Кувыр-коллегия (СИ)

— Верны сведения, Андрей, — согласился Артемий Петрович. — Но токмо благодаря уму моему то случилось, да вот сему рисунку.

Волынский показал на рисунок Еропкина.

— Но это мой проект твоего нового дома, Артемий? — удивленно посмотрел на хозяина дома архитектор. — Чем этот рисунок смог помочь?

— Я был готов выслушать суровый приговор. Но Анна спросила, для чего мы в моем доме собиралась за городом? Вот мне и пришла мысль сказать, что собирались мы для обсуждения новой потехи, для услаждения взоров ея императорского величества. И дом сей, как я сказал, будет выстроен изо льда зимой, и там мы шутовскую свадьбу справлять станем. Анне та затея понравилась. И камчадалка что в чине лейб-подъедалы состоит скоро выйдет замуж.

— Изо льда? — спросил де ла Суда. — Да кто же изо льда дом построит, Артемий Петрович? Провалиться сия затея.

— Отчего же нельзя строить изо льда? — возразил де ла Суде архитектор Еропкин. — В нашем климате в то вполне возможно в зимнее время, когда морозы ударят.

— Так ты построишь такой дом изо льда? — спросил архитектора Эйхлер. — Вот по сему рисунку. Но ты думал строить сие строение из камня и дерева.

— Изо льда строить намного легче, чем из камня, или из дерева, Иоганн. Лед легко режется и никакого крепежу окромя воды не требует. Да и как можем мы подвести Артемия? Он всех нас спас. Ежели бы он сего не придумал, то мы бы с вами уже в крепости по казематам сидели в железах. Такой дом я построю! И сегодня же все пропорции во всех ракурсах на бумаге изложу, дабы можно было их на утверждение государыни представить.

— А ведь это отличная идея! — вскричал полный Татищев. — Ежели, государыня распотешиться то и пожаловать тебя может сверх меры, Артемий. И тогда ты много чего у неё попросить сможешь. Тем более что умирать Анна пока не собирается. Лекарь Санчес облегчил её страдания.

— Тогда нужно грандиозное веселье для императрицы устроить, — проговорил Эйхлер. — Такое, какого еще не бывало в России!

— И устроим! — Волынский поднял бокал. — Устроим! Я ведь уже указом ея величества назначен распорядителем того веселого действа. И нам стоит подумать, чем государыню еще удивить. А, ежели, удивим, то и регентом меня она назначит. Меня, а не Бирона.

— Можно к дому ледяному да к свадьбе шутовской, еще и представить санное шествие великое, — предложил Татищев.

— Что за шествие, Василий? — Волынский посмотрел на статского советника.

— А всех народов, что империю нашу населяют, — ответил Василий Никитич. — И самоедов на оленях, и киргизов на лошадях, и турхменов на верблюдах, и чуди на собаках, и многих иных разных.

— А шутов можно на свиных упряжках провезти! — подсказал Хрущев.

— Верно! То Анне понравиться! — поддержал Хрущева де ла Суда. — Я бы и Бирона с Левенвольде, и Остермана на свиньях покатал!

Все присутствующие засмеялись. Идея Татищева всем понравилась. Волынский стал составлять план будущего грандиозного увеселения.

— Пусть посмотрит Анна на народы, коие её империю составляют. Такого ей никто не показывал. Это вам не на козе жениться.

Все снова засмеялись словам кабинет-министра.

— И фейерверк надобен! — предложил Эйхлер.

— Что фейерверк? Кого сим удивишь? — сказал Татищев. — Надобно собирать народы по империи и в Петербург сих людишек направлять. Для сего время надобно.

— Время у нас есть. Чай еще не зима, — сказал Волынский. — Но проект дома мне скоро надобен.

— Завтра он будет готов! — пообещал Еропкин.

— А я план и смету набросаю, сколь денег на сие потребуется. Да и фейерверк пригодиться. Отчего и его в программу не вставить? Чем больше веселья и роскоши — тем лучше.

На том и порешили…

Год 1739, октябрь, 16 дня. Санкт-Петербург. Во дворце. У государыни.

На следующий день Волынский в 13 часов прибыл во дворец с проектом увеселений будущих. Рисунки и чертежи архитектора Еропкина весьма впечатлили Анну Иванову. Она была в восторге от проекта.

