Гроза над Русью

— Спасибо за добрый совет. Трусом я никогда не был. — Рогволод тяжело вздохнул и закончил: — Буду рубить головы козарские да печенежские, раз так дело повернулось. А по мне бы...

Глава третья

Летят стрелы Перуновы

Добрыня встретил Свенельда и Рогволода с почетом, как и подобает встречать старших. Древлянскому князю Дубору лишь холодно кивнул. Тот не обиделся — понимал что к чему.

Говорили долго. Добрыня рассказал о событиях под Киевом, изложил предварительный план Святослава по разгрому врага.

Свенельд мысленно согласился с этим планом, но одобрил в нем не все: он считал, что кочевников ни в коем случае нельзя было пускать на Воиново поле перед Вышнеградом и Звенигородом.

— Тверди надобно защищать до последней крайности. Пока стоит Звенигород и держатся окружные крепости Лядовка, Детинка, Замково и Замятна-на-Подоле, ворогу Киев-града не взять! — твердо заявил Свенельд.

Опытный полководец, он считал, что хазарские и печенежские тумены можно окружить и уничтожить у подножия Киевских гор за рекой Лыбедью. Свенельд был прямолинеен, что свойственно было варягам, и привык поражать врага в лоб. Правда, такое решение часто стоило большой крови. Но не своей же!

Каган-беки Урак, будучи не менее опытным полководцем, ждал от противника именно таких действий, а следовательно, был готов к ним. К тому же под рукой Урака были куда большие силы, чем у Святослава, а он-то знал, как лучше всего ими распорядиться...

Добрыне не понравилось возражение Свенельда и его заносчивость.

— Святослав-князь ближе нас к ворогу, значит, ему и ведомо больше нашего! — горячо возразил он варягу. — Нам надобно все сотворить по слову и измышлению его. К тому ж великий князь наказывал, штоб ты, воевода Свенельд, выполнил без слова волю его!

Свенельд нахмурился, шрам на его лице стал багровым. В горнице повисла тишина. Было слышно, как гудел шмель, ударяясь в слюдяное оконце. Казалось, что гнев грозного воеводы через мгновение выплеснется наружу. Но Свенельд сдержался. «Вот она, та сила, что стоит на моем пути, — подумал он зло. — Голь перекатная! Три лета тому кологривом [102] при князе был, а ныне тысяцкий — чадь нарочитая... с посконным рылом! Надобно потом приструнить его — больно уж смел стал...»

Словно угадав мысли варяга, Добрыня чуть заметно улыбнулся. «Злобствуй, да молча! А поносить русичей вслух мы тебе не дозволим. И Святослава тронь-ка, попытай — он тебе вмиг голову сымет!»

Свои соображения для передачи их Святославу Свенельд изложил на листочке распаренной бересты, и вскоре голубь унес его в Киев.

— Споро обойти ворога можно только конной дружиной, — сказал Свенельд спокойно, — а в седлах у меня всего четыре тысячи воев. Где взять коней хотя бы еще для шести тысяч ратников?

— Святослав-князь прислал из своих табунов две тысячи коней, да мы тут насобирали еще тысячу. Бери всех, воевода, — предложил Добрыня.

— Это хорошо, — оживился варяг. — Но еще столько бы...

Ни вдруг раздались громовые голоса бил, завопили рожки, зашумел боевой стан. Воеводы встали. В дверь протиснулся пожилой ратник.

— Беда! — хмуро прогудел он. — Печенеги близко. Передовая сторожа баит, орда-де в три-пять тысяч степняков скачет прямиком на нас.

— Дружины в строй! — распорядился Добрыня.

— Какой тропой бежит печенег? — спокойно спросил Свенельд.

— Сказывают, в полуверсте от берега Непры-реки.

— Добро...

Свенельд подозвал тысяцкого Велемудра и что-то вполголоса сказал ему. Тысяцкий быстро вышел.

Добрыня продолжал отдавать краткие распоряжения. Входили и выходили люди. Свенельд с любопытством наблюдал за молодым воеводой и пока ни во что не вмешивался. Застенчивость с витязя как рукой сняло — сейчас он был полководцем, твердым, решительным, может быть, несколько горячим.

— Впереймы яз спослал пять десятков лодий с гридями. По знаку моему — ударят они в спину ворогу. — Свенельд положил руку на плечо Добрыни. — Да не горячись так! Выйдем в поле, глянем сами, что к чему.

Рать сторонников еще только выстраивалась на опушке леса длинной линией на десять рядов в глубину. Но впереди уже стояли щитоносцы. За ними — лучники. Третья и четвертая шеренги составлялись из копейщиков. Остальные шесть линий собирались из смердов, вооруженных топорами, сулицами, рогатинами, мечами и палицами.

Почти все сторонники имели щиты: у одних добротные, обтянутые кожей, обитые железными или медными полосами и бляхами; у других — просто сбитые из дубовых досок или сплетенные из ивовых прутьев.

В кольчугах, медных или железных панцирях были воины двух передних шеренг. Остальные одеты кто во что горазд: на одних — кожаные панцири, на других — стеганые тягиляи [103], на третьих — Доспехи из дуба, другие обмотали грудь и плечи просмоленной веревкой в несколько слоев. На головах многих ратников были надеты шлемы, выдолбленные из корневищ березы, осины, дуба или вяза.

Свенельд приказал Рогволоду и Дубору построить свои дружины позади киевлян — в запасную рать. Часть всадников прикрыла фланги дружин, другая ушла вперед, чуть вправо, схоронившись в засаде

Свенельд и Добрыня проскакали перед челом войска. Сторонники, как было им приказано, молчали.

— Где сторожа Луки? — Спросил Добрыня сотского Мину. — Он же прямо на пути ворога стоит, над Змеевой падью. Неужто порублена?

— Сопливый глуздырь, што он понимает! Попался, ако кура в ощип. Раненько ему богатырей водить, да еще в дозоры, — не преминул съязвить Мина, ревновавший к успехам будятинского гридя.

— Не мели попусту! Лука — гридень сторожкий, зря на рожон не попрет. Здесь што-то не то... Хотя бы один дозорный, а прибежал бы. Вся сторожа Луки на добрых конях.

— Окрутить могли. Заманить. Печенеги — вои зело ухваткие да хитрые, — не сдавался Мина.

На опушку леса вылетели дозорные с ближних сторожевых застав. Завидев ровную линию полков, на мгновение осаживали коней и скакали к воеводам.

— Ворог близко! — кричали они еще издали. — Печенеги!

— Идут с полуденной стороны. Часом здесь будут!

— Прошли селище Пчелино!

Добрыня удивился:

— Пошто дыма не видать? Пчелино в двух верстах всего.

— Не ведаем...

Свенельд внимательно посмотрел на доспешников, воевод и обратился к Добрыне:

— Диковинно, штоб печенег острога не спалил. Может, степняки проведали про стан твой и мыслят из-под тиши наскочить?

— Их всего-то три-четыре тысячи, а может, и того меньше. Не дураки, чать, печенеги, понятие имеют, што в боевом стане русском немалая сила должна быть... — Добрыня помолчал, прикидывая что-то в уме. — Тут не все ясно. Степняки леса стерегутся и малой ордой в него не сунутся. Да и не ходят они без дозора доброго.

В это время над лесом, что тянулся по противоположному краю поляны, поднялись с гомоном стаи птиц. И тут же на опушку выехало несколько групп всадников. Завидев готовые к бою дружины, они остановились. Трудно было с такого расстояния определить, кто они, эти всадники. Но низкорослость коней, их длинные хвосты и гривы говорили сами за себя — на таких конях ездили только печенеги, кочевые хазары да угры, это знал каждый.

Мало-помалу перед руссами оказалась вся орда. По команде Добрыни ратники передней линии чуть повернули щиты вбок, а лучники второго ряда изготовились к стрельбе сквозь образовавшиеся щели.

От неведомой орды отделилась группа конных и во весь опор поскакала к русским дружинам. Впереди на рослом коне сидел витязь в русском доспехе. Рядом, откинувшись в седле, скакал богатырь во фряжеском панцире и косматом хазарском шлеме: за спиной его вился по ветру архалук из узорчатой паволоки.

Когда всадники приблизились на сотню шагов, Добрыня воскликнул:

— Дак то ж Лука! Но кто тот козарин?

— Проведаем, — обронил Свенельд.

— Чаво это вы взбеленились? — изумился Лука Чарик.