Кровопролития на Юге

С этого дня уличные беспорядки и краткие вспышки ярости стали принимать размах и затяжной характер: речь шла уже не об отдельных бунтах, вспыхивавших в отдельных городах, — возмущением загорелся весь Юг, и восстание переросло в гражданскую войну.

Такое положение вещей продолжалось семь-восемь лет: в течение семи-восьми лет Роган, брошенный Шатийоном и Ла Форсом, которые заплатили изменой за маршальские жезлы, и теснимый своим бывшим другом Конде и вечным своим соперником Монморанси, совершал чудеса отваги и военного искусства. Под конец у него не было уже ни солдат, ни провианта, ни денег, но он все еще внушал Ришелье такой страх, что министр удовлетворил его требования, а именно поручился на Нантский эдикт, пообещал реформатам возвращение храмов и полную амнистию ему и его сторонникам. Кроме того, Роган, что было доселе неслыханным делом, получил триста тысяч франков в возмещение денежного ущерба, понесенного им за время мятежа; из них двести сорок тысяч он отдал единоверцам, себе же, чтобы отстроить свой замок и поддержать совершенно разоренный род Роганов, оставил только шестьдесят тысяч ливров, то есть меньше четверти полученной суммы. Этот мир был подписан 27 июля 1629 года.

Герцог де Ришелье, который не стоял за ценой, лишь бы добиться цели, наконец-то достиг желаемого: за мир он заплатил около сорока миллионов, но Сентонж, Пуату и Лангедок были покорены, Тремуйли, Конде, Буйоны, Роганы и Субизы подписали договор, и армии, оказавшие вооруженное сопротивление королю, наконец исчезли, а что до отдельных случаев непокорства, то кардинал-герцог взирал со слишком большой высоты, чтобы их замечать. Итак, он дозволил Ниму улаживать свои внутренние дела, как угодно было горожанам, и вскоре все вернулось к обычному порядку, вернее, к обычному беспорядку. Наконец Ришелье умирает, несколько месяцев спустя за ним следует Людовик XIII, и трудности, вызванные несовершеннолетием наследника, более чем когда-либо дают протестантам и католикам на Юге возможность продолжать великий поединок, не завершившийся и поныне.

Но каждый прилив и отлив все с большей определенностью несут на себе характерные черты той партии, которая одерживает верх: если побеждают протестанты, они чинят жестокую и яростную расправу, если католики — их месть гнусна и лицемерна.

Протестанты разрушают церкви, сметают с лица земли монастыри, изгоняют монахов, жгут распятия, снимают с виселицы труп какого-нибудь преступника, распинают его на кресте, протыкают ему бок, надевают на голову венец и выставляют его на рыночной площади как пародию на Иисуса Христа на Голгофе.

Католики взимают контрибуции, возвращают себе отнятое, требуют возмещения убытков, и хоть каждое поражение их разоряет, зато после каждой победы они становятся еще богаче, чем прежде.

Протестанты орудуют при свете дня, они открыто под барабанный бой переплавляют колокола на пушки, нарушают договоры, греются на улицах у костров, которые сложены из дров, отнятых у каноников, вывешивают свои тезисы на дверях соборов, избивают католических священников, несущих святое причастие умирающим, и наконец, в довершение всех оскорблений, превращают церкви в скотобойни и свалки.

Католики, напротив, действуют под покровом ночи, возвращаются украдкой, бочком, и вернувшихся оказывается куда больше, чем было изгнано; они назначают епископа председателем городского совета, ставят иезуитов во главе коллежей, подкупают новообращенных деньгами, заимствованными из казны, а поскольку двор всегда оказывает им поддержку, то для начала они отлучают кальвинистов от его милостей, а в дальнейшем — и от правосудия.

Наконец 31 декабря 1657 года вспыхивает последний мятеж, в котором протестанты оказываются побежденными и спасаются лишь по той причине, что по другую сторону пролива на их защиту встает Кромвель, который собственноручно приписывает внизу депеши, сообщающей об австрийских делах:

«Мне стало известно о народных волнениях в Лангедоке, в городе, который называется Ним; прошу вас, пускай все обойдется без пролития крови и со всей возможной мягкостью».

