Петровские дни

— Митенька! Помилуй! Что же это такое?

Но Кострицкий в ответ брал в руки пистолет и поднимал его к виску.

XXV

Через четверть часа капитан и Малова сидели уже в его карете и среди ночи быстро двигались по переулкам. Когда они въехали во двор дома князя и Малова увидела длинный ряд ярко освещённых окон, на неё напал такой страх, что она готова была выскочить из экипажа и броситься бежать. Кострицкий предвидел это и был настороже.

— Ничего, ничего, не бойся! Всё это пустое! Ты и не увидишь никого. Только, говорю, посидишь в гостиной.

Капитан и его подруга поднялись по парадной лестнице. Люди в швейцарской не обратили на женщину никакого внимания. Не то видали они, служа у чудодея-князя. И теперь даже они отлично знали, зачем является среди ночи незнакомая им барынька.

Капитан провёл женщину в гостиную, усадил, а сам пошёл в залу, откуда доносились десятки весёлых голосов. Малова настолько оробела, что сидела, как кукла, как бы ничего не сознавая и не понимая. Долго ли она просидела, ей было даже невозможно сообразить, настолько всё путалось в голове. Но, наконец, двери отворились, появился её "Митенька", а за ним высокая фигура пожилого человека.

Малова догадалась, что это сам князь, и невольно поднялась с кресла.

— Здравствуйте! Очень рад с вами познакомиться! — выговорил князь любезно. — Вы решаетесь помочь капитану в беде?

Малова молчала.

— Отвечайте же, сударыня!

— Отвечай, Настенька! Князю нужно это знать. Скажи, добровольно ли ты согласна.

— Добровольно! — через силу и еле слышно произнесла женщина.

— Вам известно, что убудет, если капитан проиграет?

— Нет-с…

— Как нет?! — воскликнул Кострицкий. — Я же тебе два часа пояснял! Но ведь это не наверно… Вот и князь скажет! По всей видимости, я выиграю. Говори, что тебе всё известно и что ты согласна.

Наступило молчание.

— Говори же, Настенька. А то я сейчас же, вот тут, исполню то, о чём я тебе сказывал. Знаешь, что тут у меня в камзоле… Говори, согласна?

— Согласна! — пролепетала Малова.

— Ну-с, в таком случае позвольте мне получше вас разглядеть! Хоть я вижу, что вы очень привлекательны, но всё-таки это дело серьёзное и зря поступать нельзя! — усмехаясь, выговорил князь серьёзным голосом, но видно было, что он сдерживает смех при виде перепуганной женщины.

Князь взял канделябр о четырёх свечах и приблизился к Маловой, которая, хотя и глядела дикими глазами, была всё-таки красива.

— Вы прелестны, сударыня! — сказал князь. — По справедливости, вы могли идти за пятьдесят тысяч… Но вот что неладно…

Князь подумал немного и выговорил, сдерживаясь от смеха:

— Вот что, любезный мой Дмитрий Михайлович. Я опасаюсь всё-таки, нет ли недоразумения. Хорошо ли вы объяснили госпоже Маловой, в чём дело заключается.

— Совершенно, князь, совершенно.

— Я должен вам заметить, что если бы сия дама была вашей законной супругой, то и речи бы не было о вашем праве играть на неё… Но ведь она вам чужая и ваша только сердечная подруга…

— Да-с. Но она согласна спасти меня, — горячо заявил Кострицкий. — Это наше обоюдное согласие…

В эту минуту в доме раздались крики десятков голосов и хлопанье в ладоши. Малова прислушалась и стояла уже совсем перепуганная.

— Успокойтесь, сударыня. В зале некая красавица восхищает моих гостей своими танцами, — объяснил князь и продолжал, обратясь к капитану: — Знает ли хорошо госпожа Малова, что именно с нею приключится в случае вашего нового проигрыша?

— Конечно-с. Конечно-с! — воскликнул Кострицкий.

Но князь подозрительно поглядел на него и обратился прямо к Настасье Григорьевне:

— Известно ли вам, сударыня, что в случае проигрыша капитана вы станете… Как бы это вам выразить поделикатнее… Его права перейдут ко мне, и ваши добровольные обязательства к нему станут обязанностями ко мне. Поняли?

— Поняла, — бессмысленно произнесла Малова.

— Боюсь, что нет, — отозвался князь.

