Повесть о партизане Громове

Громов волновался.

— Боюсь, что шестой и седьмой полки не успеют вовремя с тыла ударить, — сказал он Мамонтову.

— У меня такое же опасение, — заметил Ефим Мефодьевич, — но ждать мы не можем, пойми это, Игнатий! А если они вовремя ударят, а мы не начнём атаку, что-тогда?

— Ты прав, друг! А вот душа болит…

В четыре часа, когда ещё только-только начал зарождаться новый день, партизанские полки двинулись в атаку. Мамонтов сам повёл в бой 2-й Славгородский полк, Громов со связными вышел на наблюдательный пункт, расположенный на небольшой высотке.

5-й Степной полк коротким ударом бесшумно сбил заставу белых и при поддержке других полков ворвался в село. Было тихо — село спало, казалось, спали и белогвардейцы, надеясь на бдительность заставы.

И вдруг… из переулков, с крыш домов и сараев хлестнули перекрёстным огнём десятки пулемётов, разорвали тишину гулкие винтовочные залпы. Многие партизаны 5-го полка упали мёртвыми, раненые, спасаясь от выстрелов, поползли назад, к околице. Командир полка Чеканов растерялся, не принял нужных мер, и полк стал беспорядочно отступать. По левофланговому полку ударила артиллерия, пулемёты — партизаны не смогли продвинуться вперёд и поддержать Степной полк.

К Громову прискакал на взмыленном коне связной и, стараясь перекричать грохот боя, сообщил:

— Наши отступают. Пятый полк…

Громов вскочил на коня и галопом ринулся к селу. У дубравы встретил первых отступающих партизан, попытался остановить. Из леса хлёстко забил пулемёт белых, загремели винтовочные выстрелы. "Эх, не прочесали дубраву!" — мелькнула мысль у Громова. Конь взвился на дыбы, сделал последний бросок за стог сена и повалился.

— Комкора убили, комкора! — крикнул ближайший партизан. Его слова подхватили другие. Отступающие остановились, залегли, открыли огонь по дубраве.

Вскоре с левого фланга прискакал Мамонтов и, увидев в цепи залёгших партизан Громова, метнулся к нему из седла.

— Игнатий! Жив, друг?! А мне доложили…

— Коня только убили, — мрачно проговорил Громов. — И не обо мне сейчас толк, партизан сколько положили…

— Знаю, — заметил Мамонтов. — В других полках тоже нелегко. Прав ты был, Игнатий, не успели Колядо с Шевченко ударить с тыла… Теперь отступать надо. Примем бой в Солоновке. Отводи полки.

Громов вызвал командира роты мадьяр Макса Ламберта, сказал:

— На тебя вся надежда, Макс. Пока полки отходят, задержи беляков, не Дай им в хвост нам врезаться. Сумеешь?

— Сумею. Никому пройти не дадим. — заверил Ламберг. — Только когда все умрём…

— Спасибо, Макс! — Громов крепко сжал руку Ламберга.

Под прикрытием пулемётов интернациональной роты полки отошли сначала в Малышев Лог, а затем в Солоновку.

43-й полк белых двинулся следом за отступающими партизанскими полками, а 46-й полк, начав обходной манёвр, занял Селиверстово.

Пока продолжались бои у Мельниково, Солоновка превратилась в сильный укреплённый район. Начальник штаба Жигалин собрал всех жителей, беженцев, оставшихся в селе партизан и приказал рыть окопы. День и ночь шла работа, приняли участие в ней даже женщины. Когда Мамонтов с Громовым привели сюда полки. Солоновка была опоясана линией окопов с разветвлёнными ходами сообщения. Уязвимым местом оставались перешейки между озёрами, и Мамонтов, знавший стойкость и бесстрашие мадьяр, поручил оборонять их Максу Ламбергу.

Велика была опасность, что в тыл со стороны Волчихи могут прорваться части генерала Евтина. Тогда партизанский Главком отдал приказ командирам 10-го Змеиногорского и 11-го Северного полков во что бы то ни стало задержать противника до разгрома белых в Солоновке.

Перед рассветом 14 ноября запорошил лёгкий и редкий снежок. Партизаны, занявшие окопы у Солоновки, вглядывались в предутреннюю муть, старались разглядеть, что делается впереди, но ничего подозрительного не могли обнаружить, хотя каждый знал, что противник где-то близко и с минуты на минуту обрушится на партизан.

