Кровь первая. Она (СИ)

Большуха довязала куклу и усадила её в пустую чашку из-под молока, которая стояла на земле в центре поляны. Сделала она это встав на колени, что при её габаритах стоило ей огромных усилий. Особенно тяжело было потом с них подниматься, но при этом петь она не переставала, хотя в тот момент её голос скорее всего напоминал нечто среднее между скрежетом и стоном. Но всё же поднявшись и отдышавшись, запела опять чисто, сильно, самозабвенно. Обряд кумления продолжался.

Сначала Зорька зациклилась на том непонятном вкусе, который оставила ей Сладкая на губах. Жутко было интересно, на что он был похож. Машинально повторяла со всеми всё, что пела большуха. В один прекрасный момент, она вдруг заметила, что её голос, когда пела, как-то неприятно вибрирует где-то внутри её головы, отчего та начинала кружиться и побаливать в висках. К этому неприятному ощущению добавилась тошнота и живот закрутило. По всему телу прошла странная волна онемения, окончившаяся на кончиках пальцев лёгким покалыванием. С этим все неприятные ощущения исчезли. Голова уже не болела, а кружилась в лёгком опьянении, краски вокруг стали ярче, насыщенней. Внутри появилось странное чувство не то раздвоенности, не то даже растроенности. Так сразу словами и не объяснишь. Как будто в ней внутри сидели сразу несколько человек и сами с собой разговаривали, вернее думали одновременно и в общей каше было не понятно кто о чём. Она точно смогла лишь определить, что это были девки, притом разные. Потом они начали менять друг друга, выходя на первый план по очереди, то полностью, то лишь частями. Потом начали переливаться друг в друга плавно меняясь. В голове творился полный кавардак. В ушах гудело. Сосредоточиться не удавалось ни на чём. Зорька даже петь перестала, потому что не могла, язык не слушался. Она вообще ничего понять не могла. Её затуманенный взор, который воспринимал всё исключительно в ярких цветных, но размытых пятнах, блуждал то по траве, по которой она уже с трудом продолжала вышагивать вместе со всеми, и, если бы её не держали за руки и не вели, давно бы уже рухнула на землю. Взгляд то перескакивал на зелёный шум деревьев, то ещё выше на ясную, до рези в глазах, синеву неба. Наконец, её блуждающий взгляд мазнул по противоположной стороне хоровода и в расплывающихся пятнах девок напротив, абсолютно чётко проступила фигура Елейки, её подруги, одной из яриц. Та не то с ужасом, не то с высшей степенью удивления смотрела прямо на неё в упор. И тут с Зорькой произошло нечто вообще неописуемое. Она вдруг отчётливо почувствовала Елейку, притом где-то внутри себя, верней ей показалось, что она и есть Елейка. Она даже хотела с перепугу схватиться за груди, потому что точно почувствовала, что они стали другими, вернее их не стало, как у подруги, но сцепленные руки не дали ей этого сделать. Тут ей передалось и взволнованность Елейки и такое же не понимание происходящего, только как-то по-другому, по Елейкиному. Зорька посмотрела направо, будто кто её заставил и в мути девичьего круга, увидела резко проявившуюся Краснушку, свою вторую подругу — ярицу и точно так же почувствовала и её. Та растеряно улыбнулась, и Зорька тут же улыбнулась в ответ. Только теперь она поняла, что в ней проснулась сила единения, сила Ку. Это Сладкая вплетя их выдранные волосы в куклу, сделала так, что их четверых накрыло единение, какая-то общность сознания, общность чувств. Это состояние было настолько необычно, что от эйфории у Зорьки дух захватило и радость, так и пёрла наружу. Она метнула взгляд налево, где стояла четвёртая подруга Малхушка, и та так же расцвела в улыбке, только у неё от переизбытка эмоций ещё и слёзы в глазах заблестели. Зорька тут же почувствовала её восторг и у самой глаза заблестели слезой.

Раздался хлопок в ладоши, громкий, звонкий, от которого это марево рассеялось и девки пришли в себя. Круга уже не было, все кутырки толпились у прохода к воде, а на поляне стояли только они четверо, друг пред другом, крестом, да чуть поодаль стояла по-доброму улыбающаяся Сладкая.

— Ну, чё, прочуяли силу бабью? — тихо и мягко спросила она.

Но девки всё ещё не отойдя от шока новых ощущений, ничего не ответили, лишь повернулись к ней, жадно рассматривая большуху, как будто видели в первый раз. Сладкая оказывается тоже вплела частичку себя в эту куклу и поэтому они не просто видели её перед собой, а почувствовали весь многоликий и многоопытный мир бывалой бабы. Всю её доброту и безмерную ласку, под оболочкой вредной страшилки, всю её безмерную любовь ко всем детям без исключения, всю её тонкость и хрупкость души, упрятанной в массивном и безобразном теле. Зорьке вдруг во что бы то не стало захотелось подбежать к ней и крепко прижаться, и она не стала себя сдерживать, рванула и повисла на её могучей руке. Тут же облепили Сладкую её подруги с разных сторон.

