Проигравший. Тиберий

В этих перенаселенных кварталах голод стал ощущаться уже в начале весны. Цены на хлеб, и без того неуклонно поднимающиеся, теперь словно были подстегнуты страхом перед общей бедой — и взлетели на недоступную высоту. Те, кто сберег зерно для продажи в расчете хорошо заработать, не очень-то смогли поживиться: у жителей не было денег, потому что их стало неоткуда брать. Ни горшки, ни сапоги, ни одежда, ни дверные петли — ничего не покупалось, а последние горсточки серебряных и бронзовых монет с надписями: «Возвращение счастливых времен» и «Общественное согласие» люди порой несли даже и не в хлебные лавки, а к гадателям. Охватившая всех тревога вынуждала, пусть и в ущерб желудку, интересоваться будущим — каково оно будет?

Видимо, предсказания большей частью были неутешительными. В бедных районах, что ни день, случались беспорядки. Озлобленные люди громили дома торговцев хлебом, пекарни и лавки. В таких погромах участвовали все, от мала до велика, и зерна больше сжигалось и втаптывалось в грязь, чем доставалось голодным. Грабежи, хоть и происходили каждый день, не могли накормить население, и напряженность в городе росла. Все чаще отряды грабителей нападали на дома богатых горожан, и стычки с охраной выливались в целые сражения, после которых городские мостовые покрывались телами убитых и раненых. В народе стали раздаваться уже открытые призывы к бунту и свержению Августа. По утрам стража стирала с пьедесталов памятников оскорбительные надписи, а жрецы и фламины — с дверей храмов и колонн призывы к восстанию. В конце концов сенат вынужден был обратиться к народу с требованием выдать зачинщиков смуты, обещая за голову каждого приличное вознаграждение. Как ни странно — это немного разрядило обстановку, потому что добрая половина жителей бедных кварталов тут же пожелала получить награду и занялась поисками главарей бунта. Соседи писали доносы на соседей, многочисленные комиссии, назначенные сенатом, целыми днями вели расследования, конфисковывая имущество обвиняемых и раздавая его доносчикам, пока не стало ясно, что подавляющее большинство наказанных пало жертвой не гражданского благочестия и бдительности, а всего лишь жадности доносителей. Дело о ложных доносах дошло до самого императора, и тогда было объявлено, что зачинщики уже пойманы и обезврежены. Это сбило волну кляуз. Августу надо было придумывать другие способы выхода из кризиса. Голод терзал жителей все сильнее, и восстание могло произойти вовсе не выдуманное.

Тем более что достаточного количества войск для подавления всеобщего голодного бунта в Риме не было. Армия воевала, а преторианская гвардия, нелюбимая народом, могла лишь вызвать дополнительное озлобление против власти у голодных обезумевших толп.

Первым, и самым радикальным, решением Августа было — сократить население города. По императорскому указу из Рима выселялись все, кто не имел собственного жилья, то есть не являлся домовладельцем. И даже домовладельцы подпали под эту категорию, если не были римскими гражданами. Не менее чем за сто миль отправлены были многочисленные гладиаторские школы со своими ланистами [50] под тем предлогом, что игр в ближайшее время не предвидится, а на самом деле, чтобы убрать из города большое количество крепких мужчин, хорошо владеющих оружием. Пришлые торговцы, ремесленники, клиенты богатых вольноотпущенников, актеры, гадатели и маги — все пополнили огромную армию искателей пропитания, что разошлась по всей Италии и докатилась даже до пограничных провинций.

Тех, кто остался в Риме на законных основаниях, однако, тоже надо было кормить. Август, запретив до лучших времен все увеселения и пиршества, за свой счет покупал зерно, которое по строгим спискам раздавалось поредевшему и притихшему населению. Это, конечно, не могло быть действенной мерой, хотя бы потому, что находить хлеб внутри Италии становилось все труднее.

Август послал целый флот в Египет — исконную римскую житницу, где, по сведениям, урожай выдался неплохой. Хоть и по более высокой, чем обычно, цене, но хлеб был закуплен в огромном количестве, и все корабельные трюмы заполнены доверху. Поскольку и в Италии уже наступила пора жатвы — несмотря на засуху, сколько-нибудь зерен можно было рассчитывать получить с изможденных полей, — Август надеялся, что самое худшее скоро останется позади.

