Жанна дАрк из рода Валуа. Книга 2

– Мессир Дюнуа! Ваше сиятельство.., постойте!!!

Громкий крик с другой стороны двора заставил Бастарда и де Вийера оглянуться и остановиться. К ним, в раздувающейся сутане, сбившейся на бок меховой накидке и, презрев степенность своего сана, торопливо шел Реймский архиепископ Рено де Шартр, сбежавший к дофину, ещё в восемнадцатом году, из захваченного бургиньонами Парижа, и теперь служивший при его дворе канцлером. В руках у прелата крепко сжатое посиневшими на холоде пальцами было свёрнутое в трубочку послание, на шнуре которого, вместо печати болталась стрела – верная примета только что доставленной почты.

– Письмо! Письмо от его светлости герцога де Клермона!

Шумно подбежав, архиепископ отдышался, обволакивая себя густым паром изо рта, и протянул послание.

– Герцог сообщает, что прибудет послезавтра утром, со стороны Руврэ. Просил быть готовыми и прикрыть их, если понадобится…

– Мы давно готовы, – пробормотал Бастард, еле скрывая радость.

Он схватил письмо, перечитал его и глубоко вдохнул морозный воздух.

Наконец-то! Наконец-то хоть какая-то встряска среди этого осадного уныния! Он уже так засиделся, что готов был горы свернуть!

– Ступай один к Командору. Порадуй его, – сказал, обращаясь к де Вийеру. – А я пойду к Ла Иру. Займусь, наконец, хоть чем-то полезным…

* * *

Ранним утром двенадцатого февраля, по Жанвилльской дороге медленно ползли телеги продовольственного обоза, посланного из Парижа осаждающим Орлеан войскам. Сэр Джон Фастолф – тучный мужчина средних лет – причмокивая, подрёмывал в седле и, с явным неудовольствием досматривал сон, в котором тоже была дорога, лучники и монотонный скрип. Только скрипели там не телеги, а, якобы, сёдла огромного воинства – блистательного, мощного… Совсем не того, которое ползло сейчас по Жанвильской дороге гусеницей в пятьсот телег, разнося по морозным окрестностям запах копченой селедки. Даже во сне сэр Джон ощущал разницу. И самого себя он видел не сонным мешком, размякшим на седле, а гордо подбоченившимся полководцем, готовым скомандовать…

– Тревога!!!

Истошный крик откуда-то, от первых телег, встряхнул сэра Джона не хуже рук его оруженосца, обычно приводящего хозяина в чувство после хмельной ночи. Мгновенно подобравшись, он вытянулся на стременах и заорал в ответ:

– Что там такое?! Французы?

– Да-а-а!!!

Окончательно пробудившийся Фальстоф проморгался и только теперь увидел, что не было никакой нужды ни в его вопросе, ни в паническом ответе. На самой границе белого ровного поля, там, где чернели шпили церковки Руврэ, матово поблескивало доспехами, подошедшее, наконец, тяжеловооружённое французское подкрепление.

– Ах ты, … чёртовы бородавки мне на задницу…

Сэр Джон натянул поводья и заорал ещё громче:

– Ставь телеги в вагенбург 6!!! Всадникам и лучникам внутрь, в кольцо! Остальным прикрывать!

И понесся вдоль селедочного обоза-гусеницы, подгоняя, распоряжаясь и, выхваченным из ножен мечом, потрясая над головами тех, кто метался суетливо и бесполезно.

– Толкайте, толкайте их, идиоты! В круг! И два прохода, чтобы не подавить друг друга в одном!.. Лучникам приготовиться на случай атаки! Всадникам не высовываться вообще!..

Положение – хуже не придумать! Из тех полутора тысяч, что были посланы сопровождать обоз, только шестьсот хорошо обученных воинов! Остальные – городское ополчение Парижа! И это всё – против армии французов и, судя по знаменам, которые хорошо видны на этом морозе, – против тысячного, не меньше, отряда шотландцев, которых ведет, конечно же, Стюарт, давно злой на всё, что имеет несчастье быть английским…

– Занять оборону! Больше нам всё равно ничего не остается!!!

Внутрь вагенбурга сэр Джон въехал одним из последних. И, как раз вовремя. Французы, не церемонясь и не выжидая, как обычно, выдвинули вперед арбалетчиков и малокалиберные орудия, и начался обстрел, на который отряду, везущему селёдку, ответить было нечем…

– Что ж, подождем, когда от них ничего не останется.

