Тайная история Марии Магдалины

— Но… ваша рыбная ловля! — Как могут они так надолго покинуть Капернаум?

Андрей пожал плечами.

— Отец управится и без нас. Наймет на время работников.

Говорят ли они правду? Или только хотят показаться добрыми?

— Оставайся здесь, — промолвил Андрей, — Молись. Делай то, что должна делать. А когда будешь готова вернуться, приходи к броду, и мы проводим тебя обратно в Галилею.

Но это значит, что им придется ждать… сколько?

— Но я ведь не знаю, как долго я здесь пробуду, — сказала Мария. — Пожалуйста, не стоит меня ждать: спустя несколько дней возвращайтесь к своему отцу.

— Ты о нас не беспокойся, — заверил ее Симон. — Брод и паломники, которые там бывают, интересуют нас сами по себе. Так что время для нас не пропадет даром.

— Заберите эти вещи, пожалуйста. — Мария сунула в руки Симону мешочек со своими вещами, — Они мне больше не нужны.

Не важно, что говорил ей раввин, она ничего не будет записывать. Если битва с демонами состоится, ей будет не до того. Деньги в пустыне тоже не потребуются. Только сила воли.

Глава 19

Мария обустроила временное жилище в пещере. Она развела маленький костер, чтобы держать на расстоянии диких зверей, и приготовила себе спальное место, расстелив одеяло и поместив в изголовье плоский камень вместо подушки. Но ей все равно было страшно: огонь освещал неровные отверстия в каменном своде пещеры. Там могло затаиться что угодно, а тут еще одиночество и ночной холод окутали женщину, как саван отчаяния. Теперь Мария осталась одна, во власти духов. Почему раввин решил, что это ей поможет?

Если Бог и пребывал в этом месте, она его не ощущала, как не чувствовала вообще ничего, кроме заброшенности и страха Жизнь ее подошла к концу. Маленькая девочка, которая подобрала идола из детского любопытства, превратилась в одержимую, истерзанную демонами женщину, вынужденную бежать из своего дома и забиться в пещеру, утратив всякую надежду.

Я умру здесь, вдали от дома, и моя дочь никогда даже не вспомнит обо мне. Ей только расскажут, что мать не смогла о ней заботиться, а потом умерла. Иоиль женится снова, и новая жена утешит его, родит ему детей и заменит Элишебе мать — меня же все позабудут. Конечно, мать и отец будут оплакивать меня, но у них есть другие дети и внуки, и вспоминать меня будут как других умерших родственников. Поначалу часто, потом все реже и реже.

О отчаяние! Ты самое худшее из демонов. Однако можно ли назвать отчаяние грехом? То, что является правдой, не может быть грехом. Веельзевул есть прародитель лжи, и, таким образом, если я осознаю отчаянность своего положения, это не грех, но лишь печальная правда. Ложные надежды — вот наваждение Веельзевула, которым он меня мучил. Здесь сейчас грехом является надежда, а не отчаяние. Ибо надежда и есть ложь.

Но сюда меня направили ради молитвы и очищения, послали те, кто разбирается в этом недуге лучше меня. И нечего мне мудрствовать, нужно послушно исполнять, что велено.

Всю ту ночь, в перерывах между судорожными пробуждениями, Мария молилась. Костер выгорел до дымящихся угольков. Она замерзла, проголодалась, и ей было трудно отличать сон от яви. Обратиться к самим духам с какими-либо призывами и тем более повелениями Мария не решалась, но читала все те псалмы, что могла вспомнить, и жалела только о том, что не выучила их наизусть и знала лишь разрозненные строки.

«Ложусь я, сплю и встаю, ибо Господь защищает меня. Не убоюсь тем народа, которые со всех сторон ополчились на меня». [32]

Пожалуй, здесь и вправду могут обитать сонмища демонов, но ведь эта молитва направлена против духов, атакующих верующего снаружи, а не пребывающих внутри.

«Прибежище мое и защита моя, Бог мой, на Которого я уповаю! Он избавит тебя от сети ловца, от гибельной язвы, Перьями Своими осенит тебя, и под крыльями Его будешь безопасен; щит и ограждение — истина Его. Не убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днем, язвы, ходящей во мраке, заразы, опустошающей в полдень». [33]

Из этого следовало, что Господь бережет и ограждает чад своих от всех опасностей постоянно, и днем и ночью. Но опять же речь здесь шла об опасностях, грозящих извне. А как насчет ужаса, который прочно обосновался внутри?