Но переводить дух еще было рано. Как нарочно, Италию постигло еще одно несчастье — на несколько недель вдруг установилась какая-то по-зимнему ненастная погода — с ураганными ветрами и ливнями. Корабли с зерном, пришедшие из Египта, не могли подойти к причалам в гавани Остии и болтались на якорях в отдалении от опасного берега, о который разбивались штормовые морские волны. Много кораблей ветром было сорвано с якорей и затонуло. Жители Остии, точно так же, как и все, страдающие от голода, собирали на берегу перемешанное с песком, размокшее от соленой воды зерно.

Теперь все реки и ручьи раздулись от воды и вышли из берегов. В Риме Тибр разлился так, что снес мост и затопил Нижний город — по улицам приходилось плавать на лодках и плотах. Несмотря на обилие воды, каждую ночь горели дома — отчаявшиеся и голодные жители снова начали заниматься грабежами. Августу пришлось создавать специальные отряды ночной стражи, уповая на то, что с их помощью удастся какое-то время сдерживать народные волнения.

Наконец боги сжалились над Римом, и понемногу стала налаживаться погода, море успокоилось, и суда принялись одно за другим разгружаться и снова отплывать в сторону Египта — за новыми партиями хлеба. В городе возобновились хлебные выдачи, сразу облегчившие положение: бедному и изголодавшемуся люду куда проще и выгодней было стоять в длинных очередях за хлебом, чем искать пропитание в ночных грабительских вылазках.

Все лето Август был озабочен закупкой хлеба в Египте и восточных провинциях. Напуганный беспорядками, он хотел обезопасить Рим от их повторения, и полные закрома хлеба казались ему самой надежной гарантией от народного бунта в дальнейшем. Разумеется, за безопасность ему приходилось платить очень дорогую цену — и государственная казна опустошалась с такой же быстротой, с какой наполнялись хлебные хранилища. Для пополнения казны Августу приходилось придумывать новые налоги и сборы, основная тяжесть которых ложилась на подчиненные Риму провинции.

И это порождало новую опасность. Потому что налоги для внешних провинций были не единственной бедой, идущей из Рима.

В тот год наконец удалось сломить сопротивление Германии — после долгой и трудной войны самые влиятельные германские вожди, Арминий и его родственник Сегимер, договорились с Тиберием о прекращении военных действий и принесли ему клятву верности. Что и говорить — гордых германцев к этому вынудили крайние обстоятельства. После трех лет почти непрерывных сражений и скитаний по лесам и болотам германские силы были истощены настолько, что продолжать воевать было бессмысленно. И римские легионы без труда одержали бы в Германии полную победу, если бы сами не были так же измучены.

Заключению мира наверняка способствовало и то, что за эти три года Арминий и Сегимер волей-неволей привыкли к присутствию римлян на своих землях, хорошо знали всех военачальников, начиная с центурионов и кончая легатами. Если такое долгое время сражаешься с одними и теми же людьми, то, наверное, начинаешь видеть в них существ, у которых общая с тобою судьба. Не врагов, чей вид вызывает ненависть и заставляет бурлить кровь, а едва ли не родственников. Впрочем, как бы то ни было, а германцы прислали к Тиберию послов, затеяли переговоры, подождали, пока римский главнокомандующий снесется с Римом, — и мир был заключен.

Казалось бы, наступали спокойные времена — можно было жить, не опасаясь больше германского бунта. Однако это было не совсем так. Огромная провинция, включающая в себя ранее недоступные Риму земли за Рейном, требовала теперь не единого боевого кулака, а широкой и разветвленной сети управления. По всей Германии нужно было основывать наместничества, да чтобы при каждом была своя магистратура. Целая армия чиновников должна была управлять Германией: собирать налоги, обеспечивать строительство новых поселений, дорог и мостов, храмов, посвященных правильным римским богам, чтобы отвлечь местное население от диких лесных божеств, не умевших защитить Германию от завоевателей. Задачи перед новыми властями стояли грандиозные, на много лет вперед, и людей для выполнения этих задач требовалось все больше. Соответственно — требовалось и больше войск, призванных охранять оккупационные власти.