Дата Туташхиа

И ответ его, и спокойствие озадачили настоятельницу.

– Народ поверил, – сказала она, теряя уверенность.

Чтобы версия, пущенная Зарандиа, превратилась в аксиому общественного сознания, необходима была самая малость. Платок с украшениями и сожженый дом Туташхиа превратили смутные толки в факт, реальность которого уже никем не оспаривалась. Туташхиа обнаружил, что в глазах народа из благородного абрага, всеми почитаемого и лелеемого, он превратился в злодея, обагренного кровью невинных жертв. Ему не оставалось ничего иного, как принять на себя бремя изгнанника и отшельника.

А Ража Сарчимелиа рыскал как шакал – все искал его. У Туташхиа еще сохранились приверженцы, люди с ясной и трезвой головой. Сарчимелиа обошел их всех, уговаривая устроить ему свидание с Датой. Туташхиа, конечно, эти просьбы передавали, но ответ до грабителя так и не доходил. Он не унимался – искал. В конце концов то ли Туташхиа надоело скрываться от Сарчимелиа, то ли новые идеи посетили его, но он назначил разбойнику свидание в Бандза, в хижине слепого Мордухая. Сарчимелиа появился за полночь. Дверь была не заперта. Когда он вошел, Мордухай лежал на топчане. Приход ночного гостя его не удивил, но и вставать он не подумал, а лежал вытянувшись и был похож на мумию.

– Привет тебе, еврей Мордухай!

– Дай бог тебе здоровья, если для добрых дел ходишь по свету, – рука Мордухая протянулась в сторону другого топчана – старик давал разбойнику ночлег.

Больше он не проронил ни слова. Туташхиа заставил прождать себя трое суток. Видно, кружил где-то поблизости, высматривая, нет ли ловушки. Лишь на третьи сутки Мордухай заговорил. «Придет», – сказал он, почувствовав, что Сарчимелиа теряет терпение.

Туташхиа пришел, когда Сарчимелиа спал. Перед его приходом Мордухай незаметно вынул патроны из карабина и револьверов разбойника, положил их на стол. Туташхиа сбросил бурку и устроился на скамье возле очага. Мордухай развел огонь, и когда затрещали дрова, разбойник поднялся и протер глаза.

– Здравия желаю, Дата-батоно, но я бы ушел, если б ты и сегодня не появился.

Туташхиа наклонил голову. Разбойник не понял, отвечал ли Дата на его приветствие или что-то другое было у него на уме. Держался Сарчимелиа браво – ему хотелось произвести на Туташхиа впечатление человека лихого и сильного.

– Мне бы хотелось поговорить с тобой один на один, – кивнул Сарчимелиа в сторону Мордухая.

Туташхиа махнул рукой, и Сарчимелиа понял, что настаивать не следует.

– Скажу тебе сразу, Дата-батоно, не за тобой была правда, когда на дороге ты отбил у нас людей, которых мы взяли, но я зла не помню и камня за пазухой не держу. И то вранье, будто я спутался с Бечуни Пертиа. Наплели люди!

Сарчимелиа подождал ответа Даты Туташхиа, но абраг не проронил ни звука, глядя в лицо собеседника, освещенное огнем.

Сарчимелиа подумал было, что Туташхиа молчит, подавленный твердостью его тона, но в позе абрага были лишь усталость и спокойствие.

– Дата Туташхиа, – заговорил он, уже волнуясь, – нет нужды ни мне, ни тебе в наших с тобой распрях. У нас один враг, и если нам вместе прижать его, лучше будет. – Сарчимелиа опять замолчал, ожидая, что скажет Туташхиа, но ответа по-прежнему не было.

До разбойника, видно, дошло, что не так пошла его речь, и он смутился.

– Дата-батоно, Накашиа сожгли твой дом. Тебя найдут – убьют. Я в Сухуми у одной бабы деньги хранил – они их забрали, а было этих денег столько, что на них таких домов, как твой, сотню можно поставить – не меньше.

И опять – ни малейшего впечатлении. Ни один мускул не дрогнул в лице абрага. И по-прежнему он не отрываясь глядел в лицо Сарчимелиа.

– Давай вместе стребуем с него каждый свое. Лучше будет.

Мордухай подсел к Дате Туташхиа. Разбойник уставился на слепого, будто взглядом хотел заставить его вытащить из Туташхиа хоть слово. Конечно, взгляда этого Мордухай видеть не мог, и ни одного слова он не сказал, но разбойник почувствовал, что старик вот-вот заставит его уйти.

