Рота Шарпа

Пушкарям здорово досталось от семиствольного ружья: пули срикошетили от каменной кладки. Шарп видел тела, лежавшие под огромным стальным стволом, который он опознал как осадное орудие. Но были и выжившие, и они спешили к нему. Он отмахнулся мечом, заставив их отступить, и резко рубанул, почувствовав дрожь, когда раскроил чей-то череп. Заорав на них, чтобы напугать, он поскользнулся в луже свежей крови, выдернул лезвие и снова замахнулся. Французы отступили. Их было шестеро на одного, но они были артиллеристами, которые лучше умели убивать на расстоянии, чем гладя в лицо врагу, в исступлении потрясающему обнаженным палашом. Покончив с ними, Шарп снова повернулся к окну и обнаружил в нем руку, отчаянно цепляющуюся за край. Он ухватился за запястье и втянул в орудийную камеру коннахсткого рейнджера с горящими глазами. Шарп прокричал ему: «Помоги остальным! Перевязь им скинь!»

Мушкетная пуля чуть не задела его, звякнув о ствол пушки, и Шарп, развернувшись, увидел знакомые мундиры французских пехотинцев, сбегающих по каменным ступеням, чтобы отбить орудие. Он шагнул к ним, переполненный яростью боя, и в голове его вертелась шальная мысль: вот бы только тот злобный ублюдок, клерк из Уайтхолла, мог его сейчас видеть! Может, тогда в Уайтхолле осознали бы, чем занимаются солдаты! Но развивать мысль было некогда: пехотинцы уже заполнили узкий проход вдоль ствола. Он прыгнул вперед, вопя изо всех сил, чтобы заставить их отступить, но понимал, что их куда больше.

Солдаты остановились, дав ему приблизиться, затем выставили вперед длинные байонеты. Эх, палаш коротковат! Он сделал выпад, отведя байонет в сторону, но другой проскочил под рукой и зацепил шинель. Его теснили. Мелькнул еще один байонет, заставив пригнуться, он споткнулся о лафет, в падении размахивая палашом и все еще пытаясь удерживать равновесие. Еще байонеты! И ярость бесполезна, потому что парировать уже не успеть!

Раздался крик на незнакомом языке, но голос, голос был знаком, он принадлежал Харперу, и массивный ирландец уже крушил врагов семиствольным ружьем, держа его за ствол, как дубину. Не обращая внимания на Шарпа, он встал над ним и рассмеялся в лицо французам, замахнулся на них и шагнул вперед, как его предки в легендарных битвах древности. Он кричал те же слова, что и предки в былые времена, вокруг него тоже были воины Коннахта, и ни одна сила в мире не могла бы выстоять против их ярости в бою. Шарп, было, присел за орудием, но снова появился противник, теперь уже опасливый, и он снова рубил, отмахивался, колол и вопил. Задние ряды французов смешались, и помещение заполнили безумные люди в красных и зеленых мундирах, идущие по трупам, рубящие и режущие. Шарп почувствовал, как лезвие его палаша входит между чьих-то ребер, вытащил его и вдруг осознал, что единственными врагами вокруг были несколько выживших, скорчившихся на полу и молящих о пощаде. Надежды для них не было: парни из Коннахта потеряли друзей в бреши, старых друзей, и лезвия двигались резко и четко. Байонеты, игнорируя крики французов, работали быстро, и из окна мощно пахнуло свежей кровью.

«Наверх!» На стене все еще оставались враги, они могли стрелять вниз, в орудийную камеру, и Шарп взобрался по ступеням, держа блестящий в отблесках факелов меч перед собой. Нахлынула волна холодного, чистого ночного воздуха - он уже стоял на стене. Пехота откатилась за вал, устрашенная резней вокруг пушек, Шарп наблюдал за ними сверху. Харпер присоединился к нему вместе с группой красномундирников из 88-го, они наконец-то пытались отдышаться.

Харпер рассмеялся: «С них хватит!»

Это было правдой: французы отступали, покидая брешь, и только один человек, офицер, пытался их задержать. Он кричал на них, бил их ножнами шпаги, потом, поняв, что они не пойдут в атаку, ринулся вперед сам. Это был худощавый человек с тонкими светлыми усиками под узким крючковатым носом. Шарпу было видно, что француз боится, что ему не хочется в атаку одному, но его вела гордость и надежда, что люди пойдут за ним. Они не пошли. Кричали ему, звали, уговаривали не быть дураком, но он шел, глядя на Шарпа, и его шпага оказалась до смешного тонкой, когда он опустил ее, защищаясь. Он что-то сказал Шарпу, тот покачал головой, но француз настаивал и бросался на Шарпа, который был вынужден уклониться и парировать своим огромным палашом. Ярость Шарпа остыла в холодном воздухе, битва закончилась, и его раздражала настойчивость француза: «Уходи! Vamos [17]!» Он пытался вспомнить, как это будет по-французски, но не мог.

