Альфа Центавра (СИ)

— Это был спор:

— Будет им что-нибудь за то, что они над ним смеются — это во-первых, и во-вторых, дети утверждали, и ему ничего не будет, если он заставит их есть говно, за эти насмешки. В результате никто ничего не угадал:

— Надсмотрщик все равно заставил их есть своё говно — это раз, а два:

— Ему тоже дали за это год с чем-то тюрьмы. — Не больше. Поэтому.

— Поэтому, чтобы не было как тогда, парень положил на тарелку, пустую тарелку, которая стояла перед Эсти, всего три кусочка:

— Бедро, точнее: от бедра, крыло, и от грудки.

— Почему так мало? — спросил Эсти.

— Если бы я дал больше, это было бы уже не Сациви, а Цыпленок Табака, сделанный из иво половины, как в ресторане Националь, — ответил парень.

— И да: я не Юденич.

— Дроздовский?

— Почему?

— Кто-то здесь должен быть шпионом Альфовцев. И более того.

— Мне нужен свой человек среди инопланетян. Каков будет ваш ответ? — добавил Эсти, и сожрал последнего Сацивёнка.

— Вы сам нэмэсный.

— Вас не понял — прошу повторить.

— Вы… как бы это по-мягше сказать — Беглый Каторжник.

— Неужели это так заметно?

— Ни Юденич, ни Дроздовский никогда не будут сражаться за Царицын.

— Думаю…

— Что?

— Думаю, точнее, даже уверен, что и вы нэмэсный. Ибо не знаете, что много наших там, и много ихних здеся. Так вышло по результатам Турнира, который был проведен перед этим.

Они ударили друг друга по поднятым на уровень головы лапам.

— Нет, я сразу узнал тебя, — сказал Эсти.

— Нет, я сразу узнал тебя, — сказал Распи. И действительно, вид человека — это еще не доказательство в эпоху инопланетного, если не завоевания, то присутствия их. И… И что это значит?

— А это значит, что Эсти ошибся! Это действительно был Дроздовский. — Как затмение нашло на Эсти:

— Не узнал. — Но он и не знал никогда Дроздовского, а знал только Распутина. Следовательно, мог выявить правду только методом:

— От Противного, — а она здесь не работала почему-то.

— Я прошу тебя, знаешь о чем?

— Нет.

— Хорошо, я тебе скажу:

— Ты должен разыграть здесь Дроздовского.

— Я не умею ездить на коне.

— Коновал не умеет ездить на коне? Это как-то странно.

— Ты видел, как они ездят? Как черти.

— Как Кентавры.

— Вот точно, именно так.

— А ты так не умеешь?

— Конечно, это надо иметь природную склонность к… к этому, как его?

— К Кентавризму.

— Да, а я не Кентавр, ох, не Кентавр.

— Вот ты хотя и колдун-коновал, но не понимаешь простой вещи.

— Какой?

— Чтобы стать Кентавром, не надо им быть, а надо…

— Дай угадаю. Родиться!

— Нет.

— Жениться!

— Нет. Кентавры не женятся и не выходят замуж.

— Просто так трахаются?

— Естественно.

— А что естественно, то не всегда позорно.

— А может ты лучше будешь Дроздовским? И знаешь почему? У меня не получится.

— Чего не получится-то? Ты не хочешь быть конем? Будешь лошадью.

Его.

— Это ты будешь моей лошадью!

— Ну, хорошо.

— Ну, хорошо.

— Налейте, писят. — Какой-то парень подошел со стороны, в том смысле, что, кажется, не выходил из ресторана, и значит просто хотел здесь добавить на поход, а именно в наглую подошел к веранде ресторана и потребовал налить. Ибо:

— Просить в ресторане — это значит именно: требовать.

— Я тебе сейчас налью, по рогам, — сказал Эсти.

— Нет, подожди, я ему налью, и пусть он нас рассудит, — сказал Распи. И добавил, обращаясь к этому окуню: — Ты что умеешь судить дзюдо или бокс?

— Лучше, пожалуй, Дзю До, — сказал парень. — Уточните только, пожалуйста, в каком стиле вас судить: тигра, орла или змеи?

— В дзюдо нет таких стилей, — сказал Эсти, и отхлебнул немного того Сапе-Рави, которое они глушили.

— Налейте еще, и я покажу вам эти стили.

— Мы ему уже наливали?

— Нет.

