Романы. Трилогия.

– Отставить, – жестко перебил полковник. – Не гожусь. Я нынче здесь, завтра там, и не знаю, где здесь и когда там. Я ваш комдив только в боевой обстановке. Я приказываю попечительство золотой казны принять штабс-капитану Видову. И место хранения должно быть известно только ему.

– Ишь ты, приказываю, – огрызнулся тот. – Ты ж приказыватель только в боевой обстановке.

– А она продолжается. Не валяй дурака, ты единственный, кто на месте сидишь, печати всякие при тебе.

– А на фронт пошлют? А от фронта я бегать не буду. А там убьют? А место известно только мне.

– А значит, на то – воля Божья, – подал голос Иван Хлопов. – Значит, не время этим камушкам икону украшать.

– А если не пошлют, вдруг на это золото ты здесь наберешь полк нормальных?

– Нет, Вашвысокблагородь, – горько вздохнул штабс-капитан. – Золотом нормальных не найдешь, золотом нормальных потеряешь.

– Да что вы, дяденьки, да не убьют вас, – лицо сестры Александры вдруг засветилось детской мечтательной радостью:

– Да, обязательно Могилёвская. И такая, как на Царицыном образке, пеплом святым запыленная, и… а если… – мечтательная радость обрамилась борением мысли: – Да! Нет, не Могилёвская, пусть это будет Воительница… Огненная… ведь святой пепел от святого огня. И… да! В центре Владимирская… обязательно Она. Она – Верховный Главнокомандующий, а вокруг – командующие фронтами – Казанская, Донская, Смоленская – все Воительницы, – подбородок сестры Александры затрясся, на глаза выступили слезы. – И одна из них – Могилёвская… И Они не предадут! И без пушек, без Георгиевских кавалеров, без всего, но с Ними!.. Мы всех одолеем!.. Да и не полезет никто!.. – сестра Александра закрыла лицо ладонями и затряслась в рыданиях.

– Э, э, Сашенька, ну… – Штакельберг обнял ее и прижал к себе, и на его груди она зарыдала еще сильней. – Ну… – и он не знал, чем продолжить это «ну», он смотрел поверх О.Т.М.А. на сестринской накидке и видел отходящий Царский поезд с Могилевской платформы и бегущую за ним плачущую сестру Александру тем плачем, что сотрясает сейчас его плечи.

Глава 23

 – Ну что, Иван, – угрюмо сказал Хлопов полковнику. – Мне что ль тебе вот так уткнуться? Я на грани.

– А мне кому? – полковник видел хохочущее толстомордие Машбица и стоящего на коленях плачущего городового в штатском. Каким разным плачем, оказывается, плачет человек…

А штабс-капитан грань все-таки перешел. Видно было, что он прикладывал титанические усилия против перехода, но дрожанию челюсти и проступанию влаги в глазах эти усилия противиться не смогли.

– Ну что, три Ивана, – он обращался к Хлопову и Свеженцеву, и дрожание челюсти его усиливалось с каждым звуком. – Это ж все мы натворили!!! Что мы оставим этим девочкам?!

– Отставить! – почти прорычал полковник. – Уж точно, что не слезы от наших р-рыданий мы должны им оставить! Сестра милосердия Александра, смирно!

Сестра Александра оторвалась от Штакельбергова плеча и вытянула руки по швам с опущенной головой.

– Поднять глаза!

Когда сестра Александра согласно приказу глаза подняла, ее узнал Бубликов. Крупным планом стояло сейчас то ее лицо, лицо бегущей за Царским вагоном и уже безнадежно отставшей, лицо, перекошенное от горя-ужаса. Кричащий рот и плачущие глаза – все это было совсем не похоже на прекрасную успокоенность, глядящую сейчас на полковника, но – узнал. И рядом виделось ему перекошенное брезгливой гримасой усатенькое довольненькое (наконец-то увозим Царя от войск) его лицо, глядящее в окно вагона. Мгновение длилось видение бегущей сестры милосердия и себя, и в это мгновение резко утихло смрадное дыхание в душе, и эти люди увиделись совсем по-другому. «Продолжай мгновение!» – выкриком пронеслось по сознанию… Нет!.. И вновь заколотило ознобом.

