Черный караван

Стараясь увеличить расстояние, мы начали нахлестывать лошадей. От отряда отделились несколько всадников и помчались в нашу сторону. В тот же миг пас нагнал грозный окрик:

— Эге-э-эй! Остановитесь! Слышите?

Да, мы слышали… Но нам не хотелось останавливаться, мы продолжали ехать, не обращая внимания на окрик. Два всадника обогнали нас и преградили нам путь. А вскоре с шумом прискакали и остальные и окружили нас. Кругленький, как хорошо откормленный бычок, узбек сердито крикнул:

— Что вы, оглохли? Не слышите, что ли?

Я ответил ему в таком же тоне:

— А почему мы должны останавливаться? Какое у вас к нам дело?

Толстяк так же грозно ответил:

— Сейчас узнаете, какое дело… Поворачивай!

— Куда?

— К командиру.

— Нам у командира делать нечего.

— Сказано — поворачивать, так выполняй приказ… Эх ты, полоумный мулла! Прошло время, когда вы цепляли на себя кучу тряпок и морочили людям головы. Езжай за нами!

Я промолчал, чувствуя, что стоит только сказать что-нибудь, как на меня со всех сторон посыплется ругань. Толстяк грозил неспроста, и лучше всего было подчиниться. Я так и сделал: молча повернул своего коня и поехал в сторону отряда.

Всадники растянулись цепочкой. Большинство были плечистые, здоровенные парни. И пулеметы у них, были, и легкие орудия… Один из двоих конников, ехавших впереди, был русский, голубоглазый, рыжеусый, статный. Левая рука у него была на перевязи. Второй был узбек.

Русский, видимо, был командиром отряда. Он остановил коня и, глядя на меня, радушно приветствовал:

— Салам алейкум, яшули!

Я также ответил ему спокойно и приветливо:

— Валейкум-асалам! Жив-здоров, командир?

— Жив-здоров, слава богу…

Командир посмотрел на часы и, обращаясь к толстому узбеку, что-то шепнул ему. Затем обернулся назад и скомандовал:

— Привал!

Мгновенно бойцы спешились, и все вокруг наполнилось веселым шумом. Командир и толстый узбек бросили поводья на шеи лошадей и пригласили нас выпить вместе с ними пиалу чая.

Сердце мое билось учащенно. Котловина, поросшая гребенщиком, была совсем недалеко, две охотничьи собаки уже рыскали между кустами. Некоторые бойцы, расстегивая на ходу ремни, также устремились туда. Опасная тайна каждую минуту могла раскрыться. Во что бы то ни стало нужно было поскорее уходить от беды. Поэтому я вежливо отказался от приглашения командира:

— Спасибо… Мы уж и чаю напились, и поели. Если разрешите, мы намерены продолжить наш путь.

Толстый узбек перевел мои слова командиру. Тот зорко заглянул мне в лицо и сказал:

— Время нельзя догнать. Не спешите… Раз уж встретились, давайте выпьем вместе чаю. Мы тоже не собираемся задерживаться. Знакомство — дело хорошее. Может, когда-нибудь еще доведется встретиться.

Мне показалось, что командир о чем-то догадывается. Но, видимо, как человек опытный, он действовал не спеша, хладнокровно. С тем же радушием в голосе он повторил:

— Слезайте с коней, слезайте… Мы вас долго не задержим!

Я спешился. Переговариваясь с окружающими, командир направился к бойцам. Мы остались с толстым узбеком. Бойцы проворно нарубили веток гребенщика и устроили подстилку, принесли чай. Узбек начал задавать нам вопрос за вопросом: кто мы, куда идем, когда мы вышли из Хивы? Немного погодя вернулся и командир. Сразу же спросил, улыбаясь своими голубыми глазами:

— Ну как, Ахмед… Познакомились?

Продолжая сидеть, Ахмед почтительно ответил:

— Да, Валентин Васильевич, познакомились. Таксыр возвращается на родину, в Аравию.

— Вот как? — Командир сел напротив и, все так же зорко глядя на меня, переспросил — Так вы араб?

— Да… Слыхали о Мекке?

— Слышал… Мекка… Медина… Кто их не знает?

— Я из Мекки. Из самого Байтил-Харама.

— А сюда-то как вы попали?