Ирландец рассмеялся: «Перекиньте его через колено, капитан!» Француз был вчерашним мальчишкой, до смешного молодым, но храбрым. Он снова полез вперед, подняв шпагу. На этот раз Шарп прыгнул к нему, зарычал, и француз отшатнулся.

Шарп опустил палаш и проговорил: «Сдавайся!»

Ответом был новый выпад, едва не пронзивший Шарпу грудь. Он отступил, отбил шпагу в сторону, почувствовав, что злость возвращается, выругался и мотнул головой в сторону вала. Но придурок снова атаковал, возмущенный смехом ирландца, и Шарпу пришлось парировать удар.

Наконец, Харпер положил конец этому фарсу. Он встал за спиной у офицера и, пока француз собирался с силами для очередной атаки, прокашлялся: «Сэр? Мсье?» Офицер повернулся к нему. Гигант-ирландец улыбнулся, показал, что безоружен, и медленно подошел: «Мусью?»

Офицер кивнул Харперу, нахмурился и сказал что-то по-французски. Дюжий сержант снова серьезно кивнул: «Точно так, сэр, точно так». Гигантский кулак нырнул вниз, вверх – и прямо в подбородок француза. Тот рухнул, парни из Коннахта иронически похлопали, а Харпер аккуратно положил бесчувственное тело возле вала. «Бедный дурачок», - улыбнулся он Шарпу, весьма довольный собой и повернулся, чтобы поглядеть в сторону бреши. Бой все еще шел, но Харпер знал: его работа сделана, сделана хорошо, и трогать его сегодня больше никто не будет. Он ткнул пальцем в коннахтских рейнджеров и взглянул на Шарпа:

- Парни из Коннахта, сэр. Отличные бойцы.

- Это точно, - усмехнулся Шарп. – Где, говоришь, Коннахт? В Уэльсе?

Харпер отпустил какую-то шуточку на счет Шарпа, но сделал это по-гэльски, и тому пришлось выслушать пару минут добродушного смеха рейнджеров. Они были в хорошем настроении, счастливы, как и сержант из Донегола, что приняли участие в хорошей драке, которая когда-нибудь станет отличной историей, какую можно рассказывать долгими зимними вечерами в каком-то невообразимом будущем. Харпер нагнулся, чтобы пошарить по карманам бесчувственного француза, и Шарп отвернулся.

45-й полк на дальней стороне бреши еще возился со вторым орудием. Они нашли доски, брошенные в траншее, перебросили их в оконный проем, и Шарп восхищенно смотрел, как парни из Ноттингемшира пробегают по узкому настилу и дают своим байонетам отыграться на пушкарях. Рокот перешел в победные крики, и темный зверь во рву выпрыгнул сквозь незащищенную брешь мимо двух молчащих орудий прямо на улицы города. Несколько выстрелов раздалось из дверей и окон, но их было мало, и британская орда захлестнула засыпанное обломками пространство, которое раньше было средневековой стеной. Все было кончено.

Или почти все. Вторая мина была заложена в руинах старой стены. Пороховая дорожка тянулась к старой задней двери, чтобы французы успели поджечь фитиль и сбежать. Мина взорвалась. Пламя ударило из темноты, старые камни разворотило, повалил дым, мерзко запахло горящей плотью, и авангард наступающей колонны бессмысленно погиб. На секунду, на время одного вдоха повисло тягостное молчание, а затем крики возвестили не о победе, а о мести, и солдаты выплеснули свою ярость на беззащитные улицы.

Харпер поглядел на беснующуюся толпу, хлынувшую в город:

- Как думаете, мы приглашены?

- Почему нет? – ответил Шарп, пожав плечами.

Сержант ухмыльнулся:

- Видит Бог, мы это заслужили.

Он начал спускаться по склону в сторону домов, крутя на цепочке золотые часы. Шарп направился вслед за ним, но вдруг остановился и похолодел. Внизу, там, где взорвалась вторая мина, залитое неверным светом от горящего бревна, лежало искромсанное тело. Одна половина его была полностью покрыта кровью, блестевшей ярче слоновой кости, на другой виднелось пышное золотое кружево и желтое шитье. Кавалеристский плащ, подбитый мехом, закрывал ноги.