Изяслав

Встреча с таким человеком перед дальней опасной дорогой была плохим предзнаменованием. Воины пришли в бешенство и накинулись на лекаря. Богатырь Турволод вытряхнул из его кошеля травы и цветы, втоптал их в землю. Лепестки мака алели, будто кровь. Изяслав же вытащил меч и, глядя в смуглое лицо, крикнул:

- Крестись!

Лекарь торопливо перекрестился. Отроки пошли дальше, оглядываясь на Мака: не творит ли дьявольских знаков, призывая на их головы кару?

А лекарь Мак стоял, пошатываясь. Его тонкие губы шептали:

- Быть тебе мудрым и одиноким...

Вскоре отроки вышли к реке. Здесь едва покачивались на мелкой волне, подняв высокие изукрашенные носы, несколько византийских и варяжских суден. Приткнулись к самому берегу ляшские [18] лодьи. Перекликалась стража.

Поодаль, на берегу, было заметно движение. Турволод повёл туда Изяслава. Когда подошли ближе, стали видны привязанные к столбам две лёгкие четырёхвёсельные лодьи - однодревки и два струга - плоты рыбовидной формы с низкими бортами. Караван был готов к отплытию. Купцы в кольчугах, с мечами у поясов и воины-гребцы рассаживались по местам.

Отроков встретил совсем уже немолодой боярин, которого, однако, и стариком не назовёшь, такой он кряжистый и крепкий. Лицо у боярина улыбчивое, ласковое.

Изяслав даже попятился от неожиданности. Этого боярина-резоимца [19] Жарислава он знал хорошо. Мать когда-то работала на подворье Жарислава. Потом встретила Микулу, полюбила. Микула стал договариваться с Жариславом, хотел её из челядинок выкупить. А резоимец ни в какую. Понравилась ему Лаленка, хотел держать при себе. Тогда помог Микуле Ульф-выряжин. Выкрали Лаленку, увезли. И сам Гаральд, викинг варяжский, зять Ярослава, живший одно время в Киеве, заступился за своего дружинника Ульфа. Сказал Жариславу: "Гривны бери. Девку не получишь".

Боярину пришлось покориться. Варяги не любили шутить. Могли выжечь целое поселение смердов, могли прибить и боярина. Тем более давно невзлюбили Жарислава - деньги заняли. А какому же резоимцу не ведомо, что нет у него большего врага, чем должники. Вот и варяги - чтоб не платить, рады мечом рассчитаться.

Никто не знал о чувствах и замыслах Жарислава. Он говорил, что зла на семью Микулы не держит, что прощает ближних, как Бог велел. Притворился смиренным, всепрощающим. Даже деньги занял Микуле. А тот вскоре умер. С тех пор за семьёй остался долг, о котором боярин пока не напоминал...

А Жарислав словно бы и не узнал отрока. Улыбнулся, кивнул обоим: дескать, занимайте свои места. И странное дело - улыбка совершенно преобразила его дотоле ласковое лицо. Ножевым прищуром блеснули глаза, растянулись тонкие губы, стали неразличимы, приоткрылся огромный рот. А зубы в нём - острые, щучьи.

Отроки взялись за весла в набойной лодье.

Боярин Жарислав трижды перекрестился и подал команду. Разом поднялись весла...

Поплыли назад столбы на пристани, сады и огороды Подолия... Взгляд Жарислава задержался на горе, где был княжеский дворец. Злоба полыхнула в его сердце. Не унизительно ли ему, боярину Жариславу, сопровождать купеческий караван? Или не мог найти князь для него более достойного дела, если уж захотел на время убрать из Киева? Ну, ничего, он запомнит... Счёт увеличился...

Потянулись зелёные дебри, подпиравшие пламенеющее небо. Лодьи повернули с Почайны на широкие воды Днепра-Славутича. Плыть нужно было против течения, в этих местах особенно сильного, и гребцы налегли на весла.

Изяслав то и дело оборачивался в сторону Киева. Там оставались мать, брат, благодетель князь. Защемило сердце. Вернётся ли? Останется ли жив? Изяслав-отрок оторвал взгляд от лесистой вершины Вздыхальницы. Хватит думать о прошлом. Он отправился выполнять поручение князя. Он плывёт, как все, навстречу доле...