Герцог де Клермон поднял забрало и опустил поводья на седло.

– Надеюсь, господа, мы не успеем замерзнуть, пока наш авангард развлекается. Думаю, он справится самостоятельно. И мы, с этаким-то уловом, окажемся в Орлеане гостями, вдвойне желанными…

В свите герцога тускло поулыбались. От побед такого рода много чести не прибудет. Но не связываться же, в самом деле, королевской армии с обозной охраной.

– Лишь бы бургундцы не проснулись в своих траншеях, – заметил кто-то.

– А хоть бы и проснулись, – тут же отозвался де Клермон. – Вчера я получил письмо от Дюнуа, в котором он заверяет, что Ла Ир со своим отрядом уже наготове и прикроет, если что…

Тут раздался новый залп, заставивший рыцарей замолчать. В воздух, смешанные с комками грязного снега, взлетели ошметки одной из телег.

– Вам не скучно, господа? – презрительно скривив губы спросил де Клермон.

Он был уверен в терпеливом спокойствии своих людей.

Но, если французы готовы были подождать, считая для себя зазорным обнажать мечи против горожан, то шотландцы Стюарта горели негодованием. Тлевшая в их сердцах обида за Вернейль, вдруг разгорелась с новой силой. И им совсем не казалось зазорным напасть на отряд, численностью вполне им равный – гораздо более стыдным выглядело ожидание того момента, когда артиллерия разнесет это обозное укрепление в щепки, и можно будет проследовать дальше, высокомерно плюнув на то, что останется.

– А ну-ка, мечи к бою! – скомандовал Стюарт. – Мы пришли сюда воевать, и не должны пропустить ни единого англичанина!

– К бою! К бою! – понеслось по рядам шотландцев.

Лязгнули вынутые из ножен мечи, заполоскались на утреннем ветерке поднятые флажки, и шотландская кавалерия, сначала на рысях, а затем, все более убыстряющимся галопом, понеслась на английский селедочный обоз.

– Это ещё, что такое?! Зачем?!!! – не поверил своим глазам де Клермон.

– Кажется, шотландцы решили атаковать, ваша светлость!

– Я не отдавал приказа!.. Кто здесь командующий, в конце концов?!

– Ваша светлость, нужно прекратить обстрел, чтобы не досталось кавалерии!

– Ах, проклятье! Ну, разумеется… Чёрт бы побрал Стюарта!.. Прекратить обстрел!.. Идиоты шотландские!.. Готовьтесь, господа! Кажется, теперь нам боя не миновать!

Как только стихли последние залпы, сэр Джон Фалстоф, который только что крестился и шептал молитвы, готовясь предстать перед Всевышним, осторожно выглянул из-за утыканной арбалетными стрелами оглобли, и тоже не поверил своим глазам.

– Ах вы, … дорогие мои.., – прошептал он, поднимаясь.

И тут же закричал, поднимая остальных:

– Лучников – к бою, к бою!!! Уничтожить конницу!

Все, кто мог держать в руках лук и стрелы, мгновенно заняли оборону вдоль внешнего ряда телег. Поскальзываясь на расползшейся по снегу сельди, лучники отдавали короткие приказы горожанам – тем, кто легко ранен, оставаться в укрытии и подносить стрелы, чтобы стрельба по противнику не прерывалась, а тем, кто разбирал пики и готовился встретить конницу в рукопашной, – перекрыть оба прохода вагенбурга и постараться рассечь наступавших на небольшие группы.

– Коней щадить! Сбивать только всадников! Когда побегут, погоним их верхом на траншеи под городом!

Этот призыв вдохновил не чаявших остаться в живых людей. На шотландцев обрушился целый ливень из стрел, сразу сокративший численность отряда почти вдвое. Те, кому удалось прорваться внутрь заграждений, были выбиты из сёдел пикейщиками. Горожане подхватывали под уздцы коней, забирались в седла с ловкостью, продиктованной страхом за жизнь, и топтались по упавшим копытами их же коней.

– Не прекращать стрельбу! – орал сэр Джон, заметивший, что на выручку шотландцев двинулась тяжеловооруженная конница французов. – Всадникам не высовываться! Пикейщикам – к проходам! Бейте их, ребята! Это же всё те же французы!