Повторяя тщательно заученную легенду, я рассказал, как приехал в Туркестан, где побывал, с кем встречался. Командир внимательно выслушал мои почти правдоподобные измышления и. многозначительно улыбнулся:

— Значит, спасаетесь от беды?.. Так?

— Да… Если бы все было спокойно, я, может быть, еще не уехал бы. Но в этих краях усиливается беспорядок. Огонь бедствия разгорается все сильнее и сжигает все окружающее.

— Люди Джунаид-хана, говорят, подняли крик: «Большевики, мол, арестовывают духовенство». Может, и это вас встревожило?

— Нет, в этом отношении я ничего не опасаюсь. Я — человек религии. Религия не нами придумана. Она имеет свою историю. Имеет свое прошлое, свое будущее… Миллионы людей ежедневно по пять раз возглашают хвалу создателю. Просят его защиты. Если даже перебьете всех духовных лиц, вы не сможете уничтожить корни религии, ибо религия не зависит от духовенства — она заключена в душах людей. Вот сейчас в Хиве поднялся большой спор. Вы, большевики, тут не в счет. Старейшины мусульман спорят между собой. Сеид-Абдулл а тащит людей в одну сторону… Джунаид-хан тянет их в другую… Тачмамед-хан поет свою песню. Все трое— мусульмане. Все трое — старейшины. Скажите сами: кому должны помогать мы, преданные слуги создателя? Кого поддерживать?

— Никого! — ответил командир. Его, видимо, очень заинтересовали мои рассуждения. — Если вы человек религии, то должны оставаться в стороне от теперешних событий. Вы не должны вмешиваться в политику.

— Мархаба! Отлично! — Я продолжал еще серьезнее — Совершенно верно. Оставаться в стороне от теперешней смуты. Учить людей, что споры и вражда противны исламу и шариату…

Я обратился к Артуру: — Абдулла! Подай сюда священный Коран.

Артур легко поднялся, раскрыл хурджин и, достав оттуда завернутый в кусок зеленого бархата Коран и несколько раз приложив его к своему лбу, подал мне. Я тоже прикоснулся к нему лбом. Затем стал листать страницы. Остановившись на одной из них, с выражением прочитал несколько строк. Затем приблизительно перевел прочитанное:

— В первом стихе восьмой суры священного Корана говорится: «Слуги создателя! Соблюдайте между собой порядок и мир». Аллах осуждает бессмысленные усобицы. Он любит терпеливого!

Я снова поднес Коран ко лбу и, возвращая книгу Артуру, добавил:

— Все, что совершается на свете, совершается по воле создателя. Без его воли и малая хворостинка не будет сдвинута с места. В священном Коране так именно и сказано.

Решив доказать своим собеседникам, что я не из тех духовных, у которых нет ничего за душой, я снова обратился к Артуру:

— Абдулла! Прочитай сорок шестой стих восьмой суры.

Артур раскрыл книгу и нараспев прочитал названный мною стих. Ахмед протянул руку и попросил:

— Ну-ка дайте и мне прочитать этот стих!

Я сам взял Коран у Артура и, указав пальцем то место, которое он только что читал, громко повторил стих. Ахмед понял, что я не хочу давать книгу ему в руки, и, нагнувшись ко мне, прочитал про себя несколько слов. Повторив вслух: «…к аллаху обращаются все дела!»— и внимательно поглядев на меня, он с иронией спросил:

— Значит, революция, свержение белого царя, переход власти в руки бедного люда — все это совершилось по воле аллаха. Так?

— Конечно! — ответил я без запинки. — Без воли создателя ничего не может совершиться!

— Почему же вы тогда против революции?

— Кто против?

— Вы, духовенство, против революции.

— Нет! Далеко не все духовенство! К тому же многое зависит и от вас. Если вы начнете рубить священное дерево ислама и шариата, тогда, конечно, и мы будем вынуждены взять в руки меч справедливости. Будем бороться до последнего дыхания! Если же вы будете действовать терпеливо, разумно, не будете посягать на священные чувства народа, тогда и мы не будем вмешиваться в ваши распри.

Мои уверенные ответы сильно заинтересовали командира. Дымя удушливой махоркой, он заговорил:

— Постойте, постойте, ахун! У меня к вам вопрос: должно духовенство вмешиваться в политику или нет?

— Нет, духовенство не должно иметь дела с политикой!

— Вот в этом корень дела. Мы тоже хотим этого. Нашего вождя зовут Ленин. Слышали?