Голубь над Понтом

ыкновенным кухонным перцем.

Нужны воины, быстроходные дромоны, огонь Каллиника и победы, чтобы охранять эти прозаические караванные дороги. Что такое победа? Соединения холодного расчета, реальных сил и еще чего-то, что не поддается никакому учету. Ничто не интересует так человека, как собственная прибыль. Однако существует что-то более высокое, чем нажива, какие-то неясные помыслы, которые влекут народы к страшным и величественным судьбам. Как соединить торговые расчеты русской торговли и страсть Владимира к Анне? Не объясняется ли все стремлением человека к бессмертию и неудовлетворенностью его нашей краткой земной жизнью? Какая сила толкает варваров на мировую арену? Огромное количество их или мечта о чем-то прекрасном, чего никому до них не удалось осуществить на земле?

Такие мысли приходили мне в голову, когда я надевал алаксимены, собираясь на очередное собрание в доме стратега. Служитель подавал мне красный скарамангий. Я надевал его, и эта длинная одежда сразу же отделяла мое тело со всеми его слабостями от внешнего мира. Вместе с тем она защищала меня от холода и от всех влияний атмосферы, а также от тех враждебных эманации, что излучают люди и животные. Я опоясывался поясом, и тело мое приобретало в нем опору, необходимую для мужа в его предприятиях. Поверх я набрасывал на плечи черную хламиду с вышитым на правой поле золотым тавлием, и это одежда, украшенная внизу серебряными бубенцами, указывала на занимаемое мною в ромейском мире место. Золотая цепь на шее и вышитая золотом черная обувь довершали мой наряд. Уже не было тела, оно пряталось в складках материй, в золоте и в парчовых украшениях. Бубенцы символизировали мою ревность в непрестанном труде. Всюду, куда бы я ни шел, они возвещали тихим звоном о моей готовности служить христианскому делу.

Ничто так не отличает нас от животных, как одежда. Когда я смотрел на Анну, я видел только пышность ее одежды и глаза – выражение ее бессмертной души. А все низменное и случайное было скрыто от меня шелком, пурпуром, золотом. Несовершенство и грубость человеческой природы прикрываются красиво вышитым плащом. Один плащ называется «морем», другой – «орлом», в зависимости от его покроя и складок, но смысл их один и тот же – отвлечь наши мысли от плоти.

Мы являлись на переговоры с высоко поднятыми головами, благоухающие духами и розовым маслом, но сердца наши не были покойны. «Двенадцать Апостолов» стоял на якоре в гавани, как униженный проситель. За Понтом истекал кровью базилевс. Мои духи назывались «Печаль розы».

Трудно было в таких условиях сохранить твердость духа и быть неуступчивым, тем более, что в Херсонесе велись только предварительные переговоры. Участь Анны должна была решиться в священном дворце. Но я понял, что благочестивый, вручая мне судьбу последних ромейских кораблей, еще большие полномочия дал магистру Леонтию Хриозокефалу. В конце концов все уже было решено. Теперь только шла торговля за красоту Порфирогениты. Странно звучало для меня ее имя, произносимое в этой