Екатерина Великая (Том 2)

Он взял со стола «Путешествие», нашёл в нём оду «Вольность» и прочёл из неё отрывок, держа далеко от глаз книгу:

– Это выходит, что империя Российская по причине великого пространства должна распасться вследствие единодержавия и все части её чувствуют на себе великую тяжесть сего правления? А?

Радищев молчал. Шешковский пожевал губами:

– Далее сие распадение очень хорошо описано вами, господин коллежский советник:

Это кто же, собственно, волк? Может быть, здесь опечатка, а следует читать, «волчицу»? Тут же у вас описано нынешнее состояние Российской империи:

Радищев пошевелился, посмотрел на колеблющееся пламя свечи, на лысый череп Шешковского, тихо спросил:

– Почему же вы считаете, что всё сие относится к Российской империи?

Шешковский усмехнулся:

– Потому считаю, что далее ваша собственная программа государственного устройства здесь излагается, после того как народ, сиречь чернь, уничтожит самодержавие:

И ниже сказано:

Шешковский отложил книгу, вынул табакерку, понюхал табаку, чихнул, опять взял «Путешествие».

– Не забыта вами и святая наша православная церковь

Что же касаемо особы ея императорского величества, то тут про царей ясно сказано: «Царь является первейшим в обществе убийцей, первейшим разбойником, первейшим предателем и нарушителем общественной тишины».

Шешковский встал, зашагал по камере, опираясь на трость, потом повернулся к Радищеву:

– Да, господин коллежский советник, я таких смелых людей до сих пор не встречал. Пугачёв и тот принципа царской власти не отрицал – он себя выдавал за Петра Третьего. Вы же, собственно говоря, чистейший якобинец. Вы не токмо призываете к цареубийству, а с великой сладостью мечтаете об оном. Ведь вот как оно у вас описывается:

После сего мне остаётся спросить: к убийству какой царской особы вы призываете?

Радищев долго молчал, потом сказал тихо:

– Ода «Вольность» почерпнута из разных книг и изъявленные в ней картины взяты с худых царей, каковых история описывает: Нерона, Калигулы и им подобных…