Ротмистр
Ротмистр читать книгу онлайн
Россия, конец XIX века.
Молодой ротмистр Евгений Ревин переживает стремительный карьерный взлет, демонстрируя личную храбрость и исключительный талант обращаться с оружием.
В торговом местечке близ Мурома открывает лавку бойкая купчиха Кулакова. Дела ее быстро идут в гору, и состояние вскоре исчисляется миллионами.
На хуторе Лесово, в лесной глуши, объявляется таинственный дед Птах. Странный человек, не то беглый каторжанин, не то божий странник...
Этих людей объединяет общая тайна. Они - люди, рожденные под светом другого солнца. И их задача - связать наши миры. Но некий могущественный враг мешает реализации этих планов...
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
— Эй, любезный! — кликнул Савка лакея.
— Чего изволите-с?
— Ты не стой-ка давай, а садись, вот, за стол!.. Весь затылок ты мне уже прожег, братец…
— Как можно-с!.. — запаниковал тот. — Никак не смею-с!..
— А ну, садись, сказал! — прикрикнул Савка. — Перекуси чего… Не то заставлю сейчас чарку выкушать. А хозяйка запах учует да и ссадит тебя на первом причале… Скора на руку-то у нас хозяйка-то, сам, поди, знаешь… Лакей сглотнул, забегал в отчаянии глазками и робко присел на краешек стула. Прожевал всухомятку бутерброд и воззрился на Савку со смесью недоверия и трепета.
— Тьфу! — не выдержал тот. — Ступай хоть чаю принеси…
— Сию секунду-с! — лакей облегченно перевел дух и со скоростью ветра скрылся на камбузе.
— Вот ведь наказание, — горестно вздохнул Савка. — И вправду его напоить, что ли…
Капитан свое дело знал – пароход прибыл в Тверь ранним утром, как того фабрикантша и желала. Не дожидаясь парадных сходней, Евдокия проворно сбежала по мосткам и нырнула в толпу на пристани. При простом платке, в сером платье с многочисленными юбками, она походила на домохозяйку или экономку, вмиг сделавшись неотличимой каплей бурлящего людского моря. Евдокия предпочитала слышать последние сплетни из первых уст, знать, чем дышит город, его чаяния и страхи. Обычный променад в базарный день не заменят ни газеты, ни приемы у губернатора, ни ассамблеи купцов да банкиров.
— Красавица, покупай яйца! — окликнула бойкая торговка в расписном платке. — Желаешь – вороньи! Желаешь – сорочьи!..
— Чего? — не поняла Евдокия. — Куры что ли нестись перестали?..
— Тю, простота ты! — махнула рукой торговка. — Вареные, говорю, есть. И есть сырые!..
— Ишь ты! — Евдокия усмехнулась. — Ну, дай тогда вареных дюжину…
— А-а! — протянула торговка. — Видать, на заработках-то муж у тебя…
— Это с чего бы вдруг?..
— Эка невидаль! — торговка усмехнулась, явно довольная собственной проницательностью. — Из вареных яиц пирог-то не спечешь. Ясно дело, хотыль ты муженьку собираешь. А быть сейчас в заработках только на новых мануфактурах. Все там сейчас, и городские, и из волости… Понаехали… — и, видя, как Евдокия задумалась, значительно подмигнула: – Аль не муженьку? А еще кому?..
— И много ли у тебя берут… вороньими-то?
— Ой, много! — торговка поправила платок. — Кабы не все!.. Вот, на разводок еще спрашивают, под наседку. Коли сегодня положишь, к ягодному спасу уже запищат желтенькие. Добрые курочки у меня… И петушки добрые… Возьми, только из гнезда украденные, не пожалеешь!..
— Нет, благодарствую!.. Сколько с меня?
— Пятиалтынный, красавица. Подороже нынче, потому как идут дюже хорошо…
Евдокия полезла за пазуху, задумчиво пробежала ногтем по стопке сотенных ассигнаций, нахмурилась. В кармане платья чудом отыскала смятый рублевик.
— Помельче-то не будет у тебя денежки? — растерялась торговка. — Не наторговала я еще на сдачу-то… Евдокия лишь отмахнулась. Подхватила бумажный кулек с яйцами и растворилась в толпе.
— …Во-озьму на постой! Во-озьму на постой! — распевал гнусавым тенорком мужичонка с топорщившейся клином бородкой, расхаживал вдоль торговых рядов, как журавль.
— И сколь за угол просишь, дядя? — подступили двое парней, собой вида не местного, деревенского. Мужичонка стрельнул хитрым глазом по пыльным лапоткам, по заплечным котомкам, изрек:
— Дык, коли с пропитанием, то три с полтиной ставьте!..
— Это что ж, в месяц? — ахнул один.
— Хех! — крякнул мужичонка в ответ. — Поди! Сыщи дешевше-то! Чай не один такой умный… Поманили вас длинной копейкой, вы и прибежали, как козлы за морковкой. Ждут вас тут, как же!.. Во-озьму на постой!..
Парни переглянулись.
— А ежели со своими харчами, сколько станет?
— По два пятидесяти с брата.
