся в ее действенности?

— На себе, — невозмутимо ответил доктор Иерсен, — я сначала привью себе чуму, а потом введу в свою кровь эту сыворотку, которая должна уничтожить заразу…

Слушая этот разговор, который произойдет через триста пятьдесят лет, все еще ощущая себя в бреду, Нострадамус запоминал подробную инструкцию, которую давал, или, вернее сказать, будет давать в далеком будущем своему помощнику победитель Чумы.

Придя в себя, он увидел, что свеча оплыла и погасла, а сам он все так же сидит за столом. Значит, это в своем вещем сне он побывал в том будущем, которое теперь больше всего нужно ему. И тут он вспомнил, что он потомок самого Иоанна Богослова, великого библейского пророка, и что в числе его предков были уже известные пророки, обладавшие даром Божьим видеть будущее, подобно дельфийским пифиям Древней Греции.

Но главное — он узнал, как бороться с чумой.

Новелла третья. Скитания волшебника

Притих в страхе и горе городок Ажен. Ни цветущие сады у каменных уютных домиков, ни ясное синее небо над ними, ни бодрящий теплый ветерок с моря не могли вернуть былое оживление и суету на опустевшие зеленые улицы, по булыжной мостовой которых то и дело громыхали колеса телег с просмоленными гробами на них. Повисшую над городом гнетущую тишину нарушали лишь рыдания вдов да стук молотков и визг пил богатеющих гробовщиков.

Изготовленных для наиболее состоятельных горожан фобов все равно не хватало, хоть и поднимались они в цене. Более скромным жителям города приходилось довольствоваться вымазанными дегтем грубыми тканями, в которые с плачем завертывали усопших, чтобы свезти скорбный груз за окраину, где возле кладбища горели неугасающие костры.

Местные кюре отказывались читать отходные у гробов и служили общие мессы разом для многих покойников, перечисляя их имена по переданным спискам.

Но особенно пустой казалась та улица, где стоял дом Мишеля де Нострадама. Даже похоронные процессии обходили его стороной. Никто не знал, жив ли неумелый доктор, потерявший свою семью. Никто не стучался теперь в наглухо запертую дверь, не зная и боясь узнать, какую тайну она скрывает за собой.

Но Нострадамус был жив, и однажды люди увидели, как он вышел на улицу, направился к кладбищу и, потеряв рассудок (поистине, кого решил Бог покарать, того Он лишает разума!), приподнимал там просмоленные покрывала умерших, которых готовили положить в костер, и припадал губами к отравленным чумой устам. И так повторял он несколько раз, внушая окружающим ужас, ибо всегда страшен покойник, но еще страшнее потерявший рассудок доктор, ищущий своей смерти. Видно, хотел он сам покарать себя за то, что не уберег близких. Греховно, против воли Господней лишать себя жизни — одно это может отвратить любого пациента. Так сограждане Мишеля Нострадамуса, оставшегося один на один со своим горем, еще недавно боготворя его, теперь отвернулись от неудачника.

А он не отступил, а действовал, правда, непонятно для любого, кто увидел бы его. Почувствовав первые признаки лихорадки, озноб и головную боль, он сразу поставил себе диагноз заражения чумой и, превозмогая самого себя, отворил себе кровь, добывая основу для сыворотки, способ получения которой узнал от врачей, которые будут жить лишь через 368 лет! Никто не поверил бы этому, никто, кроме Нострадамуса, который понял, что горе пробудило в нем наследственный дар провидца, во имя блага людей переданный ему от самого Иоанна Богослова через несчетные поколения, в которых не раз встречались пророки, и передано это ему, Нострадамусу, дабы открывал он людям грядущую правду и удерживал их от греха.

Нострадамус хорошо «запомнил будущее» и знал, что надо делать с зараженной чумой кровью, чтобы получить из нее спасительную сыворотку. И уже ощущая в себе разгорающийся жар, спешил закончить все работы по заветам будущего доктора Иерсена, который победит чуму в неимоверно далеком грядущем, в 1894 году…

Уже вынужденный слечь в постель, Нострадамус ввел себе сыворотку.