И он прибавил вразумительно:

— Если я выиграю, то вы останетесь здесь, в моём доме, и будете моей подругой, пока я того пожелаю или пока я вас не проиграю кому другому. Понятно это вам вполне?

Настасья Григорьевна достала платок из кармана, высморкалась и начала утирать слёзы на глазах.

Князь развёл руками и, обратясь к Кострицкому, проговорил нерешительно:

— Уж я, право, не знаю, капитан…

— Так ты моей смерти хочешь! — вскрикнул этот, обращаясь к женщине. — Хорошо. Поезжай домой и реви там. А завтра приезжай ко мне служить по мне панихиду…

— Что вы! Что вы! Я же согласна. На всё согласна! — отчаянно отозвалась Малова, и, обратясь к князю, она уже выговорила громко и твёрдо: — Я всё понимаю, князь, как должно… И я согласна. Авось, Бог даст, я вам не достанусь.

— Чувствительно вас благодарю за любезные ваши слова! — ответил князь, кланяясь и добродушно смеясь. — Ну-с, обождите здесь судьбу свою. Мы пойдём с капитаном тягаться, чья возьмёт.

Между тем, пока капитан чудил, а гости ужинали, князь решил угостить всех на особый лад. Показать всем свою молдашку и заставить её протанцевать.

Теперь Земфира была уже в зале, в фантазийном костюме, и уже протанцевала два танца, приводя в восторг всех присутствующих и красотой своей, и грацией движений. Даже Сашок, глядя на танцующего врага своего, сознавался, что эта злюка красивее его Танечки.

Протанцевав второй танец, Земфира вдруг подошла к Сашку и выговорила ему тихо, почти на ухо:

— Александр Никитич, у меня к вам большая просьба. Сделайте одолжение!

— Что прикажете?

— Дело простое, но я никому из людей не могу его препоручить. И надо тайком. Сюрпризом. С ними даже ничего не выйдет. А вы можете всё сделать. А одолжение большое! Удовольствие и князю, и всем гостям. Мне хочется протанцевать ещё один гишпанский танец. Для него нужен особый такой шарф. А я третьего дня отдала его Клавдии Оттоновне, моей приятельнице. На углу вот, первый же переулок… Так вот, будьте добры, пойдите к ней сию же минуту, разбудите её, коли спит, возьмите его и принесите. Но именно бегом, так сказать, добежите. А коли будете приказывать закладывать экипаж, так когда же это будет? Да и не стоит того! Ведь тут рукой подать.

— С большим удовольствием! — отозвался Сашок. — Я сию минуту!

— Её крыльцо на углу…

— Да я знаю… Знаю. Я же видел вас ещё вчера, проезжая, как вы входили туда.

XXVI

Сашок действительно знал, как и все в доме, что недавно по соседству поселилась новая приятельница Земфиры, с которой она постоянно виделась и сносилась.

Он быстро спустился вниз, взял кивер, накинул плащ и уже двинулся на подъезд.

— Разве пешком, ваше сиятельство? — сказал швейцар, удивляясь.

— Пешком! Тут близёхонько.

В ту же минуту раздался в швейцарской голос Кузьмича:

— Куда?! Что?! Ума решился никак? Куда летишь?!

— Тут за два шага, Кузьмич! Дельце есть! Оттого и пешком, что рукой подать… Да и спешное!..

— Дельце?.. Спешное?.. Одному?.. В этакую темь?.. Да что ты, с ума, что ли, сошёл?

Кузьмич подошёл вплотную к Сашку, схватил его за шинель и подозрительно приглядывался к лицу питомца.

— Говори, какое дельце?

— Нельзя сказать, Кузьмич! Просили не говорить! — улыбнулся Сашок. — Но за два шага! Сейчас назад!

— Хоть бы на вершочек от дома, не то что за два шага, не пущу! Этакая темь на дворе, ни зги не видно, а ты пойдёшь, как простой какой мужик, пехтурой один-одинёшенек. Совсем с ума сошёл!

— Полно, Кузьмич, глупить! Пусти! — уже начал обижаться Сашок, так как кругом стояли дворовые люди и были свидетелями обращения дядьки с питомцем, как с дитём. — Пусти, Кузьмич, я тебе говорю! Ну. Я пойду! Хоть что хочешь, пойду! Перестань! Вон гляди, они все смеются!..

И действительно, кое-кто из лакеев улыбался происшествию. Сашок почти вытащил из рук старика полу своего плаща и двинулся на подъезд.