Николай Крылов

Только завязался разговор, послышались бомбовые разрывы. Захаров, не прерывая разговора, встал, взял Крылова под руку и отвел к арке внутренней капитальной стены.

– В убежище не набегаешься, а под землю забираться рано… Здесь все же надежнее. Общая обстановка, надеюсь, известна по сводкам Информбюро?

– Сводки сдержанны, Матвей Васильевич! – ответил Крылов. – Много есть непонятного…

– Не так ожидалось? Здесь и мне многое непонятно, но и никто не подскажет. Самим надо добираться до истины… Истина пока проглядывается в одном: каждый шаг врага по нашей земле должен ему даваться с трудом, каждый рубеж, если им и преодолевается, то чтоб не малой кровью… Должны быть использованы все возможные преимущества обороны, все ее сильные стороны, доколе у нас не будет силы перейти в контрнаступление. Все, все, что возможно – употребить, чтобы бить и бить врага… Легкой прогулки у него уже не получилось, а что дальше… Дальше от каждого из нас зависит… Кишинев взят, ты понимаешь, что это означает?

– Оборону Одессы? – ответил вопросом Крылов. – Я видел, что город готовится к уличным боям…

– Когда до уличных боев дойдет – это плохо! – заключил Захаров. – Иди в штаб Приморской армии, ты назначен заместителем начальника оперативного отдела…

Первое, что надо было сделать после разговора с Захаровым, это представиться начальнику оперативного отдела. Захаров умолчал о том, под чьим началом придется работать.

Крылов отыскал кабинет начальника оперативного отдела, постучался и услышал за дверью знакомый голос. Ему показалось, что он ослышался. Но, переступив порог, все понял. Из-за стола навстречу ему поднялся генерал-майор Василий Фролович Воробьев.

На первые вопросы, где семья, дети, Крылов ничего не мог ответить. Он знал лишь, что «газик» добрался до станции Раздольная, там жен командного состава Дунайского УРа посадили на поезд. За Раздольной немецкая авиация охотилась за поездами…

Воробьев вздохнул и молвил:

– Многие из нас забыли простую истину: военный человек всегда должен быть наготове, что бы там ни говорилось, что бы ни предполагалось… Но это уже прошлое. Перейдем к настоящему. Прислали меня сюда, а людей в отделе нет. Все переформируется, одних отправляют в штаб Южного фронта, других – из штаба фронта сюда… Поезд тронулся, надо рассаживаться кому где способнее… У кадровиков наткнулся на твою фамилию… Теперь ты мой заместитель и начальник первого отделения… Не тебе объяснять, что это значит и какой объем работы предстоит… Артиллерийская канонада сюда еще не доносится, но страшно сказать! Придется оборонять Одессу с суши, а не с моря, а никто к этому варианту не готовился. Скажи кто-либо об этом месяц назад, назвали бы паникером…

«Военный человек всегда должен быть наготове». Не новая мысль, но все зависит от обстановки, когда о ней вспоминают. Воробьев еще и до того, как стал преподавателем академии Генерального штаба, любил повторять эти слова и будучи начальником штаба Тихоокеанской дивизии. Он сразу же, не слушая никаких возражений, отправил Крылова в подземелье…

– У тебя должны быть сосредоточены все данные о наших войсках, – говорил он. – В любой час дня и ночи ты должен держать руку на пульсе всей армии… Одессу бомбят, и кокетничать с бомбежкой кому-то, может быть, и пристало, тебе – нет!

Сначала оперативный отдел штаба Приморской, затем и штаб целиком, и КП командующего разместились в Шустовских подвалах. Когда-то знаменитый виноторговец хранил здесь бочки с коньяком, выдерживая их годами. Три этажа под землю. Мощные арочные перекрытия. Оперативный отдел – на самом нижнем этаже. Сюда не доносятся звуки даже от разрыва полутонных бомб. Круглые сутки горит электрический свет. На случай выхода из строя городских электростанций оборудована автономная подстанция на аккумуляторах. Смену дня и ночи здесь можно определить только по часам. Комната-каземат, в ней фанерной перегородкой отгорожена «каюта». В «каюте» небольшой письменный стол, койка и телефоны. Это и кабинет и дом Крылова. Телефоны пока еще не имеют всех необходимых точек связи. Ее придется еще только налаживать с дивизиями, полками и даже с батальонами Приморской армии.

