Свенельд или Начало государственности (СИ)

         – Я должен многое сказать тебе, Рюрик, –  Дир был полон решимости, словно родной драккар придавал ему дополнительные силы, и я понял, что теперь избежать столкновения не удастся.

         – Говори! 

         – Ты проклят Одином, Рюрик! Вспомни несчастную участь своих жен, вспомни кровавую крепость на берегу Рейна,  вспомни гибель целого рода и исчезновение родного острова.

          – А может, Один, таким образом, предрекал мне ту дорогу, на которой я сейчас нахожусь?

          – Свенельд толкнул тебя на эту дорогу, –  Дир кивнул в мою сторону, – а никак не  Один.  Но и на ней тебе сопутствует   смерть, и ты слушаешь   советы тех, чей разум   отлетает от тела. 

           – Ты настоящий норманн Дир! Сколько раз твои стрелы спасали меня от гибели, сколько раз твой меч разил моего врага, в то время как ты считал меня проклятым Одином. 

           – Я жил по законам предков. Ты был моим вождем, и я готов был умереть за тебя, не задумываясь. Но теперь мы на чужой земле, ты отказываешься от традиций своего отца, да и народа нашего больше нет.

           – Аскольд думает так же как ты?

           – Конечно, мы же братья.

           – Может, начнем все сначала. Нам надо держаться вместе и  мы не только выживем в  необычной стране, но и изменим ее.

           – Очнись, Рюрик! Вспомни удел Снеги и Мергуса – скорее чем русичи изменимся мы сами. 

           – Ты забываешь, Олег искренне хочет, чтобы я возглавил ильменских словен,  а  своих вождей они чтут не меньше, чем истинные норманны. – Рюрик впервые за время разговора позволил себе мысленно усмехнуться, но Дир, по-моему, почувствовал даже незначительную перемену в интонации собеседника, и его слова стали еще жестче и откровеннее.

           – Ты действительно проклят, Рюрик! Боги славян многолики, и их  гнев будет повсюду преследовать тебя, твое окружения и твоих новых подданных. Позволь нам с Аскольдом выбрать свой путь – земли, славы, сражений здесь хватит и на нас. Быть с тобой – значит постоянно чувствовать могущественное проклятье – а жить с ним или вопреки нему становится все труднее.

           – Ну, что ж, когда гребцы вразнобой опускают весла в воду – ход  корабля сбивается. Куда лежит ваш путь, и чем я могу помочь вам?

           – Все дороги в славянской стране ведут в Киев.

           – Хорошо, Дир. Драккар и часть трофеев в твоем распоряжении. Людей выделит Олег, и пусть ваша дорога будет удачливее моей.

             Рюрик впервые за время разговора оглянулся на меня и на братьев, словно проверяя нашу реакцию на слова и решение Дира. И Трувор, и Синеус как истинные норманны не выказали ни разочарования, ни растерянности, и Рюрик мог гордиться их выдержкой и преданностью. Впрочем, до сегодняшнего дня он так же не сомневался в преданности Дира и Аскольда.

              Неприятный прохладный ветерок потянул с воды,  тягостное молчание осязаемым туманом окутало  драккар, но, увлекаемые  порывом Трувора, мы вслед за ним поклялись ни в каких обстоятельствах не обнажать мечи друг против друга. И клятва наша была по-норманнски немногословна и сурова.

              А ночью мне снились высокие стены надменного города, не скрывающие золотые купола каменного храма; Олег, обламывающий оперенье стрелы, вонзившейся в правый бок и сбившей его навзничь; безбровые окровавленные лица Аскольда и Дира; и я, ведущий за повода норовистого скакуна, на котором сидел  послушный отрок с зелеными глазами Рюрика. И уже во сне я пытался понять смысл обрывистых видений, связав их воедино, но так и не мог этого сделать ни ночью; ни утром, наяву;  ни много дней и много лет спустя. 

9.

  Утром, едва рассвело, Аскольд и Дир, вместе с несколькими вятичами, плененными Олегом  до нашего появления, а теперь отпущенными на свободу, отплыли по направлению к Киеву. Богатый легендарный город, как и предупреждал Мергус, манил не только русичей, но каждого, кто о нем  слышал хотя бы несколько слов из старинных преданий или из рассказов очевидцев.