И только когда стало совсем светло, не долетев до окопов, рванул снаряд, затем ещё и ещё. Несколько снарядов со свистом пронеслось высоко над головами обороняющихся и разорвались в селе.

Партизаны переговаривались:

— Теперь держись, не то шапку с головы собьёт.

— Нас на испуг не возьмёшь. Не впервой…

— Нам бы свою артиллерию, — мечтательно сказал парень в бараньей шапке и коротеньком полушубке.

— Была у нас своя пушка, — проговорил ему в ответ старый, заросший кудлатой бородой, партизан. — Первейшие в уезде кузнецы её смастерили: Макар Пташкин и кум мой Мушилов. Водопроводную трубу обручами из шинного железа обтянули, на колёса поставили и на позиции под Рубцовку выкатили. Эх, и громыхнула же она, язви её, по белякам, не хуже шестидюймовой! Под её голосок легко было партизанской душе в наступлении. И белые струхнули. Только наш бонбандир перестарался: сыпнул сверх положенного пороху, её, родненькую, и разнесло по кускам…

Снаряд грохнул у самой траншеи, разворотил землю и закидал партизан мёрзлыми комьями. Люди живо юркну ли на дно окопов.

Прибыли разведчики, сообщили, что белые начали наступление: 46-й полк со стороны Селиверстово, а 43-й полк со стороны Малышева Лога. Полки соединились у бора и двигаются через перешейки между озёрами на штурм партизанских позиций.

Вскоре показались белогвардейские цепи. Артиллерия засыпала партизан снарядами. Под её прикрытием белые двинулись в атаку.

— Подпускай ближе!.. Береги патроны! — пронеслась команда от одного партизана к другому.

И лишь когда до противника осталось не больше ста сажен, партизаны открыли такой ураганный огонь, что казалось, от грохота можно оглохнуть. Атака белых захлебнулась. Потеряв многих убитыми и ранеными, они отошли к бору, на исходные позиции.

— Теперь жди новой атаки, — заметил Мамонтов, обращаясь к Громову. — Эх, скорее бы подходили шестой и седьмой полки! Без них нам трудненько достанется.

— Да-а…

А в это время первый, шестой и седьмой партизанские полки после выполнения заданий соединились в Селиверстово. Три дивизиона 6-го Кулундинского полка и эскадрон 2-го Славгородского полка под командой Шевченко, рослого, крепкого украинца с длинными, как у сечевика, усами и с вечной люлькой во рту, за что партизаны звали его "Тарас Бульба", только что вернулись из Новичихи. Совершив обходный рейд, они неожиданно напали на это село и разгромили резервы генерала Матковского, уничтожив около четырёхсот человек и захватив большие трофеи, в том числе 6 исправных пулемётов и 15 двуколок с патронами.

7-й полк "Красных орлов" под командой Колядо после трёхдневного боя в селе Павловском не успел вовремя прибыть в Мельниково, по пути налетел на двигавшихся в Солоновку пулемётную команду и взвод прикрытия 46-го полка и опрокинул их в Горькое озеро, также захватив большие трофеи.

Нужна была передышка — партизаны были измучены, но в Селиверстово их уже ждал посыльный от командования с приказом ударить на рассвете 15 ноября в тыл белым. Нужно было спешить — и пачки ночью двинулись на Солоновку.

А в Солоновке к этому времени сложилась тяжёлая обстановка. Белые, не сумев прямой атакой выбить из обороны партизан, предприняли обходной манёвр и по сути дела окружили село.

Солоновка была очень важным рубежом обороны. Сама природа сделала её таким. Южная и восточная окраины села окаймлены цепью мелких озёр, соединённых перешейками, заросшими лесом, а дальше протянулся густой бор. С запада и северо-запада раскинулась ковыльная степь. На юго-западе большую площадь перерезала широкая лощина. Потерять этот рубеж значило отдать преимущество в руки врага.

Понимало это и белогвардейское командование, и поэтому решило во что бы то ни стало взять Солоновку. Заняв дороги на Вознесенское и Егорьевку, 46-й Томский полк сомкнутым строем, без перебежек, двинулся на партизанские окопы. Это была "психическая" атака (которые в ту пору у белогвардейцев пользовались почётом и считались чуть ли не верхом военного искусства офицеров и пределом героизма солдат).