— Мать честна!.. Лучше в лесу станем жить, в шалаше…
— Давай-давай! — поддакнул мужичок. — Холода упадут – за пятерик не пущу… А так – все условия! Дом хоть и небольшенький у меня, но комната теплая. Мы-то с хозяйкой в чуланчик перебрались, мешать не станем.
— А много ли постояльцев у тебя набралось?
— Ну, — мужичок что-то прикинул в уме, — шестеро уже имеется… Четверых сыскать еще… Для ровного счета… Так как вы, согласные?..
Когда Евдокия вернулась к пароходу, ее уже ожидала целая делегация. Несмотря на ранний час, самолично встретить фабрикантшу прикатили управляющие, распорядители, архитектор и прочие господа, помогающие Евдокии половчее расстаться с деньгами.
— Евдокия Егоровна, дорогая! — вперед выступил директор, сделал попытку приложиться к ручке. — Позвольте поприветствовать вас, так сказать, на гостеприимной нашей земле, выразить надежду…
Евдокия сухо кивнула и всучила директору куль с яйцами.
Савка по-всякому представлял себе новую факторию, упакованные блестящей заграничной машинерией цеха, просторные дворы и склады. Но то, что он узрел воочию, превосходило самые смелые ожидания. Город! Настоящий город с улицами и площадями вставал на окраине Твери. Передового проекта здания двух, трех и даже четырех этажей из вишневого, крутого обжига кирпича, с башнями, с арками, с балконами и причудливыми окнами вырастали над деревянными домишками горожан.
Дымили высоченные трубы паровых печей, лязгали по железной узкоколейке вагонетки с торфом, выбивая дробь по брусчатке, катили подводы с хлопковыми тюками лошади.
Пока ехали, Евдокия о чем-то живо переговаривалась с управляющими. Из-за шума Савка разбирал через слово. А когда ступили в ткацкий цех, он не то что других, себя слышать перестал. Сотни станков, установленных рядами, будто римский легион, создавали невозможный грохот. Подобно гигантским паукам тянули сотни нитей, с непостижимой скоростью гоняли челнок и сердито плевались паром. Под тысячами прядильных веретен истаивали на глазах кипы пряжи. Шибали в нос едкими щелоками красильный и белильные цеха. Горами возвышались штабеля готовых к продаже тканевых рулонов, ожидающих погрузки. Покуда громадные мануфактуры обошли, у Савки уж и ноги заболели. Не иначе, всю Россию вознамерилась фабрикантша одеть.
— …Строить казармы, людские конюшни! — втолковывала Евдокия свите сопровождающих. — Приезжим жить негде. Больницы закладывать, бани – хворый и квелый не работник! Магазин фабричный наладить, чтобы рабочего за разной мелочью не гонять в город. И поймите, что это не прихоть и не благотворительность. Коли народ сыт, телом чист и с крышей над головой – он работать станет. А если он на последнем издыхании да в отчаянии, ему уже терять нечего. Ему в голову всякие мысли лезут дурные… О бунтах и революциях… Восемь тысяч наемных! Шутка ли!..
Обед был хорош. Даже по меркам весьма состоятельных господ, в обществе которых Савка успел уже напробоваться всякого. В лучшей ресторации города стоял стол, накрытый с таким размахом, что со стороны могло показаться, будто бы ожидали приезда премьер-министра или самого государя. Нет! Это был не просто стол! Взор простирался на поле брани, где, повинуясь замыслу стратега – итальянского шеф-повара, строились полки закусок и салатов. Нежнейшая семга, фаршированная белыми грибами щука, копченые на ольховом дыму угри, стерляжья уха, отливающая золотом, десяток сортов буженины оттенком от бледно-розового до цвета мореного дуба, лепестки сыра со слезой, красная и черная икра в запотевших серебряных ведерках, размерами таких, что с ними запросто можно ходить по воду, жаренные в масле перепела, плывущие среди печеных яблок утицы, томленое в сливовом вине седло барашка, громадный остроносый осетр, величественный и важный, будто крейсер, телячьи отбивные в маринаде, молочные поросята с тертым хреном. По флангам занимали позиции батареи бутылок, графинов и лафитничков, тая в себе пьяную силу, способную и впрямь ушатать полк. Главным калибром высилась двухведерная бутыль французского игристого, с пробкой, схваченной для верности проволокой. И в центре сего поля брани, белоснежного, хрустящего от крахмала, раскинув над разворачивающимся действом крылья, будто полководец, поднимающий войска в атаку, застыл в немом крике взлетающий лебедь. Господа, конечно, всего не осилили. Но, то ли на нервной почве, то ли оттого что были на ногах с раннего утра, нанесли неприятелю невосполнимый урон. Вот ведь, с грустью думал Савка, поставь на стол хоть овечью отару, хоть коровье стадо с пастухом, а все одно, больше живота не наешь. По кусочку от всего отщипнешь – и сыт. Зачем оно столько? Зачем все эти фактории размером с города да сундуки, набитые ассигнациями? Купили бы дом хороший, лошадок завели, да детишек растили… Савка покосился в сторону Евдокии, но та о чем-то оживленно беседовала с распорядителями, о нем не вспоминала. И от того лезли в Савкину голову невеселые мысли.