Генерал Ермолов

   — Я о Соколике хочу просить, — Фёдор с мольбой смотрел на неё. — Жалко коня... уж так я к нему привык... с юных годов он со мной... Ты позаботься уж, коли выдастся случай, а? А если уж он сгинул, тогда...

Она смотрела на него в упор. Взгляд её снова сделался сосредоточенным.

   — Если хочешь жить — не думай об утратах, — она положила ладони ему на грудь, холодно поцеловала в губы.

   — Оплакивать участь близких будешь потом, когда вернёшься к Ярмулу. А сейчас береги силы для другого.

С этими словами она вложила зажжённую свечу ему в руку.

   — Береги себя, — попросил он.

Пламя свечи, отражённое влажными стенами тоннеля и водой в ручейке, бегущем под ногами, позволило Фёдору видеть, как она уходит. И он смотрел на её рыжую косу, струящуюся по мокрому войлоку плаща до тех пор, пока капля горячего воска не обожгла ему руку.

Он нагнал Мажита на выходе из подземелья. Огонёк свечки померк в сиянии множества факелов. Казалось, всё население Коби собралось у тайного хода, чтобы встретить нежданных гостей.

Их приняли так задушевно, словно давно дожидались. Едва ступив на брусчатку крепостной площади, Фёдор почувствовал под подбородком холодную сталь клинка.

   — Кто такой? — хриплый голос вопрошал на языке нахчи.

Фёдор молчал. Его правая рука легла на рукоять Волчка.

   — Мы мирные путники. Едва спаслись из плена Йовты-поганца. Решились прибегнуть к спасительной мощи этих стен, — заунывно стенал Мажит.

   — Нас послал губернатор Кавказа, его превосходительство генерал-полковник Алексей Петрович Ермолов. И вы, как верноподданные государя-императора, не имеете права чинить нам обид. — Фёдор говорил на русском языке, стараясь не думать об остром лезвии, гревшемся о его плоть. И он был понят.

   — Ярмул послал его... — тревожный шёпот пробежал по рядам защитников крепости.

Кто-то крикнул:

   — Позовите Очу!

   — Да-да, — лепетал Мажит. — Позовите вашего командира. Скажите ему: пришёл Мажит сын Мухаммада из Акки. Пришёл навестить старого друга и лучшего ученика своего деда, с которым...

В наступившей тишине Фёдор услышал знакомый скрип кольчужных колец и бряцанье металла о металл. Тяжёлой, шаркающей поступью к ним приближался немолодой и чрезвычайно грузный человек.

   — Ты пришёл из Грозной крепости, казак? Я — Оча, воевода Абубакара. Отвечай мне. — Оча говорил на правильном русском языке без запинки.

   — Не стану говорить с клинком у горла. Я — посланник губернатора, — твёрдо ответил Фёдор.

   — Оставь его, Исмаил. Спрячь клинок в ножны, — скомандовал Оча на языке нахчи.

Наконец Фёдор смог опустить подбородок и осмотреться. Они стояли под крепостной стеной. Где-то рядом фыркали и звенели сбруей кони. Прямо перед ними находились окованные железными пластинами ворота княжеской башни. Оча стоял перед ними, в окружении вооружённых до зубов воинов. Лица защитников Коби несли печать голода и усталости, в колеблющемся свете факелов блистали обнажённые клинки и ружейные стволы.

   — Покажи пропуск, — велел Оча.

Фёдор, с трудом сдерживая усмешку, извлёк из заветного тайника квадратик некогда плотной, вощёной бумаги с собственноручной подписью главнокомандующего. Оча приблизился. В высоту воевода Абубакара едва достигал Фёдорова плеча. Зато в ширину превосходил и Фёдора, и Мажита вместе взятых. Босое лицо его и голый череп, несмотря на прохладную погоду, покрывали бисеринки пота:

Оча вертел и мял пухлыми пальцами растрёпанную бумагу.

   — Поосторожней лапай, — буркнул Фёдор. — Не можешь прочесть — не кобенься...

   — Это рука самого Ярмула, — вставил Мажит.

   — Я признал тебя, аккинец, — изрёк Оча, возвращая пропуск казаку. — Твой род уважают в этих местах. Если ты готов поручиться за мирные намерения своего спутника...

   — Готов...

   — Владетель Коби приглашает посланцев Ярмула к своему столу! — провозгласил Оча.