Теперь, если вещий сон был лишь бредовым видением, он умрет, как и множество его пациентов, если же он действительно видел в пламени свечи будущих победителей чумы, то он встанет, встанет со смертного одра, чтобы лечить людей!

И доктор Мишель де Нострадам выздоровел, к неописуемой своей радости, выздоровел, отныне посвящая себя борьбе с ненавистной эпидемией, отнявшей у него самое ему дорогое.

Пусть не вызывали «безумного доктора» к больным, не только не веря ему, но и страшась заразы, которую он мог передать от предназначенных к сжиганию чумных трупов, но, вооруженный не ведомым никому способом врач теперь сам шел к больным, около которых не оказывалось близких, чтобы прогнать его. И эти больные, к всеобщему удивлению и даже страху, возвращались к жизни, исполненные благодарности своему спасителю.

Теперь его уже звали к умирающим все чаще и чаще, колдун он или не колдун, но он спасал людей от чумы и стал желанным всюду.

Наиболее зажиточные его пациенты одаривали его ценными подарками, но он все их отдавал вдовам и сиротам, у которых не смог спасти кормильцев. Слава чудесного лекаря распространялась по всему югу Франции. Вера в доктора, способного предотвратить смертельный удар молнии, когда грозовая туча чумы нависала над домом, становилась фанатичной. Его звали не только к горожанам Ажена, но и в ближний Марсель, в Тулон и другие объятые эпидемиями центры. Нострадамус старался поспеть везде, но возможности человеческие ограничены. Обессиленный, едва держащийся на ногах, возвращался он домой, готовый снова бежать по первому же стуку в дверь.

Но громкий стук на этот раз оказался особым. На пороге стоял знакомый Нострадамусу бородач, недавний его провожатый, бывший крестьянин, который пошел к лесным волкам, чтобы прокормить своих семерых детей.

Он протянул доктору его заветную шкатулку с ароматными пилюлями, в которой, кроме них, оказалось письмо, отобранное разбойниками у гонца, ехавшего в карете самого Великого Сенешаля Прованса, адресованное Великому Инквизитору Священного трибунала в Тулузе.

В письме сообщалось, что «в городе Ажене появился негодяй, который, выдавая себя за врача, но, не сумев спасти от болезни даже собственную семью, теперь вдруг стал поднимать со смертного одра заболевших чумой людей, призванных к себе Господом Богом, кощунственно применяя при этом колдовские чары, данные ему нечистой силой, когда, обуреваемый заслуженным горем, означенный Мишель де Нострадам продал свою душу дьяволу. Жители Прованса и его Великий Сенешаль обеспокоены деяниями этого нехристя, уповая на Святую Инквизицию, способную именем Бога избавить их от колдуна».

Сам Великий Сенешаль и губернатор Прованса подписал этот донос.

Нострадамус обнял гонца лесных волков, вручив ему обратно свою заветную шкатулку в благодарность их вожаку, пославшему ему ее с перехваченным письмом.

А сам он понял, что ждать милости от Святой Инквизиции ему не приходится, и, едва наступило утро, наняв у знакомого владельца карет одну из них, он тотчас выехал из Ажена.

Возница по его просьбе доставил его сразу на набережную порта Тулон, где ему показалось, что он попал в самый центр разыгравшейся эпидемии, где всех бьет лихорадка.

В шумной пестрой толпе людей в самой разнообразной одежде мелькали белые одеяния мавров, их тюрбаны или покрывала с охватывающими голову обручами, цветные платки на головах бывалых моряков, шляпы всех родов или просто нечесаные головы с торчащими во все стороны волосами, расшитые кафтаны, камзолы и грубые куртки, длинные женские юбки и простенькие кофты. Все это людское месиво двигалось, толкалось, говорило разом на разных языках. А тут еще торговцы рыбой с ее едким запахом, расположившиеся по обе стороны людского потока вдоль набережной, зазывали к себе Мишеля, обещая небывалое наслаждение от вкушения купленного у них остро пахнущего товара, наваленного на их лотках. Какие-то подозрительные личности с бегающими глазами тихо предлагали за «небольшую плату» устроить его в выгодный рейс хоть матросом, хоть коком.