Глава II

НАВСТРЕЧУ ДОЛЕ

1

Равномерные удары весел разбивают волны Днепра, и кажется, что не брызги воды, а маленькие серебряные рыбки отскакивают в разные стороны. По берегам тянутся бесконечные леса - густые, труднопроходимые. Чем дальше на север, тем больше сосен, елей.

Сторожевой поглядывает по сторонам. По правому берегу - земли Святослава Ярославича, князя черниговского. Он в своей вотчине строгий уклад держит, татям разгула нет. Слева всё ещё тянутся земли полян: выжженные участки леса, поля, поселения...

У треугольной косы, вдающейся далеко в реку, караван догнал двадцативесельный варяжский бус [20], имевший парус. Увидев русские лодьи, варяги закричали по-своему и налегли на весла. Огромный бус, сидящий глубоко в воде, начал ускорять ход.

Но и боярин Жарислав мигнул своим: перегоним варягов. Быстрые лодьи и лёгкие струги, как рысаки на конных ристаньях [21], рванулись наперегонки. Запенилась вода. На бусе, увидев, что русичи их обгоняют, развернули парус. Ветер ударил в него и унёс варяжское судно вперёд. Варяги насмешничали, протягивая весло: подержитесь, мол.

Их торжество продолжалось недолго. Начались отмели. Парус мешал лавировать. Но горячка состязания настолько захватила варягов, что они, отличные, хладнокровные водоходы, забыли об опасности. Оставляя за собой широкий пенный след, неповоротливый бус понёсся между отмелями. Стоящий на носу купец вовремя заметил песчаное полукольцо. Он скомандовал гребцам. Судно повернулось и пошло, почти прижимаясь к берегу.

Но в одном месте, где густая тень упала на воду, варяги не заметили предательской отмели. Бус налетел на неё и, накренившись правым бортом, заскрипел и остановился. Гребцы спрыгнули в воду, налегли плечами. Судно не трогалось с места. А лёгкие русские лодьи и плоскодонные струги прошли рядом. Изредка их днища касались песка, и тогда воины отталкивались баграми.

Наконец варягам удалось столкнуть бус с отмели. Да переменился ветер. Парус обвис. Усталые гребцы не могли с прежней силой работать вёслами. Теперь уже русские с гоготом протянули варягам весло. Особенно усердствовал в насмешках сам боярин Жарислав, но приказал не сбавлять ход: варяги со зла могли взяться за луки. Бус ещё долго мелькал сзади, всё уменьшаясь. Затем совсем исчез за поворотом...

На шестой день караван миновал устье Припяти. Слева лежали земли древлян. Лодьи приближались к смоленским владениям. Строптивы древляне, непокорны. В большинстве своём - язычники. Убивают монахов, насаждающих Христову веру, громят княжьи дружины, взимающие дань. Оттого мерзостны и князю, и митрополиту. Тут приходилось всё время держаться на середине реки - язычники могли напасть на княжьих людей, забрать товары. А добыча была бы немалая: двадцать и семь штук царьградских паволок [22], переливающихся всеми цветами радуги, словно хвост павлина. Одна паволока, пурпурная, изукрашена кругами и грифами - чудовищами с головами орлов и туловищами львов, на другой, кручёного шелка, тёмно-зелёными и золотыми нитями вытканы травы, цветы, звёзды. А мечи с серебряными рукоятями, золотые чаши и киевские колты - серьги с тремя кубиками?.. В каждом кубике, покрытом эмалью, слезилась крупная жемчужина, а по краям вились узоры из золотой проволоки. Но самая большая ценность - Евангелие, везомое новгородскому посаднику Остромиру. Переплёт его покрыт причудливой вязью из золота, буквы на листах выведены мудрейшими переписчиками Софии Киевской. Два года работали они. Пуще ока наказывал князь беречь эту книгу.

И ещё одно чудо везли купцы с царьградского торжища в подарок Остромирову сыну Вышате. Было то чудо тоненькое станом, с длинными волосами, огромными глазищами метало чёрные стрелы. В кого попадёт стрела, теряет сон и покой. Звали чудо - Селия. Завёрнутая с головы до ног в покрывало, рабыня Селия целыми днями сидела неподвижно и глядела на воду. А то вдруг заводила песню, печальную, заунывную.