Философский камень

Теперь он шел медленнее — земля под ногами стала сыпучей. Дорога, которую отмечал только след колеи на песке, то карабкалась вверх, то сбегала вниз по дюнам. Навстречу ему попались двое солдат, без сомнения, из гарнизона, стоящего в Слёйсе, и он порадовался тому, что запасся пистолетами; в безлюдном месте всякий солдат легко превращается в разбойника. Но эти только пробурчали какое-то приветствие на германском наречии и, как показалось Зенону, обрадовались, когда он ответил на их языке. Наконец он увидел на пригорке поселок Хейст со свайным молом, возле которого были причалены четыре или пять лодок. Другие покачивались вдали на волнах. Эта деревушка на берегу бескрайнего моря располагала всеми основными признаками города: тут был рынок, где, судя по всему, торговали по большей части рыбой, церковь, мельница, площадь с виселицей, низенькие домишки и высокие амбары. Трактир «Прекрасная голубка», который, по рассказам Йоссе, был местом сбора беженцев, оказался лачугой у самого подножья дюны, с голубятней, в которую была воткнута щетка, служившая вывеской и означавшая, что эта жалкая харчевня —одновременно деревенский дом свиданий, В таком месте надо глядеть в оба, чтобы не лишиться денег и багажа.

В садике, в зарослях хмеля, перебравший клиент извегал выпитое пиво. Какая-то женщина что-то крикнула пьянице из оконца второго этажа, потом ее всклокоченная голова исчезла — как видно, она пошла досыпать в одиночестве. Йоссе сообщил Зенону пароль, который сам он узнал от своего приятеля. Философ вошел и поздоровался с теми, кто находился в трактире. Большая общая комната была закопченной и темной, как погреб. Хозяйка, согнувшись у очага, готовила яичницу — ей помогал поддувавший огонь мальчонка. Зенон сел за столик и, чувствуя неловкость оттого, что должен произнести заученную фразу, точно актер в ярмарочном балагане, сказал:

— Доброе начало...

— ...полдела откачало, — закончила, обернувшись, женщина. — Откуда вы?

— Меня прислал Йоссе.

— Мало ли кого он нам присылает, — сказала хозяйка, многозначительно подмигнув.

— Насчет меня не сомневайтесь, —сказал философ, огорченный тем, что в глубине комнаты тянет пиво какой-то сержант в шляпе с пером. — У меня бумаги в порядке.

— А тогда с чего ж это вы к нам заявились? — спросила красотка хозяйка. — Насчет Мило вы будьте покойны, — продолжала она, указав большим пальцем на сержанта. — Это любовник моей сестры. Он свой. Есть будете?

Вопрос прозвучал как приказание.

Зенон согласился поесть. Яичница предназначалась сержанту; Зенону хозяйка принесла в миске довольно сносное рагу. Пиво было хорошее. Вояка оказался албанцем, который перешел Альпы в обозе герцогских войск. Говорил он на смеси фламандского с итальянским, но похоже было, что хозяйка понимает его без особого труда. Он жаловался, что всю зиму трясся от холода, а барыши оказались куда более скудными, чем сулили вербовщики в Пьемонте, потому что тех, кого можно обобрать или за кого содрать выкуп, оказалось среди лютеран куда меньше, чем уверяли в Италии, когда заманивали солдат.

— Что поделаешь, — попыталась утешить его хозяйка. — Выручка, у кого ни возьми, всегда меньше, чем издали кажется. Марикен!

Спустилась Марикен в накинутом на голову платке. Она села рядом с сержантом, и они стали есть из одной сковородки. Женщина совала сержанту в рот аппетитные кусочки шпика, которые выуживала из яичницы. Мальчик, орудовавший мехами, исчез.

Зенон отодвинул миску и хотел расплатиться.

— К чему спешить? — небрежно проронила красотка хозяйка. — Скоро придут ужинать муж и Никлас Бамбеке. В море-то они, бедняжки, едят все холодное!

— Я хотел бы сразу посмотреть лодку.

— С вас двадцать лиардов за мясо, пять за пиво и пять дукатов сержанту за пропуск, — вежливо пояснила она. — За ночлег плата отдельная. Отчалят они только завтра утром.

— У меня есть разрешение на выезд, — возразил путешественник.

— Разрешению цена грош, если не ублажить Мило, — заявила хозяйка. — Здесь он — король Франции.

