Жезл маршала. Василевский

«Зря его не послушалась, — подумала сейчас Настя. — Только посмеялись надо мной на Лубянке».

Так случилось, что у маршала Шапошникова неожиданно поднялась температура и прямо из Ставки он уехал домой. А через час после этого Василевского вызвал Верховный.

   — Опять Бориса Михайловича прихватила болячка, — грустно сказал он. — Так что обязанности начальника Генштаба Ставка возложила на вас. — Заметив, как Василевский насупил лохматые брови, добавил: — Каждый может заболеть, но наше святое дело не должно от этого страдать. — Он сел за стол. — Вы молчите?

   — Я всё понял, товарищ Сталин, тронут вашим доверием...

   — Как дела у Конева на Калининском фронте? — прервал Верховный.

   — Серьёзных проколов у него пока нет.

Сталин, помолчав, с нарочитой шутливостью спросил:

   — Если у Конева ничего не получится, тогда мне придётся возглавить Калининский фронт. Как вы думаете, справлюсь? — Он посмотрел на Василевского бодро, расправил усы.

У Сталина было хорошее настроение, и Александр Михайлович подумал, что самое время замолвить словечко об Азаре Петровиче.

   — Ну так как, справлюсь я с фронтом? — вновь спросил Верховный.

   — Сначала надо подумать, кто сможет заменить вас на посту Верховного Главнокомандующего, а уж потом принимать под своё зоркое око фронт, — возразил Василевский. — Но, как исполняющий обязанности начальника Генштаба, считаю, что заменить вас некем.

   — А вы хитрый! — Сталин погрозил ему пальцем. И тут, сам того не сознавая, Василевский вдруг сказал:

   — На Лубянке в камере томится человек, который невиновен, а ему хотят состряпать дело!..

Видимо, смелость и прямота, с какой Василевский выплеснул эти слова, обескуражили вождя. Он побагровел, но спросил необычно тихо:

   — Что ото значит?

Василевский успел опомниться, взял себя в руки:

   — Простите, я погорячился... Дело тут такое. Летом прошлого года во время учений на Северном флоте был арестован командир корабля капитан третьего ранга Азар Петрович Кальвин...

   — Кальвин? — прервал его Сталин. — Я уже слышал эту фамилию. Не он ли писал хвалебную статью о Климе Ворошилове?

   — Тот Кальвин журналист, а я веду речь о командире корабля. Они родные братья.

   — Один живёт в Москве и работает спецкором в газете, а другой на Северном флоте командир корабля?

   — Был командиром, но уже больше года сидит на Лубянке, — пояснил Василевский. — Я знаю его с малых лет, он вырос на моих глазах, мечтал стать военным моряком и стал им. Сначала плавал на Балтике, потом перевёлся на Северный флот. Его корабль — лучший на флоте. И вдруг — арест!

   — В чём его обвиняют?

   — В связях с немецким агентом.

   — Это серьёзно, — сухо произнёс вождь. — А вы считаете, что он невиновен?

   — Да. Азар Кальвин — настоящий большевик!

   — Чем вы докажете, что он невиновен? — строго спросил Сталин. — У вас есть какие-то факты?

   — Нет у меня фактов, но я даю честное слово, что Азар Кальвин не способен на предательство! Он отличный минёр. Создал для флота прибор, с помощью которого морская торпеда сама находит цель и уничтожает её. У него талант минёра-конструктора. Сейчас бы ему в полную силу сражаться на море с фашистскими кораблями, а он сидит на Лубянке.

   — И что вы хотите от меня? — усмехнулся Сталин.

   — Пресечь беззаконие! Я очень прошу вас помочь...

   — Хорошо, я разберусь, — сказал Сталин. — Но меня волнует больше фронт. Когда вы сможете выехать туда?

   — Рано утром, если не возражаете.

   — Поезжайте. Из штаба фронта дайте мне знать, как там дела.

Василевский ушёл, а Сталин невольно задумался. Недавно Берия докладывал ему о семье полковника Кальвина, но о его брате почему-то промолчал. В голове он вновь прокрутил свой недавний разговор с Лаврентием Павловичем. А пришёл к нему Берия поздно вечером.

   — Мои люди нащупали в редакции центральной газеты журналиста, который пляшет под дудку наших врагов, — сказал Берия тихо, словно боялся, что его могут услышать другие. — В статьях этого журналиста есть крамола, и цензору приходится все его «открытия» вычёркивать. Под Москвой в оборонительных боях у Конева случилась заминка. И вот этот борзописец прислал в редакцию репортаж, где утверждал, что вина в неудачах на фронте на совести нашего высшего командования. Это значит — на твоей совести, как Верховного Главнокомандующего.

«Ишь куда метит! — усмехнулся в душе Сталин, но вопросов пока не задавал. А Берия, польщённый его вниманием, горячо продолжал:

   — Когда цензор вычеркнул эти слова, журналист стал возражать: мол, он был на фронте, всё видел своими глазами. Ему бы но репортажи писать, а киркой мёрзлую землю долбить на Колыме!

   — А ты арестуй этого борзописца и допроси по всей строгости. — Верховный улыбнулся, даже усы у него закачались.

— У него есть высокий покровитель, твой ближайший соратник...

   — Кто такой? — Голос Сталина прозвучал резко, как выстрел.

   — Журналист полковник Кальвин Оскар Петрович, тысяча восемьсот девяносто пятого года рождения, латыш. А его покровитель — генерал Василевский, друг детства. Оба родились и выросли в Кинешме. В Гражданскую воевали в одном полку. После войны Василевский остался служить в армии, а Кальвин пошёл учиться на журналиста.

Сталин устало откинулся на спинку кресла. А Берия продолжал:

   — Я стал раскручивать это дело, и выяснилось, что сын Оскара Кальвина Пётр сначала учился в военно-морском училище в Ленинграде, потом его перевели в Морскую академию. И кто помог? Товарищ Василевский! Но вскоре этот отпрыск отколол номер — попросил отправить его на Северный флот: мол, он люто ненавидит фашистов и хочет с ними сражаться. И ему поверили! Теперь он плавает на подводной лодке. У меня возникла мысль: а не хочет ли Пётр в удобное время удрать с корабля? Норвежский берег рядом, а там — немцы. А из Норвегии ему прямая дорога во Францию!

   — А что ему делать во Франции? — недоумённо повёл плечами Сталин.

   — В этом-то как раз и вся соль! — улыбнулся Берия. — Его дед, отец Кальвина, живёт в Париже, бывший штабс-капитан царской армии. Воевал на стороне белых, вместе с Деникиным бежал за границу на английском корабле. Там, в Париже, он в свите генерала Деникина, а раньше, когда шла Гражданская война, служил в штабе битого генерала.

   — Кем? — у Сталина надломились брови.

   — В разведотделе. Стрелял и вешал красных! И ещё меня насторожил такой момент, — продолжал Берия. — Оскар Кальвин дважды ездил в командировку на Северный флот, встречался там со своим сыном. Мне кажется, что тут есть какая-то связь...

Берия не сказал «связь с врагами», за него докончил Сталин:

   — Не исключено, что есть связь с врагами. — Он ближе подошёл к Берия: — Пока идёт проверка, ни слова Василевскому!

   — А как быть с журналистом?

   — Ты с ним беседовал?

   — Да, но свою связь с отцом он отрицает. В анкете писал, что отец в тысяча девятьсот девятнадцатом году погиб на фронте под Ростовом. Но что-то в нём меня настораживает. И втёрся в доверие к Василевскому не случайно.

   — Ищи истину, Лаврентий, — поддержал его вождь. — По-моему, из твоих рук не мог бы уйти даже сам Бог, если, разумеется, он есть.

Берия вышел от Сталина в хорошем настроении. «Я доберусь до этого попа Бонапарта, он у меня ещё попляшет!» — усмехнулся он в душе...

«Почему же Берия промолчал о брате Кальвина? — подумал сейчас Сталин. — Странно, однако...» Он вызвал Поскрёбышева.

   — Пошли ко мне Берия!

И вот он, Берия. Вошёл в кабинет вождя как в свою опочивальню, снял фуражку и погладил лысину.

   — Садись, Лаврентий. — Сталин тоже сел. — Твои молодцы арестовали на Северном флоте командира корабля, но я ничего об этом не знаю, а ты почему-то мне не доложил. Кто он?

   — Родной брат журналиста Кальвина капитан третьего ранга, а по-армейски — майор Азар Петрович Кальвин.