Углич. Роман-хроника (СИ)

- Царь за Анастасию мстит, но нет на мне никакого греха.

Первая жена Ивана Васильевича скончалась в конце лета 1560 года. Недруги Адашева распустили слух: Анастасию «очаровали» люди правителя. Близкие сторонники Адашева были брошены в темницы.

Царь Иван приказал взять Адашева под стражу. Вскоре из Юрьева пришла весть: бывший правитель впал в «недуг огненный» и, мало погодя, умер.

Митрополит Сильвестр был навечно заточен в Соловки. В одном из своих посланий Иван Васильевич напишет о Сильвестре и Адашеве:

«Сами государилися, как хотели, а с меня есте государство сняли: словом аз был государь, а делом ничего не владел».

Царь приближает к себе протопопа Благовещенского собора Андрея; тот много лет был духовником Ивана Васильевича. После ссылки Сильвестра протопоп постригается в Чудовом монастыре и принимает имя Афанасия.

Царь Иван долго раздумывал - кого возвести на престол русской церкви. Не промахнуться бы! Надобен не только послушный, но и деятельный пастырь, дабы сумел укротить строптивых владык и всецело подчинить их государю. Нужно согласие между монархом и церковью. Доброе, прочное согласие!

Выбор Ивана Грозного пал на чудовского монаха Афанасия. Царь осыпал нового митрополита дарами и многими милостями. Особая почесть - право ношения белого клобука. Не забыты царем и другие отцы церкви. Давно уже пастыри не были столь обласканы царскими милостями.

* * *

Князь Андрей Курбский, отправленный      царем в Юрьев, не находил себе места. Он жаждал почестей и славы, надеялся возглавить Боярскую думу, стать первым советником царя и вдруг оказался в далекой порубежной крепости.

«Афанасий Нагой уцелел, - раздумывал Курбский. - Хитрющий! Сказался недужным и поспешно укатил из Москвы в свой далекий удел. Решил отсидеться в Угличе… А вот хулителей его, прославленного воеводы, на Москве пруд пруди. То дело государева потаковника Алексея Басманова и его сына, известно блудника Федьки. Вместо девки с царем живет. Тьфу! Юный красавец в постели Ивана клевещет на неугодных ему бояр. Царь же будто с цепи сорвался: едва ли не в каждом боярине видит своего злейшего врага. Казнь следует за казнью. Даже Кашина и Репнина не пощадил, что отменно отличились под стенами Полоцка.

После удачного похода на Полоцк царь собрал бояр на «почестен» пир. Позвал ряженых и скоморохов. Столы ломились от яств и вин. Изрядно опьянев, царь всея Руси пустился плясать со скоморохами. Приказал:

- Буде чарки осушать. Всем плясать!

Степенный ревнитель благочестия Репнин с горечью молвил:

- Негоже тебе, государь, скоморошить. То непристойное богохульство.

Царь вспылил:

- Пляши!

- Уймись, государь. Грешно!

У Ивана Васильевича, давно уже не слышавшего возражений, перекосилось лицо.

- Царю супротивничать?! Собака!.. А ну, веселые, накинуть ему скоморошью личину!

На боярина налетели скоморохи с «машкарой» - маской, но Репнин растоптал «машкару» ногами.

Разгневанный царь огрел строптивца посохом.

- Прочь с глаз моих, собака!

Славного воеводу выгнали взашей с пира…

В январе 1564 года примчал гонец из Ливонии. Русскую рать постигла крупная неудача. Царь посчитал, что бояре, недовольные опалами и казнями, изменным делом связались с ливонцами и выдали им военные планы. Государь позвал в свои покои начальника Пыточного приказа Малюту Скуратова.

- То дело пакостных рук Репнина и его содруга Кашина.

Верный Малюта тотчас сорвался к «изменникам». Репнина схватили прямо в храме во время всенощной. Выволокли на паперть и зарубили саблями.

К Кашину ворвались в хоромы, когда тот стоял на утренней молитве. Облаяв боярина непотребными словами, Григорий Малюта зарезал Кашина ножом…

Кровь лилась рекой.