К счастью для протестантов, Мазарини в ту пору испытывал нужду в Кромвеле, а посему казни были отменены и дело ограничилось некоторыми притеснениями.

Но зато притеснения с этого дня уже не прекращались и даже не прерывались; католическая партия, постоянно придерживаясь своей тактики завоеваний, повела нескончаемые гонения, которые вскоре еще усилились в результате нескольких последовавших один за другим указов Людовика XIV. Внуку Генриха IV совестно было одним махом отменить Нантский эдикт, но он кромсал его, отсекая статью за статьей.

С 1630 года, то есть через год после того, как был заключен мир с Роганом, пришедшийся еще на предыдущее царствование, в Шалон-сюр-Сон было принято решение, по которому протестантам этого города воспрещалось производить что-либо на продажу.

В 1643 году, спустя шесть месяцев после восшествия на трон Людовика XIV, парижские белошвейки приняли за правило, что дочери и жены протестантов недостойны заниматься их почетным ремеслом.

В 1654 году, то есть через год после своего совершеннолетия, Людовик XIV дает соизволение на взыскание с города Нима суммы в четыре тысячи франков на содержание католической и протестантской больниц, но вместо того, чтобы взыскать с приверженцев каждого вероучения деньги на нужды больницы, соответствующей его конфессии, король велит, чтобы налог собирали с обеих сторон поровну, так что протестанты, которых в городе вдвое больше, чем католиков, платят две шестых этого налога в пользу своих врагов. 9 августа того же года совет издает указ, по которому судьи в коммерческих судах должны быть исключительно католиками; 16 декабря появляется указ, воспрещающий протестантам направлять депутации к королю, и наконец, 20 декабря издан другой указ, предписывающий назначать попечителями больниц исключительно католиков.

В 1662 году протестантам приказывается хоронить умерших только на рассвете или после захода солнца; специальный пункт указа ограничивает число участников погребальной процессии.

В 1663 году Государственный совет издает указы, воспрещающие отправление реформатского культа в ста сорока двух коммунах Нимской, Юзесской и Мандской епархий; в тех же указах содержится требование разрушить храмы реформатов в этих епархиях.

В 1664 году этот указ распространяется на храмы городов Алансона и Монтобана и на маленький храм в Ниме. 17 июля того же года парламент Руана запрещает галантерейщикам нанимать на работу либо в учение свыше одного протестанта на пятнадцать католиков; двадцать четвертого числа того же месяца Государственный совет аннулирует все патенты, принадлежащие протестантам, и, наконец, в октябре постановляет, что число монетчиков, принадлежащих к протестантской вере, не должно превышать двух человек.

В 1665 году указ, относящийся к галантерейщикам, распространен и на золотых дел мастеров.

В 1666 году король издает распоряжение, упорядочивающее парламентские указы. В статье 31 провозглашается, что должности секретарей коммерческих судов и цехов часовщиков, швейцаров, а также другие муниципальные должности могут исправлять исключительно католики.

Статья 33 гласит, что, если мимо храмов так называемых реформатов следует процессия со святыми дарами, реформаты должны прервать свои псалмы и молчать, пока вышеуказанная процессия не скроется из виду.

И наконец, статья 34 гласит, что коль скоро станет известно о болезни кого-либо из реформатов, то перед их домами и прочими принадлежащими им местами по постановлению городских властей следует натягивать полотнища и драпировки.

В 1669 году разогнаны палаты, созванные по эдикту при парламентских судах Руана и Парижа, и упразднены должности писцов и рассыльных канцелярий; далее, в августе того же года, когда становится очевидной эмиграция протестантов, появляется новый эдикт; вот выдержка из него:

«Ввиду того что многие наши подданные удалились в чужие страны и занимаются там ремеслами, в коих искусны, даже строят корабли, нанимаются в корабельные команды, обосновываются и живут в чужих краях, не намереваясь возвращаться, вступают там в брачные союзы и приобретают себе там достояние всяческого рода, запрещаем отныне кому бы то ни было из исповедующих так называемую реформатскую веру покидать пределы государства без нашего соизволения под угрозой заключения под стражу и конфискации имущества, и повелеваем тем, кто уже покинул Францию, возвратиться в ее пределы».