Александр III
Александр III читать книгу онлайн
Миротвopeц Александр III провидел суть русских и мировых судеб более и далее многих своих современников. Люди, прожившие Его царствование, ясно сознавали, что тогда наступила известная степень сдержанной сосредоточенности и собирания сил, направленных от блестящих, даже ярких преобразований и новшеств предшествующего славного царствования – к простой обыденной внутренней деятельности… Мир во всём мире создан покойным Императором, как высшее общее благо, и действительно укреплён Его доброю волею в среде народов, участвующих в прогрессе. Всеобщее признание этого ляжет неувядаемым венком на его могилу и, смеем думать, даст благие плоды повсюду.
Д. И. Менделеев
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
– Ваше величество! Обер-прокурор Священного Синода не совсем прав. Председатель Фукс действительно несколько вял. Но, несмотря на его мягкость, никаких неприличий в суде не происходит, – отвечал Лорис. – Я предложил Победоносцеву самому отправиться на заседание, чтобы убедиться в этом. Но он отказался, сославшись на занятость…
Император вынул из стопки несколько листков.
– Брат Сергей Александрович передал мне ужасное письмо графа Льва Николаевича Толстого. [134]
Он ещё раз пробежал глазами по строчкам:
«Я, ничтожный, непризванный и слабый, плохой человек, пишу русскому императору и советую ему, что ему делать в самых сложных, трудных обстоятельствах, которые когда-либо бывали. Я чувствую, как это странно, неприлично, дерзко, и всё-таки пишу.<…>
…Отца вашего, царя русского, сделавшего много добра и всегда желавшего добра людям, старого, доброго человека, бесчеловечно изувечили и убили не личные враги его, но враги существующего порядка вещей; убили во имя какого-то блага всего человечества…»
Александр Александрович с трудом проглотил комок в горле.
«Вы стали на его место, и перед вами те враги, которые отравляли жизнь вашего отца и погубили его. Они враги ваши потому, что вы занимаете место вашего отца, и для того мнимого общего блага, которого они ищут, они должны желать убить и вас.<…>
Отдайте добро за зло, не противьтесь злу, всем простите.
Это и только это надо делать, это воля Бога».
Император вновь положил листки в стопку.
– Граф Толстой обращается к Евангелию, чтобы убедить меня простить убийц. Если бы они совершили покушение на меня – другое дело. Но они убили моего отца, моего папá. – Он не удержался и беззвучно всхлипнул. – Простите, граф. – Государь вытер тыльной стороной ладони глаза и твёрдо заключил: – Я оставил письмо без ответа…
Воцарилась пауза.
– А что творится в Петербурге? – заметно гневаясь, продолжал Александр Александрович. – Какой-то молодой человек Соловьёв [135] произнёс речь в Соляном городке против смертной казни, и ему все аплодировали! Какой позор! Говорят, что нашёлся только один – отставной военный. Он подошёл к этому оратору и погрозил ему кулаком. В дни, когда судят убийц моего отца, этот Соловьёв настраивает общественное мнение в защиту злодеев…
– Это сын историка, Сергея Михайловича, – вставил Лорис-Меликов.
Император встал и начал ходить по тесной комнатке. Лорис тоже поднялся, но государь приказал ему сесть.
– Моего учителя? Невероятно! Надо тщательно проверять, где за либеральными речами таится крамола!
– Кстати, ваше величество! – Граф Михаил Тариэлович достал из портфеля папку. – Соизволите просмотреть крамольные выписки из некоторых важных писем.
– Каких писем?
– Которые перлюстрировались в Тайной канцелярии.
– А зачем это мне? Чужие письма?!
– Но обратите внимание на имена…
– Не понимаю, – медленно отвечал император, вперив тяжёлый взгляд в своего министра внутренних дел.
– Ваше величество! Вскрываемые письма прочитывались Екатериной Великой, государем Николаем Павловичем, а потом и вашим незабвенным, в Бозе почившим отцом. Так поступают во всех просвещённых странах Европы…
«Да ведь он глуп, – сказал себе царь. – Храбр, хитёр, очень практичен. И как почти все либералы, самодоволен и глуп. И совсем не понимает меня. Лорис является в Гатчину вовсе не с серьёзными докладами о делах, а скорее для болтовни. У него в запасе всегда различные фокусы и штучки. Я окончательно прозрел, что граф и его единомышленники опутывают меня, желая удалить Победоносцева…»
– Президенты, премьеры, короли… – ворковал Лорис-Меликов. – Все они знакомятся с чужой корреспонденцией, когда это необходимо для блага государства…
– Нет, – раздельно произнёс Александр Александрович. – Этого мне не нужно! Я чужие письма не умею читать.
