Каторжник император. Беньовский

   — Господа офицеры, — начал Морис Август. — Капитан фрегата уверяет, что мы достигнем Иль-де-Франса не ранее конца сентября.

   — О, матка боска! Пять месяцев плавания! — воскликнул Ковач.

   — Да, пять месяцев. И с таким тяжёлым контингентом — беглые сервы, бродяги, вчерашние уголовники. Не я первый сказал, господа, ничто так не развращает людей, как безделье. Мы должны максимально использовать эти пять месяцев, чтобы мало-мальски приобщить наших волонтёров к военному искусству. Поэтому предлагаю, господа офицеры, организовать усиленную военную подготовку, научить строевым командам и ружейным приёмам.

   — Если погода не будет штормовая, — вмешался Ковач.

   — Разумеется. Пусть волонтёры также помогают экипажу фрегата. Чтоб никакой праздности. Прошу высказаться, господа.

   — Вы справедливо заметили, полковник, что волонтёры наши — трудный контингент, — сказал старший из братьев Вердье, Франциск. — Не легко будет этому сброду прививать строгую армейскую дисциплину, исполнительность.

   — И что вы предлагаете, капитан?

   — Самые суровые меры к нарушителям дисциплины. Вплоть до публичной порки линьками [52] в назидание другим.

   — Не перегнуть бы палку. Не забывайте, что один недовольный может послужить искрой, которая воспламенит всю массу озлобленных, безответственных людей. А бунт на корабле в открытом океане — это страшно, господа. Я знаю из истории, читал. Бунтовщики обычно не щадят ненавистных офицеров и скармливают их акулам.

   — Вы предлагаете либеральничать, полковник?

   — Нет, отнюдь не предлагаю. Но соблюдайте чувство меры и осмотрительность. Телесные наказания применять только в крайних случаях и с моего разрешения.

   — А если капрал позволит себе в пылу усердия рукоприкладство? — спросил один из молодых прапорщиков.

   — Оставим это на совести усердного капрала. Это, в конце концов, мелочь.

Начались корабельные будни. Если выдавалась тихая погода и не штормило, волонтёры маршировали по палубе, выполняя строевые команды капралов, отрабатывали ружейные приёмы, усваивали навыки караульной службы. Капралы из числа старых армейских служак виртуозно сквернословили и пускали в ход кулаки, когда новички путали команды и сбивались со строевого шага. Субалтерн-офицеры прохаживались по палубе, наблюдая за занятиями.

Шторм разразился дважды — в первый раз на широте островов Зелёного Мыса и вторично уже в Южном полушарии, южнее острова Святой Елены. Занятия, естественно, прекращались. Волонтёры отлёживались в трюмах, многие с непривычки блевали и молились. К счастью, оба шторма оказались непродолжительными. Когда океан стихал, объявлялся общий аврал. Волонтёры вместе с матросами драили палубу, помогали устранять мелкие повреждения.

Старшие офицеры и отец Огюст коротали время за карточной игрой в кают-компании. Наиболее удачливым игроком оказывался капитан. Беньовский не поддерживал компанию игроков, и вовсе не потому, что был противником азартных игр. Он считал необходимым держать некоторую дистанцию от своих офицеров. Обедал он не за общим офицерским столом, а у себя в каюте с женой. Вестовой Андреянов приносил им еду из камбуза.

Основное время Морис Август проводил за письменным столом. Он сочинял огромнейший трактат, озаглавленный им «Законченный план обширной и могущественной колонии, имевшей служить опытом против недругов Франции в Индии». Своим сочинением Беньовский намеревался поразить министров, министерских чиновников самого короля Людовика. Ещё в Париже он закупил бумаги, чернил и гусиных перьев в таком количестве, чтобы хватило на всю дорогу до Иль-де-Франса. И вот теперь он творил, творил вдохновенно, довольный собою. На его столе росла стопа исписанных листков бумаги, а под столом — куча стёртых перьев. Морис Август развивал мысли, изложенные им в его парижском докладе, и приходил к многозначительным выводам. Мадагаскар, заселённый французскими колонистами, покрытый сетью дорог и военными гарнизонами, располагающий первоклассными военно-торговыми портами, становится оплотом французского влияния в Индийском океане. Опираясь на Мадагаскар, Франция контролирует все торговые пути в этой части земного шара, обеспечивает своё доминирующее превосходство в Южной и Юго-Восточной Азии, вытесняет англичан из Индии, беря реванш за свои неудачи в Семилетней войне, заставляет голландцев потесниться на островах Малайского архипелага. «Грандиозно!» — восклицал самодовольно Беньовский, прерывая работу. Он порывисто вскакивал со стула и ходил по каюте, увлечённый дерзким проектом.