               Несмотря на раннее время, скоропалительный отъезд Аскольда и Дира не прошел незамеченным для большинства обитателей  поселка и гостей, съехавшихся на похороны  Гостомысла. 

                Олег, Вадим, глава волхвов – Пелгусий и наиболее родовитые из приехавших словен, кривичей и весь собрались на традиционный совет, приплыв на трехместных плоскодонках на середину священного озера. На одном таком же  суденышке со скрипучими уключинами,  нарушающими  тишину туманного утра, расположились и мы: Щепа за веслами; Рюрик, молчаливый и сосредоточенный,  на корме; я, лишенный возможности наблюдать куда мы  движемся, на носу. Трувор и Синеус, тщательно скрывая свое недоумение, были вынуждены остаться на берегу, поглощенные безмолвной толпой русичей. 

                   Несколько последних взмахов легких весел и мы удачно вписались в образованный лодками полукруг, который благодаря нам без особых стараний гребцов приобрел законченный вид. Теперь и я, и Щепа, слегка повернув головы, могли видеть всех присутствующих, среди которых, благодаря расположению лодок, невозможно было выделить ни первых, ни последних. 

                   – По обычаю отцов и дедов мы собрались на совет,  где нельзя оставить вопрос без ответа, а ответ без внимания, – Олег выглядел и торжественно и озабоченно, он впервые открывал собрание племенных вождей, –  мудрый Гостомысл,  ночь назад отошедший в иной мир, завещал нам призвать для  прекращения кровавой вражды правителя из чужой, но уважаемой и воинственной страны. Рюрик откликнулся на его зов и приплыл к нам со своими верными и отважными воинами, и сейчас, здесь, от имени всех я  требую от него прямого ответа – готов ли он стать нашим  вождем и взвалить на свои  плечи заботу о новом народе, судьба которого станет для него важнее собственного счастья, горя и благополучия?

                –  Да, – негромко, но твердо произнес Рюрик, и  всепроникающее эхо донесло его чеканный ответ и до толпы, собравшейся на берегу, и до ладьи, покинувших нас Аскольда и Дира, и до ушей потустороннего мира, где теперь обитали и Гостомысл и Мергус, ставший Мером.

           Олег словно ждал именно такого ответа – слишком уж быстро в его руках появился бирюзовый браслет чуть светлее зеленых глаз Рюрика   с изображением хищной двуглавой птицы, напоминающей гордого орла.

               –  Когда-то владелец браслета был могущественным вождем всех славян, –  Олег бережно передал драгоценность мне, так как именно нос  нашей лодки упирался в корму суденышка, где размещался юный брат Гостомысла, – многие охотились за ним как за ценнейшей добычей в своей жизни, но он должен принадлежать тому, кто вступил на опасную и благородную дорогу  славянского объединения.

             Я осторожно встал и на сдвоенных ладонях, через голову необычно молчаливого Щепы, передал браслет Рюрику. Десятки немигающих глаз не отводили взгляда от легендарного украшения, а моим ладоням стало зябко, словно я только что держал в них не легонькую вещицу, а толстый, обжигающий холодом кусок льда.

             Рюрик, так же, как и я, принял браслет на сведенные вместе ладони, вытянул руки к центру   лодочного круга, а затем резко развел их в стороны, и драгоценная реликвия булькнула в воду залежавшимся на берегу замшелым камнем. Лодки покачнулись, судорога исказила водную гладь озера, и зловещая тишина повисла над нами и над всем видимом глазу пространством. Но не охнул   Олег, первым нарушивший изумленное молчание присутствующих:

          – Объясни!

          – Браслет – символ прошлого –  источник раздора и зависти,  наша слабость, а если мы хотим стать сильнее и мужественнее – наша опора сегодня – совместная решимость идти до конца. Мы должны быть сильны  духом и деяниями, а не  памятью славного, но далекого прошлого.

           – Я согласен с тобой, –  вновь первый отреагировал Олег, и боюсь, не одному мне показалось, что он и Рюрик заранее обговорили и свои действия, и свои реплики.