Проклятие визиря. Мария Кантемир

Останавливались на ночлег, разводили костры, ощетинивались пушками и мушкетами, выставляли большие сторожевые посты — никто не в силах предсказать, что может случиться...

Три дня добирались только до Прута — и снова и снова опасались, охраняли лагерь, на стоянках окапывались и возводили частоколы, но этот медленный марш дал свои плоды: спустя три дня переправились со всеми обозами, каретами и возками через Прут, ещё два дня занял переход до своих пределов, и лишь тут вздохнул Пётр свободно.

Армия в целости и сохранности вышла из окружения, невредимыми остались пушки и всё вооружение, сохранились все обозы и люди.

Все пошли дальше, а Пётр посчитал уже возможным оставить армию, которой ничто не угрожало, и умчался вместе с Екатериной в Торгау — там намечалась свадьба его старшего сына, Алексея, на принцессе Вольфенбюттельской.

В последний раз грустно проводила Мария взглядом высокую фигуру Петра, вместе с Екатериной садившегося в крытый потрёпанный возок, в последний раз увидела, как окружил возок царя отряд конных драгун и поднялась пыль на дороге, — и растаяли в летнем мареве и возок, и Пётр, и его будущая жена, пока что невеста, Екатерина.

Мария и сама не понимала, почему так сжалось её сердце, почему так больно и страшно было от поднявшейся пыли, от удаляющегося возка, от гарцующих драгун. Она прижала рукой своё маленькое сердечко, слёзы было выступили на её глазах, но Мария сказала себе, что отныне она старшая в семье, что мать её плоховата, что ей одной предстоит и поднимать детей, и следить за порядком в доме, и самой обустраиваться на новом месте.

Ей шёл всего тринадцатый год, а она уже чувствовала себя очень взрослой, потому что прошла и через страх, и через ужасы войны, и через детскую ещё, но такую больную любовь...

Безуспешно рыскали по окружавшим османский лагерь лесам янычары Балтаджи. Хватали всех, кто попадался на пути, врывались в крестьянские избы и боярские палаты, утаскивали с собой женщин и девочек, крепких крестьянских парней и дюжих мужиков.

Янычары уже и забыли о цели своей вылазки — найти и привести к Балтаджи изменника Кантемира, их увлекала сама лёгкая добыча.

Почти неделю гонялись они за Кантемиром, уходя всё дальше и дальше на землю молдавскую.

И только через неделю они поняли, что не найти им молдавского господаря, не принести его голову великому визирю, и покорно вернулись, ожидая самого страшного наказания.

Балтаджи уже и сам осознал, что русские обвели его вокруг пальца, что, несмотря на все договорённости и слова, они сумели вывезти Кантемира в русские пределы.

Впрочем, крохотная надежда на то, что Кантемир мог уйти и в Польшу или в Венгрию, всё ещё оставалась у великого визиря.

Нигде не нашли и семью Кантемира, нигде не было его четверых сыновей и двух дочерей.

И господарский дом в Яссах стоял пустой, обрывки бумаги и бечёвок, порожние разломанные ящики, громоздкие шкафы и укладки, совершенно неподъёмные для увоза, всё ещё оставались здесь.

Уже и новый господарь готовился в дорогу, получив султанский фирман на таких тяжёлых условиях, что выполнить их было не под силу никому.

И Николай Маврокордат продержался у власти всего лишь год с небольшим, и вот — новый правитель, могущий содрать ещё три шкуры с обнищавших крестьян...

Всегда невозмутимый Балтаджи и при известии о побеге Кантемира остался спокойным. Что ж, значит, не хочет Аллах, чтобы он, великий визирь, доставил к султанскому престолу голову предателя.

И только посещение шведского короля Карла XII вывело Балтаджи из себя.

Карл всё ещё сидел в Бендерах, в крохотном местечке Варница, и с упоением ждал, когда пленит Балтаджи русского царя. Ах, как жаждал он мести, как хотел увидеть героя Полтавской битвы на коленях!

И ни минуты не сомневался Карл, что Балтаджи при таком перевесе сил удастся захватить Петра.