Фредерика, расположившись в удобном кресле рядом с мужем, занималась вышиванием. Иногда они выходили вместе на верхнюю палубу и вглядывались в океанский простор. На рассвете с востока появлялась над горизонтом алая полоска зари, отражавшаяся в рябистой поверхности океана. Когда солнце всходило и подымалось над головой, можно было наблюдать жизнь океана. Вот показалась из воды чёрная туша кита, испустившая фонтан брызг, взметнулась над волнами стайка летучих рыбок. А то вдруг пара резвых, игривых дельфинов преследует фрегат, а потом внезапно исчезает. Вот косяк акул с остроконечными плавниками проплывает по левому борту судна, словно зловещий конвой. Когда солнце уходит за горизонт, поверхность океана из серебристо-зелёной постепенно становится маслянисто-чёрной. Но вскоре восходит ущербная луна, оставляя на воде извилистую золотистую дорожку, по которой, казалось, можно добежать до самого горизонта, где океан сливается с небом. Зрелище это располагало Мориса Августа к мечтам.

   — Вот и свершилось, Фредерика, — говорил он жене. — Ждут нас с тобой подвиги, слава и власть. Главное, власть. Подвиги и слава без власти над людьми ничто. Завоюю богатый остров и буду его властелином. Ты разделишь со мной трон властителя Мадагаскара.

   — Ты честолюбив, Морис.

   — А почему не быть честолюбивым?

   — Замахиваешься предерзко. О троне заговорил.

   — Заговорил и о троне. Вождей малагасийских задарю подарками, строптивых сломлю силой. Для начала воцарюсь хотя бы над частью острова. Франция во все времена состояла из вассальных герцогств, графств, маркизатов. Их властители были вассальными монархами, признававшими сюзеренитет французского короля. Почему бы и мне не стать вассальным властителем Мадагаскара, графом, герцогом, королём, наконец, со своими эмблемами власти? До Бога, как говорят, высоко, до Парижа далеко. Сюзеренитет французской короны будет чисто номинальным.

   — По силам ли взвалил ношу, Морис?

   — Выдюжим, Фредерика. А если силёнок не хватит, возьмём хитростью, дипломатией. Не на одном короле Людовике свет клином сошёлся. Наведём мосты с арабами, голландцами, англичанами.

   — Не рано ли размечтался?

   — Не мечты это, пойми. План сокровенный, которым делюсь только с тобой.

Фредерика ничего не ответила мужу, а только зябко поёжилась. Неуёмные фантазии Мориса Августа пугали её. А вместе с тем где-то в глубине души она ощущала приятный волнующий холодок, голос собственного честолюбия. Фредерика Генская, дочь средней руки провинциального польского помещика, — королева загадочного Мадагаскара. Она восседает рядом с мужем на роскошном золотом троне, обременённая тяжёлой королевской короной в драгоценных алмазах и изумрудах. Перед ней раболепно падают ниц подданные, ей преподносят дорогие подарки: нитки жемчуга, безделушки из натуральной слоновой кости, сверкающие волшебным блеском каменья. Неужели честолюбивые мечты её благоверного когда-нибудь сбудутся и станут явью? Дай-то Бог.

Досадная проза жизни иногда отвлекала Беньовского от радужных мечтаний. Однажды он вышел на нижнюю палубу, чтобы самолично посмотреть, как идёт обучение волонтёров. Завидев полковника, капралы с удвоенной энергией принялись выкрикивать зычными, осипшими голосами слова строевой команды. Солдаты маршировали с ружьями, выполняя элементарные команды: «Направо!», «Налево!», «Кругом!» В крайней шеренге долговязый волонтёр, по виду крестьянский парень, путался и поворачивался не туда, куда требовал от него капрал. Физиономия парня, вся в синяках и кровоподтёках, как видно, уже отведала капральского кулака.