— Я еще не сказал, что собираюсь в плавание, — заметил Зенон.

— Нечего торговаться! — громко заворчал из дальнего угла сержант, — Стану я торчать дни и ночи на молу да проверять, кто отплывает, а кто нет.

Зенон заплатил все, что с него потребовали. Он благоразумно положил в кошелек денег ровно столько, чтобы не вызвать подозрений, будто он припрятал еще кое-что.

— Как называется лодка?

— Да так же, как и здешний трактир, — ответила хозяйка заведения. — «Прекрасная голубка». Жаль будет, если он перепутает, правда, Марикен?

— Еще бы! — поддержала ее сестра. — На «Четырех ветрах» заблудятся в тумане да и угодят прямехонько в Вилворде.

Шутка показалась обеим женщинам очень забавной, понял ее и албанец — он тоже покатился со смеху. Вилворде находился далеко от побережья.

— Пожитки свои можете оставить здесь, — благодушно предложила хозяйка.

— Лучше уж сразу погрузить их в лодку, — сказал Зенон.

— Экий недоверчивый господин, — насмешливо бросила Марикен ему вслед.

На пороге он едва не столкнулся со слепцом, который тащил свою волынку, чтобы молодые могли поплясать. Тот узнал Зенона и угодливо поклонился.

По пути к причалу ему встретился взвод солдат, направлявшихся к трактиру. Один из них спросил, откуда он идет — не из «Голубки» ли? Получив утвердительный ответ, его пропустили. Видно, Мило и впрямь был здесь хозяином.

«Прекрасная голубка» оказалась довольно большой крутобокой лодкой, лежавшей на обнажившемся после отлива песке. Зенон подошел к ней, почти не замочив ног. Двое мужчин и мальчишка, который вздувал огонь в трактире, возились со снастями; среди бухт каната шныряла собака. Подальше в лужице воды валялась куча окровавленных селедочных голов и хвостов, которая свидетельствовала о том, что улов уже отправлен в другое место. Увидев приближающегося путника, один из мужчин спрыгнул на берег.

— Яне Брёйни — это я, — представился он. — Это вас Йоссе в Англию отправляет? Только сначала столкуемся насчет платы.

Зенон понял, что мальчишку выслали вперед предупредить хозяина. Как видно, они уже обсудили между собой размеры его достатка.

— Йоссе говорил о шестнадцати дукатах.

— Это, сударь, когда проезжих много. Однажды у меня на борту одиннадцать душ было. Больше-то мне не взять. По шестнадцати дукатов в лютеранина — выходит сто семьдесят шесть, Я не говорю, что с одного человека...

— Я не лютеранин, — перебил его философ. — У меня в Лондоне сестра замужем за купцом...

— Знаем мы этих сестер, — насмешливо сказал Янс Брёйни. — Душа радуется, как поглядишь на тех, кому и морская болезнь нипочем — приспичило им повидать родню.

— Назовите свою цену, — настаивал врач.

— Боже ты мой, сударь, да я вовсе не хочу отбивать у вас охоту прокатиться в Англию. Только мне это плавание не больно по вкусу. С англичанами-то у нас вроде как бы война...

— Пока еще нет, — возразил философ, поглаживая голову собаки, которая увязалась на берег за хозяином.

— Да это что в лоб, что по лбу, — возразил Янс Брёйни. — Плавать туда разрешено, потому как еще не запрещено, да вроде и не совсем разрешено, Вот при королеве Марии, жене Филиппа, — дело другое, не в обиду вам будь сказано, там жгли тогда еретиков, совсем как у нас. А нынче все пошло вкривь и вкось; королева-то у них пригульная и сама тайком мастерит ублюдков. Называет себя девственницей, но это только чтобы Пречистой Деве насолить. В Англии теперь потрошат аббатов и мочатся в священные сосуды. А это грех. Нет, уж лучше мне ловить рыбу у бережка.

— Ловить рыбу можно и в открытом море, — заметил Зенон.

— Коли ловишь рыбу, возвращаешься, когда тебе вздумается, а коли держишь путь в Англию, плавание может и затянуться... Сегодня, глядишь, штиль, а завтра, не ровен час — шторм... Вдруг кто полюбопытствует, что у меня за груз, — дичь-то я везу диковинную, а уж обратно... Был у меня случай, — сказал он, понизив голос, — вез я порох для графа Нассауского. Не очень-то весело было в ту пору в моей скорлупке.