Что-то дрогнуло в душе старого армянского лиса, для которого хороши были все средства. Недоумение, неодобрение, осуждение вдруг сменились уважением и даже восхищением.
«Как он благороден и открыт. Надо сыграть на этом», – думал Михаил Тариэлович.
«Я терпел его только потому, что его некем заменить. И я ошибался», – говорил себе государь, давая понять, что аудиенция закончена.
Проводив графа, Александр Александрович опустился в кресло.
На столе лежал манифест, подготовленный Победоносцевым и московским публицистом Катковым о неограниченном монархическом правлении императора российского. Государь принялся медленно, строка за строкой, читать манифест, изредка внося в него свои поправки.
«Богу, в неисповедимых судьбах его, благоугодно было завершить славное царствование Возлюбленного Родителя Нашего мученической кончиной, а на Нас возложить священный долг самодержавного правления.
Повинуясь воле Провидения и закону наследия Государственного, Мы приняли бремя сие в страшный час всенародной скорби и ужаса, перед лицом Всевышнего Бога, веруя, что предопределив Нам дело власти в столь тяжкое и многотрудное время, Он не оставит Нас своею всесильною помощью. Веруем также, что горячие молитвы благочестивого народа, во всём свете известного любовью и преданностью своим государям, привлекут благословение Божие на Нас и на предложенный Нам труд правления.
В Бозе почивший Родитель Наш, приняв от Бога самодержавную власть на благо вверенного Ему народа, пребыл верен до смерти принятому Им обету, и кровью запечатлел великое Своё служение. Не столько строгими велениями власти, сколько благостию её и кротостию совершил Он величайшее дело Своего царствования – освобождение крепостных крестьян, успев привлечь к содействию в том и дворян владельцев, всегда послушных гласу добра и чести; утвердил в царстве суд, и подданных Своих, коих всех без различия соделал навсегда свободными, призвал к распоряжению делами местного управления и общественного хозяйства. Да будет память Его благословенна во веки.
Низкое и злодейское убийство русского Государя, посреди верного народа, готового положить за Него жизнь свою, недостойными извергами из народа, есть дело страшное, позорное, неслыханное в России, омрачило всю землю нашу скорбью и ужасом…»
3
«…Но посреди великой Нашей скорби глас Божий повелевает Нам стать бодро на дело правления, в уповании на Божественный Промысел, с верою в силу и истину самодержавной власти, которую Мы призваны утверждать и охранять для блага народного, от всяких на неё поползновений.
Да ободрятся же поражённые смущением и ужасом сердца верных Наших подданных, всех любящих Отечество и преданных из рода в род наследственной Царской власти. Под сению её и в неразрывном с нею союзе земля наша переживала не раз великие смуты и приходила в силу и славу посреди тяжёлых испытаний и бедствий, с верою в Бога, устрояющего судьбы её.
Посвящая Себя великому Нашему служению, Мы призываем всех верных подданных Наших служить Нам и государству верой и правдой, к искоренению гнусной крамолы, позорящей Землю Русскую, к утверждению веры и нравственности, к доброму воспитанию детей, к истреблению неправды и хищения, к водворению порядка и правды в действии учреждений, дарованных России благодетелем её, возлюбленным Нашим родителем.
Министр юстиции зачитал манифест на квартире Лорис-Меликова, где собрались все члены правительства. Ответом было всеобщее изумление. Потрясённый услышанным, Абаза только спросил:
– Откуда?
– От Победоносцева, – так же кратко ответил Набоков.
– Не может быть…
– Может. Завтра увидите в «Правительственном вестнике».
Немая сцена из финала «Ревизора» сменилась бурным негодованием; особенно выделялся в хоре пронзительный голос хозяина квартиры. Более всего досталось, понятно, Победоносцеву. Невозмутимое спокойствие сохранял лишь военный министр Милютин. С Абазой случилась истерика. Александр Аггеевич зашёлся в крике:
