Племянник дяде не отец. Юрий Звенигородский

Утренничал вдвоём с Семёном Морозовым. Бывший учитель давненько не казал глаз, сидел в Чудовом монастыре за старописными книгами. А тут пришла нужда выговориться. Ни заливная зайчатина, ни рубцы свиные не шли в горло от его мрачной речи: «Ох, не добра дума бояр наших! Приводят татар, нанимают их серебром и золотом. От этого в старину Киеву и Чернигову приключались большие беды. Предки воевали друг с другом с помощью половцев, те же высматривали весь их наряд и всю крепость, а после одолевали князей. Брат твой со своими молодыми советниками, используя против Витовта Орду, мечтает в гордости, что может легко обманывать старца Эдигея и располагать его силами в свою пользу». Хозяин успокаивал гостя: «Зря шумишь, Семён Фёдорыч. Сейчас у Василия с тестем мир, татары же - наши союзники».

Проводив Морозова, Юрий не мог избавиться от засевших в голове слов его, достойных библейского пророка: «Не брат твой обманет старого темника, Эдигей обведёт его вокруг пальца. Придут к нам великая туча и скорбь. Целые волости запустеют. Кто избавится от неволи и смерти, тот будет оплакивать ближних или утрату имения». Князь было возразил: «Полноте!» Однако сведущий книжник перебил: «Многие удивительные знамения возвещают гнев Божий. Со святых икон течёт миро, в то и каплет кровь». Сидя задумчиво у себя в покое, Юрий дивился суеверию, несвойственному бывшему учителю. Внезапно явился челядинец и доложил:

   - Господине, знатный литвин - к твоей милости. Назвался Швидрикайлом. Ожидает в сенях.

Не рад был новому гостю князь, да ничего не поделаешь. Ольгердович навещал его уж который раз и всегда оставлял оскомину от своего посещения. Вот и теперь, принятый в гостевом покое, тянул из расписной кружки приправленное патокой пиво и рассуждал:

   - Зря я, друг Юря, посвятил Василию свою саблю. Не вернёт он мне прав, отнятых Витовтом. Не пойдёт зять на тестя ради вернейшего слуги.

Князь морщился, пытаясь изменить разговор:

   - У тебя ус погрузился в пиво, Ольгердович.

Литовский выходец с резким стуком опустил кружку.

   - Э, обманулся к свиньям собачьим, Перкун [69] меня накажи!

   - Пошто ругаешься, как язычник? - увещевал Юрий. - Мой брат пошёл же с тобой к Угре.

Литвин прищурился:

   - Как пошёл, так и ушёл. А Витовт на месте. Сын ведьмы Бериты и в ус не дует. Кейстутьево отродье господствует.

   - Терпение, мой друг! - уговаривал князь.

Ольгердов сын невесело усмехнулся:

   - Девка терпела, в девках век прожила! - И присовокупил: - Я-то что! Эдигей не вытерпит. - Гость хитро подмигнул Юрию: - Старшему брату твоему славу запоют [70]. Ты станешь королём московским. На тебя надеюсь!

Юрий, оставляя в стороне такое пророчество, спросил:

   - При чём тут Эдигей?

Свидригайло не спеша развязал перед ним узел всех сложившихся хитросплетений:

   - Орда родит Батыев. Но времена меняются. Орда сейчас не та, Батый будет не тот. Русь перестала быть улусом, Литва им и не была. Эдигей на реке Ворскле поослабил хвастуна Витовта. Надо приуменьшить силу и осторожного Василия. Хитрый татарин стравливает московлян с литовцами. Толку мало: не подравшись, мирятся. Не надеясь на чужие руки, самому придётся воевать Москву. Ох, икнёт сын победителя Донского, что потерял вот этот кулак, - литвин сжал толстые персты.

Юрий, не соглашаясь с разглагольствованиями новоявленного друга, не хотел перечить. Беседа шла на убыль. Расстались - брат великокняжеский, не убеждённый гостем, тот же на свой счёт не успокоенный, не обнадеженный ничем.

Едва Юрий вышел из сеней, проводив сына Ольгердова, столкнулся в переходе с оружничим Асайкой, что поднялся на хозяйский верх по чёрной лестнице. Он был взволнован:

   - Гюргибек! Плохая весть. Полчища Булат-Салтана идут прямо на Москву!

   - Вздор! - дрогнул Юрий. - Кто соврал?