– Ты что думаешь, Дата-батоно, я разделаюсь с братьями Накашиа, а с тебя взятки гладки? Может, так оно и выйдет, да все равно твоим грехам на тебе висеть. Ты послушай только, что народ о тебе говорит… Ты же умный человек… – Сарчимелиа уже давился словами, но Дата молчал. – Дата-батоно, тебя одного послушаются Накашиа. Помоги мне забрать у них деньги. Половина – твоя.

Слабая улыбка скользнула по лицу Туташхиа, а может, искра мелькнула в его глазах и погасла. Сарчимелиа понял, что лихой его тон давно уже перешел в мольбу, что не пойдет с ним Туташхиа к братьям Накашиа, но все равно разбойнику хотелось услышать от Даты хоть слово.

– Ступай, Ража-браток, своей дорогой, – сказал Дата.

Мордухай пошарил по столу, нащупал патроны и протянул их разбойнику. Сарчимелиа помедлил, прежде чем подняться, рассовал оружие и вышел.

Донесся лай соседских собак, сначала вблизи, потом издалека, и все стихло.

Вошел Исаак, внук Мордухая, и стал собирать ужин.

– Все это одних рук дело, Дата, – сказал Мордухай. – Одной головой придумано. Одной веревочкой перевито. Очень уж все одно к одному.

– Кто же он, этот человек? И почему такие умные люди идут к ним на службу, хотел бы я знать? – спросил Дата.

– Каждому – свое. Бог многим отпустил ума, а разумом наградил немногих. По разуму человека и дела его. У тех, о ком ты говоришь, поганый разум. Какими же быть делам их?

– А когда ты жить начинал, Мордухай-батоно, какой у тебя был разум?

– Выгода да прибыль.

– Ну, а потом?

– Понял, что все это – прах, но ничего лучшего мне не попалось, и тогда пошел до конца – копил и умножал нажитое. И так почти до ста лет. – В очаге шипела сырая коряга. – Хорошее ел, хорошее пил, в хорошей одежде ходил, но на другой день об этом уже не помнил. Все превращалось в ничто… – Мордухай помолчал. – А знаешь, что из всего этого в памяти осталось?.. В Мартвили на базаре мальчонка однажды козу продавал. Одежонка на нем была такая грязная и изодранная, какой я в жизни не видел. Торговала козу старуха вдова: мор выбил всю семью, только внук остался, грудной младенец. Чтобы выходить его, и покупала она козу. Слезами умывалась – просила мальчишку уступить скотину за шесть гривенников, больше у нее ни гроша не было! Мальчишка – ни в какую. А я в ту пору черкеску продавал, досталась она мне по дешевке. Отдал я мальчишке черкеску задаром, ничего не взял. Забыть не могу его глаз: и верить не верит, и рад до смерти, а удивлению – края не видно. И еще помню: взял он у меня черкеску, тут же отдал старухе козу за шестьдесят копеек. Я ему. Он – ей.

Туташхиа оторвал наконец взгляд от огня и перевел на слепого Мордухая.

– Пробовал я по-твоему. Сам знаешь, сколько раз пробовал.

– Ну и что?

– Кого я одел-обул, тот меня разул-раздел. А не меня, так другого. Здесь уж разницы никакой. – Туташхиа налил себе водки.

– Ну, а если б не одел, не обул, что ж, ты думаешь, тот человек не пустил бы другого голым по свету? Или даже тебя – тоже ведь разницы никакой?

– Это в голову мне не приходило, – сказал Туташхиа и опорожнил стопку.

Кончили есть. Туташхиа раскурил трубку.

– Не пойдет он один к братьям Накашиа, – сказал Мордухай, – смелости не хватит. Но и покоя ему не будет, пока не отомстит.

Исаак убрал посуду. Вытер стол.

– Найди, браток, Буду Накашиа, – сказал Дата Исааку, – расскажи обо всем. А то нахлебаются они горя от этого шакала.

На рассвете Исаак набрал мелкого товара и пустился в путь по горным деревушкам, но братья Накашиа заметали следы, как никогда прежде, – попробуй найди их. Не успели слова Даты дойти до них, как случилось то, чему суждено было случиться: Сарчимелиа подстерег их и одним выстрелом уложил Буду на месте. Лука, решив, что это полиция, удрал. Сарчимелиа явился к посреднику, помирился с полицией, согласился служить и через две недели вышел охотиться на разбойников.

Лука Накашиа скрывался еще несколько месяцев, время от времени возвращаясь домой, – погостит недельку и обратно в лес. Понемногу он привык к дому, и мы его не беспокоили. Наконец ему и вовсе надоело играть в казаков-разбойников, и он взялся за мотыгу.