– Сестра Александра, Сашенька, я, полковник артиллерии Его Величества, обещаю тебе: будет икона. Именно такая, как ты сказала – Огненная, и все эти бриллианты будут на окладе из этого золота. И ковчежек при Ней – со святым пеплом! И мы внесем Ее вместе с Императорским штандартом в Белокаменную! И встречать Ее будет Сама! Верховный Главнокомандующий икон Российских – Владимирская из Успенского собора… Ну, если не мы, то кто-нибудь после нас…

Озноб у Бубликова резко усилился. И тут зазвонил телефон, стоящий на столе красного дерева, загаженном так же, как и кресло. Все вздрогнули от этого звонка. Властвующие силы перевернутого мира напоминали о себе.

– Куда ты руку тянешь, дуралей? Тебя же здесь нет, – Штакельберг отвел руку Бубликова и взял трубку.

– Боцман Жуткий на проводе… Да это фамилия такая… А я с Севастополя только что прибыл… Да я знаю, что вы туда… Ревпривет севастопольским лично от меня…

Сестра Александра прыснула, остальные, кроме Бубликова, тоже. Барон Штакельберг, страдальчески гримасничая, всем показал кулак, отчего все прыснули еще раз, а штабс-капитан едва не рассмеялся.

– Да меня в Севастополе даже Графская пристань узнает, приветствует, хоть и каменная… Нет, Лурьина нет, он на эксе, а… а Берш вас встречать и поехал… а Бубликова нет еще… Ага… А ты-то кто? Комиссар Глазуха? Ага, передам… На шлюпках?.. Сигнала от Берша дождитесь, он через полчаса будет… Не, Колчак улизнул… Сам жалею… Давай, глазуй, Глазуха… Братишкам привет от Севастополя…

Штакельберг положил трубку.

– Ну, чего ухмыляешься, – накинулся он на штабс-капитана, – когда с тобой боцман Жуткий говорит?!

И тут все захохотали, даже Бубликов.

– Однако, не до смеху, господа, – мрачно сказал Штакельберг, когда отсмеялись. – «Глазуха» – опять рыба, и, кстати, весьма неплохая на вкус… вообще-то в Неве не водится, да вот, приплыла. Через полчаса, господа, с родного «Гангута», он на рейде у Морской, начнется шлюпочный десант, конечная цель которого – Севастополь, где меня и Графская пристань узнает, хоть и каменная. Естественно, через наш Николаевский вокзал, где уже должен стоять состав, приготовленный товарищем Бубликовым.

– Как?! – вскинулся Бубликов. – Да как можно?! Да невозможно так быстро.

– Иначе поедут на тебе, – так заявил товарищ комиссар Глазуха.

– А где эта Морская?

От того, как полковник задал этот вопрос, с задумчивым взглядом в себя, все повернули головы к нему, а Бубликов быстро выпалил:

– У меня карта есть.

– Вот здесь он стоит, – показал Штакельберг, когда раскрытая карта легла рядом с телефоном.

– Откуда был звонок? – спросил полковник.

– А вот из этого дома. Типография и склад книготорговца и издателя Тузова.

– Знаю, – сказал Хлопов, – хороший человек. Нам от него на передовую Евангелие привозили.

– Его только что убил комиссар Глазуха.

– Эх!.. – выдохнул Хлопов и мотнул головой.

– Сколько их там?

– Трое, – Штакельберг внимательно смотрел на полковника. – Думаешь?..

– Погоди, – полковник вынул из сумки компас, положил его на карту, потом секунд на пять закрыл глаза. – Да! Отправим Глазуху к Бершу, пусть вместе плавают. Пятнадцать километров – накроем. И пушка направлена как раз туда, двигать не надо… Могилёвская… Итак, всем внимание на меня, слушай мои команды. Штабс-капитан Видов, хватай оба «кольта», бери лент побольше от «максима» – они подходят, бегом в грузовик, заводи его и жди меня. Эта Глазуха бершовский грузовик знает, меньше проблем будет при занятии дома – давай!

– Слушаюсь, – козырнул штабс-капитан и исчез с кольтами в руках.

– Сашенька, слушай, голубка, внимательно…

– Я попрошу обращаться по уставу, Ваше Высокоблагородие, – грозно перебила сестра Александра, стоя навытяжку.

Свеженцев обалдело замигал, Штакельберг сжал губы, Хлопов отвернулся.

– Дяденьки, я – равноправный…

И тут всех троих прорвало, а Штакельберг аж закашлялся, хохоча, пришлось даже Хлопову по спине его бить.

– Виноват, сестра Александра. Так… все, господа, успокаиваемся. А ты, Иван… виноват, рядовой Хлопов, марш к орудию, замок проверь, ящики вскрывай… Бери карту и компас, прикинь точную наводку.