   - Врал? - обиженным эхом прозвучал голос Асая. - Вот сейчас у меня был и исчез Абдулка, тайный посланец Каверги. Помнишь Кавергу?

   - Ещё б не помнить! Кто предводительствует ратью?

Асай, как само собой разумеющееся, ответил:

   - Темник Эдигей.

Первым побуждением Юрия было поспешить в златоверхий терем. Однако он почему-то медлил. Без слов вопросительно смотрел на оружничего.

   - Что, Гюргибек? - недоумевал Асай.

   - Да вот всё думаю, - молвил князь, - как государь не знает об Эдигее? Отчего у нас такое спокойствие?

   - Великий каназ знает об Эдигее, - возразил татарин. - Только истинных целей его не знает. Они скрыты даже от великоханских вельмож. Каверга советует тебе покидать Москву. Он - твой доброхот и всё знает.

Наконец, Юрий принял решение:

   - Сыщи и позови Галицкого.

Распроворному боярину было поручено спешно подготовить отъезд княгини и трёх сыновей во Владимир. Там достойно обустроить княжеское семейство. Охрану взять надёжную.

Бывший дядька Борис, выяснив причину, недоверчиво повёл челом. То ли Асайка сам придумал несусветицу, то ли его кто-то с панталыку сбил. Князь не стал спорить, но повторил наказ. Был уверен в своём оружничем и в искренности Каверги. Пошёл проститься с пасмурной Анастасией.

Та на удивленье близко к сердцу приняла мужнюю новость. Согласилась с мыслью о том, что от старого темника, Витовтова победителя, можно ожидать любой каверзы, что Каверга, не соврав однажды, и вдругорядь не соврёт.

Беспокоилась лишь о Юрии: догонит ли семью? Князь заверил:

   - Предупрежу государя-брата, возьму лучшую кобылу Рогнеду и вмиг догоню.

Время близилось к полудню, а солнце смотрело не свысока. Осеннее солнце - стареющий богатей горбилось и делалось всё скупее. Настали дни убывающего тепла. Отзвенел яблоками сентябрь, опустели сады. Грязь на немощёных улицах нижнего города, не успевая просыхать, прибывала. Конь, оскальзываясь, поднимался в гору. Довольные местичи возвращались с торга, приторочив к сёдлам полные мешки. Колымаги ехали от Пречистой. Обедня кончилась. Встреченный дебелый лихач на караковом аргамаке, Иван Дмитриевич Всеволож, приветливо помахал рукой. Каменный город ещё не знал о близких полчищах Эдигея. Нагнавший Юрия сосед-боярин Данила Чешко был остановлен им:

   - Вывози семью. Эдигей идёт на Москву!

   - Не может быть, чтобы... - остановился участник битвы с Мамаем, свидетель нашествия Тохтамыша. Подумал и... повернул назад.

В Набережных сенях князь повстречал Анютку, бывшую служанку матуньки, а ныне великой княгини Софьи.

   - Государь с государыней кушают, - поклонилась Юрию старая дева.

Пришлось пройти в Столовую палату. Здесь над кашей с белорыбицей и лососёвой печенью сидели двое - Василий и Софья. Княжны ещё не вернулись из Коломенских летних хором. Завсегдатаи-гости в постные дни не докучали своими особами.

   - Садись, брат, - пригласил государь.

Юрий сел, но от блюд отказался.

   - Не до еды, когда Тохтамышев ад грозит вот-вот повториться.

   - С чего бы? - спросила Софья.

   - Эдигей идёт на Москву!

Василий возразил:

   - Не верю! Мои люди в Орде загодя сообщили, что старый темник и впрямь идёт с превеликой ратью. Однако же он прислал постоянного между нами связного Басыра с большим письмом. Вот оно!

Василий достал перевязанный свиток, протянул брату. Юрий прочёл:

«Се идёт царь Булат [71] с ордой наказать литовского врага твоего за содеянное им зло на Руси. Спеши изъявить царю благодарность: если не сам, то пошли хотя своего сына или брата, или вельмож».

Дождавшись, когда Юрий кончит читать, Василий сказал:

   - Сам в Орду не еду, дабы не ронять достоинства. Сына у меня пока нет. - После значительного молчания государь с гордостью вскинул указательный перст: - Пока] Но скоро будет. А вот брат есть. Так не съездить ли тебе, Гюргий?

Софья, улыбаясь тонкими губами, вперила колючие глаза в смутившегося деверя.