Ночи Калигулы. Восхождение к власти

Затем, стоя на коленях у бесконтрольного тела Гая, громко заорал:

— Помогите внуку императора! Ему плохо!

Но никто не откликнулся на зов Макрона. Все спешили к Тиберию.

Макрон отчаянно огляделся по сторонам и заметил лекаря Харикла. Срочно разбуженный, он спешил к императору, на ходу оправляя тунику. Макрон вскочил и бросился за Хариклом. Догнал его уже на ступенях и схватил за подол туники.

Харикл, задыхаясь, обернулся.

— Пусти меня! Императору плохо! — делая страшное лицо, проговорил он.

Макрон не отпускал лекаря.

— Помоги Гаю Цезарю! — взмолился он. — У него падучая!

Харикл нетерпеливо оглянулся на бившегося в судороге Калигулу.

— Мой долг — помочь императору! — заявил он, выдирая край туники из цепких лап Макрона. — Оставь меня, или я закричу!

— А если завтра императором станет он? — гневно спросил префект, указывая на Гая.

— Значит, я помогу ему завтра! — лукаво усмехнулся Харикл и, вырвавшись из рук Макрона, поспешил к императору.

— Ты проживёшь столько же, сколько Тиберий. Не больше! Я об этом позабочусь! — сквозь зубы пробормотал Макрон, сверкнув тёмными глазами.

Он вернулся к Калигуле. Гай уже пришёл в себя и теперь сидел на полу, отплёвываясь и удивлённо вытаскивая изо рта мокрый обрывок тоги.

— Что со мной было? — спросил он, обращая к Макрону непонимающий взгляд.

— Ничего страшного. Небольшой припадок, — поспешил успокоить его Макрон.

Он тяжело опустился на пол рядом с Гаем и ласково прижал к плечу рыжую растрёпанную голову.

— Когда ты станешь императором — мы отомстим всем! — надменно скривившись, прошептал Макрон.

LXVII

Шли дни, недели, а Тиберий не умирал.

Он лежал на постели, распространяя вокруг себя зловоние. Рабы курили благовония, добавляли в светильники ароматное нардовое масло. Но смрад, идущий от императора, перекрывал остальные запахи. Всякий, кто входил в опочивальню, в скором времени покидал её, закрывая нос и корчась от подступившей тошноты.

Тиберий лежал среди красных подушек и покрывал. И на этом ярком фоне его лицо выглядело ещё бескровнее и бледнее. Длинный угловатый нос заострился, щеки впали, образовывая впадину между скулами и уголками тонкогубого рта. Хриплое дыхание с шумом вырывалось из груди. Но он не умирал.

Убедившись в том, что жизни императора не угрожает опасность, лекарь Харикл посетил Калигулу.

— Ты перенёс припадок эпилепсии, — поучительно тыча вверх указательным пальцем, заявил Харикл после того, как пощупал биение жилки на запястии Гая.

Калигула большую часть дня проводил в постели, чувствуя слабость в теле и боль в висках.

— Я знаю. Макрон рассказал мне, — хмуро отозвался он, надвигая одеяло до подбородка. И сразу же притушил движением век мстительный огонь в зелёных глазах. «Знаю, что ты отказался помочь мне из-за Тиберия!» — раздражённо подумал он.

— Слыхал я, что несколько таких припадков случились с тобою в детстве, — продолжал лекарь.

— Не помню, — отрывисто ответил Гай.

— Твои родители не поведали тебе? — прищурив левый глаз, полюбопытствовал Харикл.

Калигула медленно покачал головой, не отводя от лекаря презрительного взгляда. «Глупый грек! Что мог рассказать мне отец, подло отравленный, когда мне было семь лет? А мать, на долгие годы сосланная на Пандатерию?»

— Скажи лучше, есть ли лечение от падучей болезни? — нетерпеливо спросил он.

Лекарь задумчиво развёл руками:

— Есть ещё тайны, непознанные наукой врачевания!

— Повторятся ли со мной подобные припадки? И как часто? — лихорадочно спрашивал Гай, дёргая лекаря за рукав коричневой туники.

— На все воля богов! — торжественно отвечал Харикл, обращая к потолку хитрые глазки и потрясая смуглыми ладонями.

— Если ты ничего не знаешь — чего стоит твоё хвалёное умение лечить болезни? — рассердился Калигула. — Убирайся отсюда, подлый негодяй!

Харикл оскорбился. Пользуясь особым покровительством Тиберия, лекарь привык к уважению. Поджав тонкие губы, он сполз с табурета, стоящего у ложа Калигулы. Гай в бессильной злости метался по широкой постели в поисках предмета, который можно швырнуть в Харикла. Не находя ничего твёрдого, он схватил набитую левконской шерстью подушку и бросил её в спину повернувшемуся Хариклу. Лекарь, получив слабенький удар, насмешливо обернулся.

— Ты мне заплатишь! — заявил Калигула, презрительно оглядывая тщедушную фигурку в чересчур широкой тунике. — Когда наступит моё время!

Харикл в ответ лишь зловеще усмехнулся:

— Ты не станешь императором, благородный Гай Цезарь!

— Почему ты так уверен? — высокомерно отозвался Калигула.

— Цезарь Тиберий составил завещание в пользу юного Тиберия Гемелла. Я лично засвидетельствовал его! — Харикл слегка поклонился. Но не почтительным, а насмешливым выглядел поклон грека.

Слишком болезненным был удар! До сих пор Калигула сомневался: может, Тиберий сказал о завещании только чтобы напугать Гая. Теперь исчезли последние сомнения. Презренный раб подтвердил слова заносчивого господина! Но Калигула не сдавался: ради императорского венца он смолчал, без обвинений похоронив братьев и мать. Ради венца он лгал, притворялся и унижался перед Тиберием. Ради венца он, если нужно, готов пойти на преступление!

— Можно оспорить завещание, засвидетельствованное подписью такого ничтожества, как ты! — угрожающе заявил Калигула и крепко сжал губы. Правый уголок пополз вниз, нервно подёргиваясь. От этого лицо Гая выглядело ещё страшнее. «Если бы фурии были мужчинами, имели бы такой же облик!» — невольно подумал Харикл.

Испугавшись, лекарь поспешно выскользнул из опочивальни Калигулы. Гай Цезарь в изнеможении откинулся на подушки и заплакал, глотая солёные слезы.

К ночи Калигуле полегчало. Ночи всегда приносили ему успокоение после дня, наполненного заботами и разочарованиями.

Покинув опочивальню, он вышел на террасу. С наслаждением вздохнул воздух, напоённый терпкой свежестью моря. Синим было звёздное небо, темно-синими казались сбившиеся в кучу деревья и строения. Вдалеке ярко пылали оранжевые костры преторианцев, источая сине-серый дым. На мраморной скамье застыла фигура, тоже синяя в окружающей ночи. Прищурившись, Калигула узнал Тиберия Гемелла.

— Приветствую, Гемелл, — проговорил он, приближаясь.

— Славься, Гай! — благожелательно отозвался родственник-соперник.

— Что делаешь ночью на террасе? — спросил Калигула, присаживаясь рядом.

— Жду, — безмятежно ответил Гемелл.

— Чего ждёшь? — Гай Цезарь был настойчив.

— Особ, которых дед Тиберий должен прислать ко мне.

— Каких особ?

— Тех, кого именуют спинтриями, — мечтательно шепнул Гемелл.

Калигула опешил. Повнимательнее взглянул на Гемелла, с которым так редко доводилось встречаться Гаю. Длинное худое тело, облечённое в юношескую тунику. Светлые волосы, серые глаза. Торчат острые коленки. Сколько лет Гемеллу? Семнадцать? Восемнадцать? Он ещё не объявлен совершеннолетним. Калигула тоже ждал совершеннолетия до девятнадцати, из-за намеренной медлительности Тиберия. Но почему император не ускоряет совершеннолетия любимца Гемелла?

— Дед Тиберий присылает тебе спинтриев? — криво усмехнулся Калигула.

— Да, — лицо Гемелла было гладким и безмятежным. Похоже, спинтрии для него не позор, а высочайшая награда.

— Дед любит тебя, — тщательно пряча презрение, улыбнулся Гай.

Гемелл обрадовался.

— Это правда! — он восторженно пододвинулся к Калигуле. Не замечая в темноте странного выражения лица Гая, Гемелл взахлёб рассказывал: — Дед часто зовёт меня. Обнимает, гладит по голове, словно маленького. Говорит: «Ты — мой внук! Я сделал из тебя истинного внука не по крови, но по духу!»

Калигула усмехнулся половиной рта. Истинный смысл слов, непонятный наивному юноше, открылся ему. Гай знал о тайне рождения Гемелла.