— Ай, и распотешил ты меня, Артемий Петрович! И Еропкин твой молодец! — вскричала императрица. — И построит он сие? Не обманет?

— Построит государыня. Вчера я с ним говорил, и он сказал, что изо льда строить много легче чем из камня или дерева. Дворец будет в точности такой как здесь изображено.

— И баня будет?

— Будет, государыня матушка. И такая в коей попариться можно будет.

— В ледяной бане?

— Точно так. В бане изо льда пар будет самый настоящий. Но сие еще не все, матушка. Задумал я провести для услаждения взоров твоих шествие народов, что империю твою населяют. Все они пройдут перед тобой. И те, что на собачьих упряжках ездят, и те что на верблюдах и слонах. Все будут здесь.

Анна подскочила с кровати, и подошла к Волынскому.

— И это ты хорошо придумал, Артемий! Милость моя завсегда с тобой будет.

Волынский схватил руку царицы и покрыл её поцелуями.

— Я указ уже велела заготовить, дабы тебя назначить во главе сей машкерадной комиссии. Остерман уже то сделать должен был. Тебе указ передали?

— Пока нет, матушка. Но я как приехал во дворец так сразу к тебе с прожектами.

— Все утверждаю, Артемий Петрович. Хотя многие в затее твоей сомневаются. Сам Остерман не верит в неё. Говорит, что оконфузься ты.

— Все что здесь написано, матушка, то все будет, — еще раз заверил императрицу Волынский. — Однако надобно смету к тому подписать, государыня.

— И сколь денег тебе на то надобно?

— Я все подсчитал до рублика, матушка. Вот здесь все. В 670 тысяч та затея станет. А дешевле никак нельзя, матушка.

— Оную сумму ты получишь, Артемий. Но не давай людишкам воровать! Да и сам держи руки подалее от казны моей. Дабы все на устроение праздника пошло. Тебе уже сегодня доставят первые 100 тысяч от Лейбы Либмана. Он средства изыщет.

— От Либмана, матушка? — спросил Волынский.

— От него. Сей банкир многократно услуги мне оказывал. И денег скорее него в России ни с кого не получишь. Все бумаги твои я подпишу. И заниматься тебе отныне токмо подготовкой празднества. Дел там множество. Я то понимаю.

— Все старания отдам тому делу, матушка государыня.

— Ну, иди с богом, Артемий Петрович. Иди.

Волынский еще раз припал к руке Анны Ивановны, трижды поклонился, и вышел из покоев императрицы….

Год 1739, октябрь, 18 дня. Санкт-Петербург. В Приемной у герцога Бирона. Бироны и Либман.

Лейба Либман, получив именной указ государыни, сто тысяч рублей сразу Волынскому отправил. Затем собрался и в коляске покатил во дворец. Новости его не порадовали. Он хотел срочно говорить с герцогом Бироном.

— Эрнест! — Либман вошел к герцогу без доклада.

Слуги всегда пропускали его беспрепятственно. Они знали, что Лейба близкий и доверенный человек герцога и ведет все его финансовые дела.

— Что снова случилось, Лейба? Императрице стало легче. И она снова устраивает куртаги.

— И тебя это успокоило, Эрнест?

— А разве есть иной повод для беспокойства?

— А ты ничего не знаешь? — спросил Либман. — Ты не слышал про то, что Волынский стал распорядителем машкерадной комиссии. Указ о том уже подписан!

— И что с того? Они придумал сие увеселение Ледяным домом именуемое, и ему и готовить его. Но не вериться мне, что у него сие получиться. А, впрочем, посмотрим.

— Эрнест! Волынский может благодаря тому в большой фавор войти. Императрица больна, хоть ей и стало легче нынче. Но что потом будет? И Анне может понравиться действо, что Волынский приготовит. А он размахнулся не на шутку. Я знаю, чего он хочет. Места регента!

— Я не думаю, что Волынский может его получить. Императрица во время болезни доверяла лишь мне и моей жене.

— Но регентом она тебя не назначила!

— Сие не столь просто, Лейба. Но немцы при русском дворе сплотиться вокруг меня, а не вокруг Остермана. Старый пройдоха слишком хитер и постоянно предает друзей. Того, что ему удалось 10 лет назад после смерти Петра II, уже не получиться.