4

Оперативный отдел штаба армии приступил к выполнению боевой задачи не в полном комплекте. Крылов получил полномочия подбирать в оперативный отдел офицеров из любых подразделений, но уже к ночи на столе у него лежали карты Одессы и всех тех районов, которые вот-вот могли стать фронтовой полосой.

Воробьев жаловался, что те офицеры, которых ему удавалось привлекать к штабной работе, совершенно ее не знали. Крылов сразу отличил из высвободившихся штабных работников старшего лейтенанта Н. И. Садовникова. Он только что окончил академию имени Фрунзе, был молод.

Его доклады всегда были исчерпывающе точны, за ним не надо было ничего перепроверять. Крылов сам был точен и ценил в штабной работе точность превыше всего.

В округе высвобождались многие офицеры. Явился к Крылову капитан Константин Иванович Харлашкин. Статный, щеголеватый молодой человек. Обмундирование на нем блестело, как с иголочки. Он четко доложил, что явился для прохождения службы в оперативном отделе.

– Чем занимались в округе? – спросил Крылов.

– Ведал физподготовкой, товарищ полковник! – ответил Харлашкин, нисколько не смущаясь несоответствием своей профессии задачам штабной работы.

Несколько наводящих вопросов показали, что Харлашкин совершенно не знаком с методологией оформления штабных документов, имел очень смутное представление о тактике современного боя. Этот пробел, кстати, отмечался и в аттестации, но в аттестации указывалось на исполнительность. В кадрах, видимо, рассудили, что назначать его строевым командиром бесперспективно, и в суматохе отправили в штарм, авось пригодится.

– Как вы представляете свою работу в штабе? – спросил Крылов, ожидая услышать, что в штабе и не мыслит работать.

– Готов исполнять любые поручения, товарищ полковник!

Что-то было в его задорном ответе, во всем облике внушающее доверие. В штабе действительно могли возникать нужды разыскать затерянную в степи часть и во время боя связаться с частью, когда все иные средства связи прерваны. И, кроме того, Крылов не мог не вспомнить, с каким настроением он явился на пулеметные курсы. И в Харлашкине не ошибся. Оказался у Харлашкина и зоркий глаз, и способность не теряться в самой сложной обстановке, к тому же был он исключительно отважен. Из него впоследствии получился боевой направленец. А за его веселый нрав, за шутки его вскоре полюбил весь отдел.

Стали надежными помощниками и выпускники академии имени Фрунзе И. П. Безгинов и И. Я. Шевцов.

Между тем не терпела никакой отсрочки главная задача – взвесить соотношение сил, рассмотреть и оценить все рубежи предстоящей обороны города, провести учет всех средств, которые достались Приморской армии после всех переформирований.

На столе у Крылова оживали карты. Обобщались данные армейской и авиационной разведки, а также полученные на допросах военнопленных данные визуальных и иных наблюдений.

На правом берегу Днестра против Приморской армии на участке между Тирасполем и Григориополем сосредоточилась 4-я румынская армия в составе девяти дивизий. В стык значительно ослабленной 9-й и Приморской армии была нацелена 11-я немецкая полевая армия и три румынские пехотные дивизии. Приморская армия могла противопоставить этим силам только три дивизии: 95-ю и 25-ю Чапаевскую – стрелковые и одну кавалерийскую дивизию, сосредоточенную между Тирасполем и Григориополем.

Войска занимали рубеж обороны по берегу Днестра, но падение Кишинева диктовало необходимость отвода этих дивизий. Промежуточный рубеж был намечен от станции Кучурган на север до станции Ананьев.

Пришло время вспомнить свой первый приезд в Одессу, когда, пробираясь степными дорогами на полуторке, увидел в поле, как жители города и окрестных городов и поселков копали противотанковые рвы. Ров и эскарпы не были сплошной линией, не было и сплошной траншеи. Успевали создать лишь опорные пункты обороны от Кучургана через Раздольную, Жеребково, Демидовку на Березовку, Веселиново и Покровское.