— Ну, ладноть, будя, — булькала растроганная баба, не очень настойчиво стараясь высвободиться от прилипших к ней яриц, и они почувствовали, что это проявление спонтанной любви ей очень нравится.

Сладкая ещё немного понежилась, по умилялась их открытой и не поддельной лаской и когда почуяла подкатывающие на неё слёзы, вдруг резко встряхнулась и какой-то внутренней силой в один миг, настроила девок на рабочий лад.

— Так, девоньки. У нас ещё дел полно. Вона молодняка сколь беспризорного оставили. Того и гляди подярутся и перятопят друг дружку.

У воды действительно творилось что-то невообразимое. Подход к заводи был узкий, с двух сторон заросший камышом, и в этом узеньком проходе бурлила куча-мала. С визгом, криками, толкаясь и пихаясь, все лезли вперёд к воде. Вот раздался плюх. Кого-то девичий напор окунул с головой в прибрежный камыш, после чего над поляной раздался обиженный рёв.

— А ну, всем стоять! — рявкнула большуха.

Все четыре подруги во главе с Зорькой, как по команде рванули к клубку девичьих тел и шустро начали растаскивать эту кучу-малу, выдёргивая по одной обратно на поляну.

— Мозги по вышибаю у кого найду! — продолжала реветь взбешённая Сладкая, грузно ковыляя к примолкшим девченятам, — а ну, встали в очередь, зассыхи мелкожопые. Всех Речных Дев распугате, горлопанки поносные.

Кутырки всё ещё толкаясь и попискивая, тем не менее, образовали что-то похожее на очередь, и большуха по одной, выстраивала их в одну линию тычками и затрещинами. И тут произошло чудо. Одно из тех событий, которое остаётся неизгладимым следом на всю оставшуюся жизнь. В центре заводи появилась любопытная, рыжая мордашка. Увидев вереницу девок, пищащих и щебечущих между собой, щипая и тыкая друг дружку, лицо речной красавицы расцвело в елейной улыбке и тут же она показалась из воды по пояс. Одеяние её было неописуемо лёгким, состоящее не то из света, не то из кристально чистой, но при этом подсвеченной воды. Оно было прозрачным, но источало непонятное холодное свечение. Она была в тончайшей, лёгкой рубахе, плотно облегающей её стройное тело. Это была сама Речная Дева! Она была молода и прекрасна ликом. У Зорьки разом перехватило дыхание от восторга, и она упала перед ней на колени. Сладкая уже стояла на своих культяпках и кланялась, что-то щебеча себе под нос. Зорька не слышала, что говорит большуха, но ей этого было и не надо. Она всё прекрасно чувствовала и осознавала. Баба здоровалась и благодарствовала Речную Деву, а та продолжая радоваться этой девичей кутерьме, не шевеля ни единым мускулом на обворожительно прекрасном лице, медленно выплывала к берегу. Её рыжие волосы, длинные, оканчивающиеся где-то в глубине водной глади, несмотря на то, что Дева вышла из заводи уже настолько, что показались её облегающие в прозрачную ткань ноги, медленно и плавно шевелились, как на ветру, но ветра никакого не было. Её волосы были живыми, по-настоящему живыми. Живыми сами по себе. Только тут Зорька, мельком осмотревшись, поняла, что Деву малышня просто не видит, её видят только они, закуманенные. А вот Речная Дева, казалось наоборот, не замечая их, видела только девченят, топчущихся в очереди. Тут за её спиной показалась ещё одна, за ней ещё и ещё. Вскоре Речные Девы заполнили собой всю заводь и ни одна на другую, лицом похожа не была. Они были все разные, узнаваемые, каждая со своими чертами и все удивительно красивы, одна прекрасней другой. Девы начали о чём-то весело переговариваться между собой и явно смеялись в голос, но ни одного звука от них слышно не было. Большуха всё кланялась и щебетала. Девки в очереди нетерпеливо топтались, но без команды Сладкой к воде не лезли. Речная Дева, та, что вышла первой, подошла почти к самому берегу, где воды ей было уже ниже колена и по колыханию прозрачной рубахи, что по-прежнему опускалась в воду, Зорька поняла, что Дева все-таки не плыла, а шла, мелко перебирая ножками. Она остановилась и протянула руку к ближайшей в очереди девченюшке. Сладкая сразу встрепенулась и не поднимаясь с колен, в пол оборота повернулась к очереди. Погладила рядом стоящую по спине и ласково, тихим голосом сказала: