Поздний бунт. Андрей Старицкий

Глинский явно лгал, считая, что король Сигизмунд никогда не узнает всей правды о причине разрыва вечного мира между Россией и Польшей. Это его, князя, ^тайна, которую он благоразумно не открыл даже Василию Ивановичу, хотя и исполнял его волю. Легко открещивался князь и от своего участия в падении Смоленска, ведь его особый полк даже не стоял в осаде, находясь поодаль от общего русского стана. Не доверял ему якобы Василий Иванович важного дела, косился окружил его своими людьми, пристегнул к нему своего брата Андрея.

Перечитав написанное, князь пришел к выводу, что хотя и длинным получилось послание, но пока - пустым. Словеса одни. Отшвырнет его Сигизмунд, если не будет в нем ничего полезного для него, короля Речи Посполитой.

Подступил особый полк Глинского к Орше, осадил крепость по всем правилам, однако команды к подготовке приступа от первого воеводы отчего-то не поступало. Тысяцкие, исключительно на свой страх и риск, начали ладить лестницы, заготавливать все нужное для туров, чтобы споро, как только будет дан приказ, начать их сборку под стенами крепости, считая это не вредным самовольством, за которое их не накажут.

Дни шли, второй и третий воеводы, тысяцкие и сотники ждали решительного слова князя, которому вроде бы ни до чего не было дела. Очень удивительно.

Впрочем, некоторые догадывались о причине безделья первого воеводы: пробежала черная кошка между ним и царем Василием Ивановичем, но никто не мог знать глубинной сути размолвки.

Особый полк жил своей жизнью, первый воевода полка - своей. Он никак не решался дописать послание к Сигизмунду, понимая, что без предательства не обойтись. Не примет его король, не простит убийства ясновельможного пана Заберезинского, если не известит он его о самом важном: о намерениях Василия Ивановича в начавшейся войне.

«Решайся, Михаил Львович, решайся, - подстегивал себя князь. - Попрана твоя честь, и ты должен отомстить!»

Не резон тянуть время: царя могут известить о бездействии его, первого воеводы, и тогда не исключены самые крутые меры. Нужно нанести упреждающий удар. Одолев в конце концов сопротивление совести, Глинский сел дописывать письмо. Кратко, чтобы без объяснений ничего не было понятно, он рассказал о планах царя Василия, клятвенно обещая поведать и о расположении главных сил русской рати и дать совет, который беспроигрышно приведет к полной победе. Заверил, что Орши брать пока не будет, поэтому просил никакого войска к этой крепости не посылать, а сосредоточить силы в одних руках и направить именно туда, куда он в следующем письме укажет.

Об одном Глинский просил настоятельно: если король простит все его неверные шаги, примет его, князя, раскаяние и клятву верно служить польской короне, пусть пришлет ответное письмо со своим милостивым словом и пусть отправит в местечко Коханово, что верстах в тридцати от Орши, не менее полутора тысяч гвардейцев, чтобы при переходе он сразу же оказался под их защитой.

Темной ночью Михаил Глинский проводил своего самого надежного слугу с письмом к Сигизмунду Казимировичу. Князь, уверенный, что тайность этого шага сохранена, не знал, что перед рассветом ускакал гонец к тайному дьяку, везя послание короткое, всего в несколько слов: «Князь Михаил Глинский отрядил тайного посланника. Поскакал тот в сторону Польши».

Такие гонцы не испытывают задержки, везде ему сменят коня на самого выносливого и ходкого. Скачи и скачи. У самого бы сил достало.

Через несколько дней донесение уже лежало на столе у тайного дьяка, и тот - к царю. Василий Иванович не удивился.

- Сколько волка ни корми, он все одно в лес смотрит. Что, кажется, еще князю нужно: два богатых города в вотчинное владение получил из моей руки. Ближний советник. Многим ли такое доверие? Придется оковывать. Иного выхода я не вижу.

- Мое слово тебе, государь, не пороть горячку. Ну возьмешь его, а в чем обвинишь? Гонца кому и зачем посылал? Так он тебе наговорит семь верст до небес и все лесом. Пока он ответной грамоты не получил, никуда не тронется. Сейчас его за одно можно спросить: за безделие под стенами, Орши. Но за такое не казнишь. Все королевские дома вой поднимут. А нужно ли подобное, государь?