Когда наступил рассвет, Мария совсем закоченела и ощущала такую слабость, что едва смогла выбраться из-под одеяла и попить воды из бурдюка. Сколь строгим должен быть ее пост? Пить ей можно? Или она должна просто лежать здесь, молиться и бороться с демонами, пока не умрет?

Святые отшельники, мужчины и женщины, постились. Пророки тоже постились. Царица Эсфирь постилась, перед тем как пойти к царю, и Иона велел грешникам Ниневии поститься. Считается, что посты угодны Всевышнему. Это ладно, но ведь пост посту рознь, и на сей счет должны быть специальные правила. Почему раввин не объяснил ей этого? В конце концов, обходиться без еды и поститься — это далеко не одно и то же. Нищие попрошайки порой подолгу обходятся без пищи, но никто не считает, что они таким образом обретают святость. Они всячески пытаются утолить голод, а всякий, кто кормит их, делает благое дело.

Мария отломила кусочек сухого хлеба и жадно съела его, ощущая, как ей казалось, каждую крупицу, попадающую в горло. Ей было стыдно за свой голод, но женщина не могла даже вспомнить, когда в последний раз нормально ела. Вытянув перед собой руку, Мария ничуть не удивилась тому, какая она худая. В этом изможденном, костлявом да еще и обритом наголо существе трудно было узнать ту Марию, которой так гордился ее муж, а все в Магдале считали привлекательной женщиной. Нет, это жалкое создание выглядело так, будто вообще относилось не к роду человеческому, а к стервятникам и скорпионам, обитателям пустыни. Да что там, сейчас на нее и стервятник не польстился бы!

Она съела еще немного хлеба и отломила кусочек фиговой лепешки, которая оказалась такой вязкой, что чуть не застряла в горле и проскочила в желудок лишь с глотком воды.

«И вот теперь, чуточку подкрепившись, я отказываюсь от еды до тех пор, пока Ты не очистишь меня или не подашь мне какого-нибудь знака, — мысленно обратилась Мария к Богу. — Буду ждать до тех пор, пока Ты не протянешь мне руку и не спасешь меня».

Но тут ей неожиданно вспомнились слова из Торы: «Не искушайте Господа, Бога вашего, как вы искушали его в Массе». [34]

«Я вовсе не собираюсь испытывать Тебя, но лишь смиренно молю ниспослать мне знак» — тут же поправилась Мария.

После этого она закуталась в плащ и долго сидела неподвижно, ища успокоения внутри себя.

Все средства исчерпаны. Мне осталось лишь взывать о помощи здесь, в одиночестве, но если таковой не воспоследует, то мне по крайней мере, будет ясно, что меня ожидает.

В этом понимании, как ни странно, и заключалось своего рода успокоение. Время рассвета давно миновало, солнце поднялось высоко, тени в пещере, напротив, сгустились, а она все сидела стараясь не шелохнуться и быть наготове для противостояния. Но раздавшийся в голове слабый, едва слышный шепот все равно едва не застал ее врасплох.

«Знай, все это бесполезно, — вкрадчиво шелестел голос. — Это глупость и погоня за ветром — так, кажется, говорится в вашем Священном Писании. Все, что ты делаешь — глупо и обречено на провал, обернется ничем».

Эта мысль — ибо ей показалось, что это мысль, и весьма разумная, — пришла к ней через порталы ее сознания, которые охранялись от более явного и наглого вторжения.

«В этом месте нет никакой святости, — нашептывал голос, — Напротив, оно исполнено скверны. Все покинули тебя и заставили предаваться бессмысленному самоистязанию. Тем временем твой ребенок томится и скучает по тебе, а твой муж смотрит на других женщин, сравнивает и приходит к выводу, что ты не была хорошей женой. Ни в ком нигде нет ни крупицы добра. Если кто-то и предлагает помощь, то делает это исключительно ради собственного тщеславия. Оставь эту затею. Она безнадежна».