Князь Андрей Курбский ходил по Юрьеву с опаской. У царя всюду свои осведомители. И не только! В любой час его подстерегала смерть. Царь чересчур подозрителен, ему везде мерещится крамола. Он не любит долгий сыск и суд, ему по нраву проворный карающий топор и дубовая плаха. Боярство ропщет. Чернь - и та недовольствует. Сколь боярских холопов казнено и брошено в застенки. Москва гудит, вот-вот взбунтуется.

Царь (он умен и хитер) надумал прикормить церковь. И церковь (Боже праведный!) закрыла глаза на кровавые злодейства. Вот тебе и «не убий!». Новый митрополит Афанасий стал преданным, «собинным» человеком Ивана. Срам! Царь теперь правит единодержавно, без совета с боярами.

Курбский в сердцах пишет тайное письмо своему давнишнему другу, печерскому монаху Васиану. Иеархи церкви подкуплены царем Иваном, они, развращенные богатством, стали послушными угодниками царя, некому ныне остановить жестокого властителя Руси. Надо немедля искать истинных радетелей христианской веры и вкупе с обнищавшим дворянством и купцами выступить против опричнины.

Андрей Михайлович очень надеялся на Печерский монастырь: тот весьма почитаем на Руси. Он может не только сплотить не подкупленную часть духовенства, но и воспротивиться кровавым злодеяниям царя Ивана.

«Многажды много вам челом бью, помолитеся обо мне, окаянном, понеже паки напасти и беды от Вавилона⁵ на нас кипети многи начинают».

Андрею Курбскому было чего опасаться. Царь заподозрил в заговоре своего двоюродного брата, князя Владимира Андреевича Старицкого, коему Курбский доводился сродником. Бояре, напуганные новинами и казнями Ивана Грозного, хотели видеть на троне спокойного и тихого царя. Таким был Владимир Старицкий.

Малюта Скуратов донес:

- Не зря ты, великий государь, Курбского хаял. Доподлинно сыскано - Курбский не единожды бывал у Старицкого. Да и с ляхами⁶ он заигрывает. Черны его помыслы, ох, черны!

Царь всегда верил своему преданному псу. Андрей Курбский - один из самых влиятельных бояр. Совсем недавно он был его истинным другом. Был! Ныне же плетет козни, своеволит и крамольничает, держит руку Владимира Старицкого. Ну, погоди же, подлый переметчик!

Неуютно, смятенно чувствовал себя Курбский в Юрьеве. В одну из ночей к нему явился тайный посланец из Москвы, назвался слугой углицкого князя, Афанасия Нагого, и молвил:

- Велено передать на словах. Не сегодня-завтра к тебе, князь, нагрянут люди Малюты Скуратова. Поберегись!

- Спасибо Нагому… Чуяла моя душа.

Андрей Курбский решил бежать той же ночью. Он спустился с высокой крепостной стены на веревке. Здесь его ждал проворный конь. Бежал князь спешно, оставив в замке жену, богатую библиотеку и дорогие воинские доспехи, но, не забыв прихватить с собой золото и серебро.

Решение о своем побеге Курбский принял заранее, несколько месяцев назад, когда он вступил в тайную переписку с польским королем Сигизмундом, литовским гетманом Радзивиллом и подканцлером Воловичем. Последние пообещали оказать князю всяческие почести и большую награду. Позднее подобное заверение было доставлено от короля Сигизмунда. (Нет, не зря подозревал Иван Грозный наместника Ливонии!).

Под утро конь домчал Курбского до ливонского замка Гельмета. Здесь князь помышлял взять проводника до Вольмара, где его должны встретить люди короля Сигизмунда. Однако немцы встретили беглеца неприветливо: они стащили Курбского с коня и ограбили.

«В его кошельке нашли огромную по тем временам сумму денег в иностранной монете - 30 дукатов, 300 золотых, 500 серебряных талеров и всего 44 московских рубля».

Остался князь без единой монеты. Курбский разгневался, принялся угрожать и кричать, что его ждут в Вольмаре приближенные короля, но немцы лишь рассмеялись, связали князя, как пленника, и повезли в замок Армус. Тамошние дворяне довершили дело: они содрали с воеводы лисью шапку и отняли лошадей.