- Можно, устроив засаду, перехватить гонца на обратном пути.

- И этого делать не советую. Князь Михаил сумеет откреститься: мол, это коварство Сигизмунда. Ничего де он ему не писал и ничего от него не ждал. Подлый ход, мол, Сигизмунда, чтобы зародить у тебя, государь, недоверие.

- Так что же ты предлагаешь?

- Поручи воеводе князю Булгакову-Голице или воеводе боярину Челяднину подготовить малый отряд на быстрых конях, чтобы действовал тот отряд по слову моего подьячего. Для верности направим ему твою грамоту. Отряд разместится поблизости от Орши, но в полной тайне. Воротится к Глинскому гонец - поглядим. Станет готовить князь Глинский полк для приступа, стало быть, сговор не удался, а продолжит безделить, сразу узнаем. Мои люди глаз с него не спустят, едва начнет готовиться к побегу, отряду тут же будет сказано нужное слово. А уж подьячий расстарается, ловок он и догадлив.

- Согласен. Но предупреждаю: головой отвечаешь за успехи. Ни в коем разе нельзя выпускать князя Глинского. Слишком во многое он посвящен.

Самого хитрого подьячего из всего Сыска послал тайный дьяк вначале к воеводе Булгакову-Голице с повелением готовить специальный засадный отряд для тайного и очень важного дела, затем с этим отрядом укромно расположиться под самым боком полка князя Михаила Глинского и установить со вторым его воеводой ежедневную связь. Он-то и объединяет в полку всех соглядатаев тайного дьяка.

Вроде бы все продумано, все учтено. Не прозевали возвращения гонца из Польши, но в одном все же оплошали: не перехватили гонца Глинского, посланного им к Сигизмунду. А гонец этот вез очень важные сообщения. Как и обещал князь королю, получив милостивую грамоту, он дал подробнейший совет, как действовать, чтобы разбить русское войско. Сообщив, где и как долго русская рать будет ожидать пополнения запаса зелья и ядер, которые изрядно израсходованы при осаде Смоленска, Глинский подробно рассказал, каковы воеводы князь Булгаков-Голица и боярин Челяднин, которым царь доверил войско для похода на Минск, не упустил и самого главного - их вражды между собой из-за права первенства в том походе. Назначить предводителем польско-литовского войска князь Глинской советовал Константина Острожского и даже предложил ему ловкий тактический ход, который не единожды приводил его самого к блестящим победам. Он еще раз предупредил короля, что никакого крупного соединения к Орше посылать не нужно, повторив клятву, что брать крепость он не станет ни при каких обстоятельствах. Напомнил и о посылке в Коханово гвардейцев, с которыми князь будет себя чувствовать в полной безопасности.

Страшные последствия повлечет за собой вроде бы не очень важная оплошность. Думали же, что поступают наилучшим образом, решив взять Глинского с явным доказательством измены. То, что он собрался пуститься в бега, соглядатаем и подьячему стало понятно сразу же, как гонец, темной ночью прибывший к князю, некоторое время спустя ускакал на свежем коне в сторону Польши.

Хитро обставил свой отъезд Михаил Глинский.

- Считаю, пора подумать о взятии города, всерьез заняться подготовкой к приступу, - сказал князь второму и третьему воеводам, пригласив их в свой шатер. - Я лично объеду вокруг крепостных стен, а вас прошу собрать тысяцких и сотников, обождать моего возвращения, выслушайте их предложения, узнайте, что им понадобится для подготовки приступа. Вернувшись, проведу совет.

С собой на осмотр места будущего боя Михаил Глинский взял лишь дюжину стремянных.

Но такого не бывает, чтобы без своих соратников-воевод осматривал военачальник крепостные стены перед штурмом. Высокое самомнение? Полное пренебрежение к мнению своих помощников? Конечно, может быть и то, и другое, однако второй воевода, а именно он исполнял поручение тайного дьяка не спускать глаз с князя, заподозрил неладное и сразу же о странном поведении Глинского дал знать подьячему.