— Отлично, считай тогда, что уже налили.

— Как? — не понял парень.

— Как прошлый раз.

— Считай и ты, что попросил уже меня показать тебе прием в стиле тигра, — и он бросил Эсти прямо на дорогу.

— Как это у тебя вышло? — очень удивился Распи, который пока еще сидел за столом.

— А что здесь особенного?

— Он слишком далеко улетел, до дороги, практически.

— Стиль орла, — ответил парень, — ибо как сказал поэт:

— Орлу подобно ты летаешь.

Распи весь напрягся, понимая, что сейчас подошла уже его очередь, но парень бросил его не на дорогу, а наоборот: в большое зеркальное, как в поезде, окно ресторана. Распи не ожидал, думал и его бросят туда, куда, как говорится, Макар телят не гонял, в том смысле, что на чистую от говна разных скотов, которые могли бы проходить здесь, как ходят в других местах, дорогу, но, как уже известно, это было сделано в сторону противоположную.

Наконец, ребята вылезли из своих курятников, и парень, сидя за столом, и миролюбиво съев только три — как все — кусочка Сациви, правда, не удержавшись и допив все вино, ибо считал, что это не вино, а хрень какая-то, и надо лучше заказать другое, какое-нибудь:

— Киндзмараули, — или какую-нибудь:

— Хванчкару, — сказал что теперь покажет им Бросок Змеи.

— Нам встать вместе? — для смеха спросил Эсти, хотя успел только отряхнуть пыль с ушей, но и то не совсем, ибо, как сам констатировал:

— Она была еще на иво белых брюках. Распи только чертыхнулся и ничего не сказал, парень сам резюмировал:

— Не надо: стойте, как стоит. — Ибо:

— Не стоит затруднятся.

И он провел этот прием змеи. Как? Вот посмотрите как. Он накинул что-то на шею Распутину — всем показалось, что:

— Свой хвост.

— А разве бывает у лошадей такой большой хвост? — спросил маленький мальчик у мамы. Они только что вышли из ресторана, где конечно не пили вина. Но пили пиво — она. А он этот малыш только гороховый суп и большой десерт, завернутый в тонкий лаваш с сыром. Эсти он взял за голову и за шею, повернув к себе спиной.

— Удушающий, — прокомментировала мама. А малыш поправил:

— Таким приемом обычно ломают шею.

— Где ты это видел?

— В будущем. Шутка — вот сейчас увижу. — Мама только покачала головой. И парень — к ужасу, хотя и не вышедших из кабака, но прильнувших к большим окнам аборигенов — сломал ему шею.

— Кошмарус, — сказал мальчик.

— Ты прав, — подтвердила мама, — так не делается.

Распутин склонился на бездыханным телом Эсти. Но тут же отшатнулся:

— Теперь это был точно Дроздовский.

— Нет, точно, — сказала мама любопытного мальчика — это наш сосед Дроздовский — помещик молодых лет и повеса в одном лице.

— Как Онегин и Ленский, — сказал мальчик.

— Он был полковником Генерального Штаба, — сказал парень, который провел ему любимый прием Чака Норриса и Брюс Ли.

— А ты сам-то кто? — спросил Распи. Точнее, хотел спросить, но почему-то передумал. А когда понял почему заорал, как ненормальный:

— Это похищение, это похищение.

Далее, парень — это как раз был Дроздовский — объединяется с убитым Эстэ, и становится Кентавром, как Аги и Буди: они могут атаковать и вместе, как Кентавр — с лицом человека и телом лошади, так и раздельно. Или Кентавр — это, когда они разделяются? — Проверить.

Глава 30

Таким образом Дроздовский голыми руками взял в плен одного из будущих предводителей Зеленых. Прошел в город, прикинувшись простым начинающим алкоголиком, о чем ему даже выдали справку в местном революционном учреждении. И, как известно, учреждением этим был кабак. Не этот, где Дрозд, как бог черепаху, разделал двух магов.

Одного настоящего, а другого:

— Тоже так думающего про себя. — И не без оснований, ибо водитель броневика в настоящее время Вара, чувствовал это внимание к своей персоне, как он говорил по-архипелаггулагски:

— В натуре.

Они выехали за ворота крепости. Удивительно, но парень так и был в старой, бывшей когда-то белой робе, правда, на голову надел, проданную ему за гроши мамой мальчика, который за него болел в поединке с двумя, как определила его мама: