Гибель Айдахара

Начались дни скитаний. И однажды, лежа на обрывке старой кошмы и глядя на ярко мерцающие в вышине звезды. Едиге понял, что умирает. Не боль и раны были тому причиной, он просто почувствовал, что оставшаяся жизнь не имеет никакого смысла.

Хриплым, слабым голосом он позвал:

– Окас…

Чья-то тень зашевелилась во тьме, и к изголовью эмира подошел его внук, наклонился, стараясь рассмотреть лицо деда.

– Послушай меня, Окас… Хорошая собака никогда не умирает у порога своего дома… Она уходит, чтобы никто не увидел ее трупа… Завтра ты возьмешь десять самых верных воинов и увезешь меня к горам Улутау. Я хочу умереть там…

Окас ничего не ответил.

Долгой была дорога. Едиге везли на носилках, сплетенных из ивовых прутьев и выстланных кусками старой кошмы. В нищете, тайно отправлялся к месту, где он решил умереть, человек, который еще недавно повелевал огромной Золотой Ордой. Возвышал и смещал ханов.

Раны на теле Едиге гноились, и, казалось бы, смерть должна была давно забрать его, но эмир не умирал.

Не ради прихоти или каприза попросил он внука увести его к подножью Улутау. Здесь, в самой середине великой степи Дешт-и-Кипчак, рождалась более двух с половиной веков назад великая Золотая Орда. Здесь поднял свое знамя ее создатель, внук Потрясателя вселенной бесстрашный Бату-хан, здесь собирал он свое доблестное войско, с которым покорил десятки государств и множество народов.

После многих дней пути небольшой отряд достиг цели.

– Я хочу, чтобы вы подняли меня на вершину Улутау, – сказал внуку Едиге. – Это моя последняя просьба.

– Люди устали… – робко возразил Окас.

– Я хочу, я приказываю! – жестко сказал эмир.

Воины подняли носилки и молча двинулись в путь.

Упираясь в синий купол неба, скалистая и неприступная, возвышалась перед ними вершина Улутау – Великая гора. Воины знали, что им, измотанным долгой дорогой, не одолеть ее крутые склоны, и потому, не сговариваясь, повернули к другой, стоящей неподалеку горе. Народ называл ее Кшитау – Маленькая гора.

С трудом, после долгого подъема, поднялись они на ее вершину и опустили носилки на землю.

Жестом руки подозвал к себе Едиге внука:

– Отпусти воинов, пусть они возвращаются в свои аулы. С тобой пусть останутся только двое, чтобы, когда я умру, было кому предать мое тело земле…

В знак согласия Окас наклонил голову:

– Я сделаю так, как ты велишь. Разреши нам, тем, кто остается с тобой, пока еще стоит день, поохотиться на архаров… Запасы еды в наших переметных сумах закончились…

Едиге прикрыл глаза.

Воины ушли. Где-то далеко, у подножья, прозвенели под их ногами на осыпи камни, и наступила тишина.

Собрав последние силы, Едиге приподнялся на носилках и огляделся вокруг. Необъятный простор открывался с вершины. В сизом степном мареве тонула даль, но в этот миг ему показалось, что он видит все, что скрыто за окоемом. На западе катил свои волны могучий Итиль, а за ним синими жилами пересекали землю Дон и Днепр, а еще дальше был Крым с голубым ласковым морем. Мысленным взором увидел Едиге степи у подножья седого Кавказа и богатый Хорезм, весь в цветущих весенних садах. Все это когда-то принадлежало Золотой Орде, задуманной монголом Бату в центре бескрайней степи Дешт-и-Кипчак здесь, у подножья Улутау.

Эмир на миг прикрыл глаза. Тело упрямо тянуло к земле, но, прежде чем снова лечь, он в последний раз посмотрел на восток. Там лежали монгольские степи, Каракорум – родина предков, которую он так ни разу не увидел. Солнце клонилось к закату, и на востоке тяжелело, опускалось к земле небо – там уже рождалась ночь.

Едиге откинулся на носилки. Снова поплыли перед его глазами земли, реки, города, где доводилось ему бывать. Лица людей теснились перед его мысленным взором и вставали картины битв. Но все это было в прошлом и почти не волновало эмира.

Золотая Орда. Еще недавно он был ее повелителем, и не каждый человек осмеливался даже глянуть в его лицо. Почему же так несправедлива судьба?! Он, Едиге, делал все, чтобы она стояла вечно, и, казалось, вернул ей былое величие. А может быть, это действительно только казалось? После того как князь московский Дмитрий разбил на Куликовом поле Мамая, произошло непонятное – Золотая Орда стала спотыкаться и падать, словно конь, которому подрезали жилы. Ни один хан после этого не смог долго усидеть в седле и ни один не умер своей смертью. Будто проклятие за всю пролитую ранее ее воинами кровь тяготело над Ордой. Она еще побеждала, она еще была опасной, а порой и страшной для других народов, но ей уже сопротивлялись, ей не желали покоряться. А потом Тимур! Великий и страшный воитель! Он словно перст судьбы довершил то, что началось на Куликовом поле.

Золотая Орда увиделась вдруг Едиге старым, огромным воином, стоящим на коленях и не имеющим сил подняться. Обнищавший, уставший от междоусобиц народ, разрушенные города, заросшие полынью караванные тропы когда-то Великого Шелкового пути… Вот все, что осталось от прежнего блеска и славы… Разве можно с этим подняться, разве найдется такой человек, которому это под силу? Орда была сильна, пока могла брать, а когда ей это стало недоступно, кончилось и могущество. Другие народы научились защищаться. В развалинах лежат ордынские города, и ремесленники покинули их, став вновь кочевниками и забыв то, что умели.

Едиге, рожденный в степи и выросший в седле, не мог понять и смириться с тем, что имя Золотой Орды больше ни у кого не вызывает трепета и никому не внушает страха. Не знал он в этот миг и того, что был последним правителем, при котором на короткий миг, подобно степному миражу, возродилось и сейчас же истаяло былое величие Орды.

Эмир смотрел в вечернее, наливающееся синевой небо, на белые облака, обрызганные розовым светом закатного солнца, и чувствовал, как уходят, покидают его последние силы. Еще он подумал – с безразличием человека, который устал от жизни, – что лучше бы умереть, как подобает воину, в битве, а не вдали от людей. Но сейчас же эта мысль забылась.

Едиге вдруг послышался тихий шорох. Он с трудом повернул голову, думая, что это возвращается внук Окас, но вместо этого увидел торчащие из-за большого камня острия копий, потом появилось плоское желтое лицо со злыми глазами. Эмир узнал в человеке одного из сыновей Тохтамыша – Жагала, рожденного девушкой, приведенной в свое время из Ирана.

Едиге понял, что в образе Жагала пришла за ним смерть, и не испугался близкого конца.

– Выходит, вы следили за мной? – тихо спросил он.

– Да.

– Ты должен меня убить?

Сын Тохтамыша засмеялся:

– Тот, кто стоит на пути Золотой Орды, должен умереть. Разве не так же поступал ты?

Глаза эмира расширились.

– Да, я поступал именно так, потому что думал так же, как ты…

Жагал сказал хрипло и отрывисто:

– Тебе не придется увидеть, как знамя Орды вновь поднимется над миром и народы десятков государств упадут перед ним на колени!

– Этого не будет… – печально возразил Едиге.

– Почему?

– Потому что уже давно нет Золотой Орды… – голос эмира слабел. – Есть улусы, татары и правители чингизиды, которые правят ими…

– Он слишком много говорит! – крикнул Жагал и посмотрел на пришедших с ним воинов. – Делайте свое дело!

И сразу же несколько копий воткнулись в Едиге. Дружно, легко подняли воины в воздух мертвое тело последнего правителя Золотой Орды и бросили его с вершины горы.

– Быть может, его надо предать земле?.. – неуверенно предложил кто-то из воинов.

– Зачем? – презрительно посмотрел Жагал на распростертого среди камней эмира. – Пусть станет он добычей хищных зверей и птиц… Мы сделали свое дело, и нам пора уходить…

Воины начали поспешно спускаться с горы. У края земли, похожее на большое сердце, висело красное солнце. Оставались мгновения до той поры, когда оно потухнет и на безбрежные земли Золотой Орды опустится ночь.