Дверь отворилась. В лицо Фёдору дохнуло уютным теплом. Они вступили в каменный зал. На серых стенах, украшенных медвежьими и волчьими шкурами, чадно горели факелы, освещая большой дубовый стол, огромное кресло красного дерева, оббитое воловьей кожей. Высокий старец с узким, суровым лицом, владетель Коби — Абубакар восседал на нём. В углу зала в огромном очаге под котлом на прокопчённой треноге трещал бойкий огонь. Слуга в стёганом халате, перепоясанном широким кожаным поясом, большой ложкой на длинной ручке помешивал варево. Абубакар смотрел прямо перед собой на чистую столешницу. Крупная, красивая кисть его руки теребила длинные седые локоны, скреплённые на затылке шёлковой лентой. Плечи и спину Абубакара закрывала белоснежная бурка. Фёдор признал и суровый лик, и золотую ладанку в вырезе синей шёлковой рубахи.

   — Посмотри, Абубукар, кто пожаловал к нам! — возглас Очи многоголосым эхом отразился от тёмных сводов зала.

   — Кто это? — хмуро спросил старец.

   — Посмотри, Абубакар, после стольких дней лишений радость пожаловала в наш дом! — радостно повторил Оча. — Это же Мажит, сын Мухаммада, достойный потомок великого Салтана-мурзы, который...

   — Я услышал тебя, Оча, — прервал его Абубакар. — Кто с ним? Русский человек?

   — Да, — ответил Фёдор. — Я — служилый казак Терского казачьего войска.

   — Бежал из плена?

   — Дозволь подойти, почтеннейший.

   — Подойди.

Фёдор прошёл в глубину зала. Возле очага ему стало и вовсе жарко, но Абубакар, судя по всему, замерзал, кутаясь в белый мех бурки. Фёдор достал из-за пазухи бережно пронесённый через все невзгоды пропуск, протянул владетелю Коби. Абубакар бережно принял измятый и испачканный кровью клочок бумаги. Прочёл:

   — «Не тронь его. Ермолов». Друг шлёт нам весть... откуда?

   — Из Грозной крепости, — сказал Фёдор.

   — Из Грозной крепости... — хмуро повторил Абубакар. — Твоё имя?

   — Фёдор сын Романов Туроверов.

   — Садись, Фёдор Романович, со мной за стол, — сказал Абубакар по-русски. — Я ждал твоего прихода. Долго ждал.

   — И ты садись, Мажит сын Мухаммада, потомок славного Салтана-мурзы, — продолжил он на языке нахчи. — А ты, Оча, почему стал в стороне? Иль не желаешь отведать мяса любимой газели Этэри-ханум? Эй, Олхазур, готово ли мясо?

   — Да, хозяин. Мясо готово, — отозвался Олхазур.

   — Подай на серебре. У нас гости, они голодны, вымокли, замёрзли.

Послушный Олхазур черпал варево из котла. Жидкая чечевичная похлёбка с тонкими ломтями жилистого мяса была подана гостям в большой, украшенной изящной чеканкой серебряной пиале.

   — Отнеси котёл на стену, Олхазур. Воины должны есть как следует, иначе не углядят крадущегося в ночи врага.

Пожилая прислужница в чёрной чадре принесла стопку кукурузных лепёшек.

   — А что, женщина, нет ли настоящего хлеба? — капризно спросил хозяин. — Не видишь, у нас гости!

   — Пшеница закончилась неделю назад. Остались лишь кукуруза и чечевица. Вам ли не знать об этом, хозяин? — ответила прислужница.

Другая женщина, в платке, скрывавшем нижнюю половину лица, принесла воду в большом глиняном кувшине и чашу. Фёдор и Мажит умылись. Им помогли снять вымокшую одежду, подали бешметы и рубахи, чистые и сухие.

На дубовый стол перед гостями поставили серебряные приборы. Сам хозяин и Оча черпали варево кукурузными лепёшками, а когда хлеб закончился принялись есть руками. Зверский голод помешал Фёдору задуматься о приличиях. Он схватил серебряную ложку и одним духом уничтожил содержимое своей тарелки.

   — Ты видишь, мой народ воюет, — утолив голод, владетель Коби снова заговорил на русском языке. — Нас убивают вражеские пули и чума. Настали чёрные дни. Теперь голод угрожает нам. Стены моей крепости осаждены бандами врагов. Мои владения опустошены чумой. Ярмул, мой друг и родственник, послал мне на помощь войска. Но они погибли, едва достигнув стен Коби. Ты слышал, вчера здесь шёл бой... В нём погибли те русские солдаты, что не умерли в дороге от чумы. А ты выжил, ты дошёл. И теперь...