Когда же граф Понятовский известил своего короля, что русская армия ушла из пределов Молдавии с развёрнутыми знамёнами, при всех пушках и в полном вооружении, тот взбеленился: никогда ещё не позволяли противнику заключить столь почётный договор.

Что там Азов, что там Таганрог! А все завоевания Петра в Прибалтике, всё отобранное у шведского короля — турки даже не вспомнили о его интересах, даже не подумали торговаться за эти завоевания!

И Карл примчался в лагерь Балтаджи взбешённый, едва ли не в истерике.

   — Как вы могли дать уйти русскому царю с такой крошечной армией, как могли не пленить его, не поставить на колени? — кричал он, брызгая слюной и сжимая кулаки, которыми зря махал теперь, после самой драки. — Да я бы не позволил ему уйти, я бы поставил его на колени!

Хорошо ещё, толмачи Балтаджи старались не переводить великому визирю все те ругательные слова, которые король, не обращая внимания ни на что, адресовал тому, неподвижно сидевшему на высоких подушках.

   — Дайте мне пятьдесят ваших янычар! — кричал между тем Карл. — Я догоню русскую армию, я разобью русского царя!

   — У вас была армия значительно больше, — язвительно и спокойно отвечал Балтаджи Мехмед-паша, — однако вы её потеряли... Как же можно доверить вам хоть одного человека?

   — Почему вы не дали мне знать, почему не поставили меня главнокомандующим над вашими янычарами?

   — Разве может христианский вождь командовать правоверными, мусульманами, кто послушает его команды? — резонно возражал Балтаджи.

И думал, как же был прав Шереметев, когда писал в своём письме, что только посторонние ссорят Турцию и Россию.

А две эти страны далеки друг от друга — одна на севере, другая на юге, теперь и южные границы Османской империи будут ограждены от притязаний русских солдат.

И любовался собой в душе: это он, великий визирь, умный и проницательный человек, заключил такой позорный для России и выгодный для Турции мир.

Долго ещё метался по шатру великого визиря Карл XII, но и ему пришлось уехать ни с чем.

Балтаджи вежливо и по-восточному цветисто объяснил Карлу, что в одном из пунктов договора есть слова о безопасном переходе этого самого шведского короля из пределов Турции через Польшу в свою Швецию.

Так прозрачно намекнул Балтаджи Карлу, что ему пора уже перестать злоупотреблять гостеприимством турецкого султана, что пора и ему возвращаться домой...

Карл намёка не понял и не принял — он продолжал сидеть в Бендерах, снова и снова плетя интриги и привлекая европейские дворы к заговорам против России.

Балтаджи послал Карлу несколько подвод с провиантом, несколько десятков конных янычар, чтобы сопровождать его через границы европейских государств, но Карл упёрся, стоял на своём, не желал возвращаться домой — тепло ему жилось на хлебах у турецкого султана.

В конце концов Балтаджи пришлось выдворять Карла силой...

Два генерала с шестью тысячами турок и десять тысяч татар с десятью пушками направлены были в Бендеры. И это против находившихся там всего лишь трёхсот шведов!

Целая армия наводнила Бендеры, она проникла даже в королевский лагерь.

Но солдатам было приказано не причинять королю вреда, не убивать Карла и его людей.

А как было это исполнить, если король не желал подчиняться предписанию султанского фирмана!

Карл не смутился силой турок и татар — он приказал строить укрепления, баррикадировать окна и двери, подпирать их брёвнами и подходящей мебелью, чтобы не пустить чужаков в королевский дом.

Сам Карл, все его люди, камердинеры, канцлер, казначей, секретари, все слуги деятельно готовились к обороне.

Король важно обошёл свои владения, укреплённые и забаррикадированные, нашёл, что теперь он неуязвим, и спокойно уселся играть в шахматы со своим фаворитом Гротгаузеном...

Однако первые же выстрелы пушек разнесли все баррикады Карла, и ему пришлось спасаться бегством. Только уже при второй встрече с Балтаджи выторговал он себе право полной безопасности при проезде через границы к себе, в Швецию.

Но на это ушло несколько месяцев, и всё это время Балтаджи чувствовал себя так, словно во рту его сидел больной зуб — чем скорее его удалить, тем лучше будет чувствовать себя его хозяин.